Рейчел вздыхает.

— Да, она всегда делает то, о чём мы её просим. Я просто волнуюсь, вот и всё. Я, конечно, понимаю, что ты старшеклассница и тебе нужно учиться, но я не хочу, чтобы ты загоняла себя, и у тебя появились морщины, — боже, избавь меня от этого. — Ну, как бы там ни было, ешь, мы выезжаем через двадцать минут. Да, Сара?

Я ем то, что лежит передо мной на тарелке, хотя не любитель завтракать по утрам, но зная о том, что приём пищи тут под строгим контролем, я бросаю себе в рот ещё несколько кусочков, которые мне положила Рейчел. Остальная часть завтрака, как ни странно, проходит обычно. Пятнадцать минут спустя мы загружаемся в Acura MDX цвета серого песчаника и выезжаем из двухместного гаража. Тим садится за руль, в то время как Рейчел устраивается на пассажирское сиденье рядом с ним, а мы с Сарой садимся на заднее. Она по-прежнему поглощена своей книгой, чтобы поговорить о чём-нибудь со мной. Но я не против, потому что не в настроении болтать. К церкви мы едем в тишине, если не считать современную христианскую музыку, доносящуюся из колонок автомобиля. Мы живём на границе второго по величине города в штате Массачусетс, но здесь в песчаном Трентоне нет никакого причудливого шарма Новой Англии. Он больше известен своим уровнем преступности, чем какой-то исторической достопримечательностью. Наш дом находится в миле от места, где частенько случаются преступления. Но потом я узнала, что самые ужасные преступления могут совершаться в самых выдающихся городах и в самых красивых домах. Главное то, насколько хорошо те, кто совершают эти преступления, скрывают их и кокой властью и влиянием они обладают. Тим работает в отделении Трентонской полиции, и его положение сержанта даёт ему много полномочий. Не слишком много людей оспаривают его действия. Мы приезжаем в церковь за десять минут до начала, и Тим пропускает нас вперёд, чтобы занять места, а затем начинает разговор с прихожанами церкви, пока Рейчел как послушная жена стоит рядом с ним.

— Это Эмили и Салли, — говорит Сара, наклоняясь ко мне и вытягивая голову над блуждающей толпой, чтобы получше разглядеть двоих девушек. — Как думаешь, папа будут возражать, если я пересяду к ним? — она поворачивается ко мне спиной, когда мы находим себе места во втором ряду прямо в центре перед алтарём и садимся на красные стулья. Мне не трудно догадаться каков будет ответ, потому что Тим всегда относился к Саре мягче, был более добрей и терпимей. Так с чего бы ему запрещать? Она его кровь и плоть. Между мной и Сарой нет никакого родства, поэтому я не слишком приятный фактор. Связь Тима с маленькими девочками, не касается его дочери. Слава богу.

Я колеблюсь с ответом.

— Думаю, он не будет против …

— Отлично, просто скажи ему, куда я ушла, — она убегает до того, как я могу её остановить.

В тот момент, когда я занимаю своё место, Рейчел и Тим начинают двигаться в моём направлении, прокладывая себе путь вниз. Рейчел занимает место рядом со мной, поэтому я избавлена от присутствия Тима по соседству. Её блуждающий взгляд подсказывает, что она ищет Сару.

— Она решила сесть со своими друзьями, — шепчу я, поворачивая голову в ту сторону, где сидят девочки. Она кивает, а затем поворачивается к Тиму, чтобы передать услышанное. После этого мы больше не разговариваем, потому что группа людей выходит на амвон (прим. перевод.: место (зачастую на некотором возвышении) непосредственно у алтаря или в алтарной части храма с подставкой для книг), чтобы начать пятнадцатиминутную проповедь. Вскоре после этого выходит пастор, и я настраиваюсь на его богослужение. Проходит час службы, и мы переходим в служебную комнату, где нас делят на три воскресных класса. Каждый человек имеет право принять в этом участие, даже дети младшего возраста, которые ещё совсем маленькие. Остальных же из нас разбивают по возрасту и полу. Мужчины остаются в служебной комнате встреч для старших, а более младшее поколение возрастом от тринадцати до семнадцати, переходит в одну из классных комнат на первом этаже для проповеди дьякона. Женская численность в церкви превосходит мужскую в два раза, поэтому нам выделили весь второй этаж классных комнат для наших встреч. Женскую группу от восемнадцати и старше ведёт Рейчел — мне придётся ходить туда несколько месяцев, но я благодарна, что не должна присутствовать там сегодня. Мой класс из молодых девушек, в котором я состою, слишком набожен. И я нарочно стараюсь держаться позади. Увидев, как Рейчел заворачивает за угол, я ныряю в первую попавшуюся комнату справа от лестницы. Я иду вниз по коридору укрытым ковром, вместо того, чтобы следовать за остальными девочками моего возраста в последнюю комнату слева. Всё моё тело напряжено, но я продолжаю двигаться вперёд, молча надеясь, что меня никто не остановит.

— Эйли, дорогая, куда это ты собралась?

Из-за резкой остановки сердце в груди замирает. Закрыв глаза, я молча ругаюсь и крепче сжимаю ручки на своей сумке, в надежде, что они смогут удержать меня на месте, хотя всё что я хочу сделать, это проигнорировать вопрос и продолжить свой путь. Но воспитание заставляет меня обернуться. Джанет Лисон — самая большая сплетница церкви, которая распускает слухи о каждом, включая и себя саму. А ирония знаете в чём, в том, что её собственная семейная жизнь рушится прямо на глазах. Её муж абсолютный бабник, её сын трансвестит ушёл из дома, когда ему было пятнадцать, потому что она не смогла вытерпеть этого и выгнала его, и я даже однажды подслушала, как Рейчел рассказывала Тиму, будто люди подозревают, что она запускает руку в церковную десятину и пожертвования. Каждый, кто состоит в церковной общине, умеет хорошо притворяться, они улыбаются и смеются вместе с ней, в то время как на самом деле тайно ненавидят её внутренний мир. Со всем, что происходит, она должна хотя бы немного, но испытывать угрызения совести, вместо того чтобы совать свой нос в чужие жизни. Но как видим, результат на лицо.

— Мне нужно в дамскую комнатку, Сестра Лисон.

Она улыбается и кивает:

— Оу, хорошо, милая. Я тут торопилась, но встретила тебя и решила спросить, в чём дело, не хочу пропускать проповедь.

— Ой, конечно же, идите, не стану задерживать. Я только на минутку забегу в уборную и вернусь, — это чистой воды ложь. У меня нет никакого желания возвращаться обратно, пока не закончится богослужение. Уверена, Джанет расскажет Рейчел обо всём этом, но я рассчитываю на то, что Рейчел не станет воспринимать её слова всерьёз. Она никогда не воспринимает её всерьёз. — Увидимся позже, Сестра Лисон.

— Пока, дорогая.

Я уже начинаю идти, когда слышу её прощание. Выйдя через задний вход, меня встречает солнечный свет. Утренние солнечные лучи солнца светят на меня сверху вниз. Листья вокруг меня шелестят под порывами прохладного ветерка, который касается моей кожи и взъерошивает выбившиеся из двух заплетённых косичек пряди волос. Я заправляю их за уши, следуя по дорожке за церковью, которая ведёт к лесу. Кроны деревьев образуют вверху барьер, образуя защиту, и только лучи солнышка пробиваются сквозь пущу этих листьев, придавая лесу мрачноватый, волшебный вид, и создавая эффект удивительного душа. Вода является отличным предметом для эскиза. Но меня больше интересует кладбище за лесом. Я обнаружила его несколько месяцев назад, во время летних каникул, когда впервые начала пропускать проповедь, вместо этого исследуя лес. Я полюбила его в ту самую минуту, как только увидела, потому что оно не было похоже на то, что я обычно рисовала. На этом старом кладбище нет ничего необычного или живописного, оно заброшено уже как несколько лет, — я предположила это, потому что не было никаких новых могил. Здесь бы не помешало всё привести в порядок, но если это сделать, то вся привлекательность просто исчезнет. Не буду темнить, но здесь всё выглядит не очень красиво, с годами надгробия разрушились, а некоторые из них треснуты и покрыты плесенью и мхом. Немного глупо думать так о месте, которое заброшено, но это кладбище вызывает особые чувства. Вороны, его единственные обитатели, и они сделали его своим домом. Некоторые из них сидят на надгробиях, пока другие, как плохое предзнаменование, поклевывают и роются в земле в поисках пищи. Не знаю, почему я так очарована всем этим, но такие частые посещения всегда заставляют мои руки зудеть от нетерпения взять в руки карандаш и рисовать в альбоме.