Места, где можно присесть, ограничены, но я не очень придирчива, поэтому сажусь под деревом, и в таком положении мне открывается прекрасный вид на кладбище. Достав альбом и кусочки угля для рисования из сумки, я кладу их возле дерева и принимаюсь пролистывать страницы, на которых изображены различные наброски, пока не дохожу до той страницы, которую ищу. Я хватаю кусочек угольный карандаш из коробочки и начинаю рисовать с того места, где остановилась в прошлое воскресенье. Мои пальцы нежно и легко порхают по странице, и я иногда отрываюсь от рисунка, чтобы убедиться, что уловила каждый нюанс — всё, что делает кладбище таким особенным. Коричневые сломанные ветви деревьев покрыты мхом и выглядят устрашающе над могилами, словно искорёженные пальцы мрачных хранителей; приносящий смерть ворон кричит в приглушённой тишине, и деревья, которые стоят, словно призраки, отбрасывают длинные тени на кладбище. Серое небо выглядит гораздо зловеще, чем в настоящее время, делая надгробия потемневшими, что делает рисунок больше похожим на чёрно-белую фотографию, а не на рисунок карандашом. Я забываю обо всём, и мир расплывается по краям моего периферийного зрения, будто я теряюсь в этом тёмном, почти мрачном мире, который создала.
Но потом иллюзия разбивается, осколки вдохновения, словно драгоценные осколки, падают вокруг меня, вырывая из своих собственных мыслей. Внезапное учащённое биение моего сердца, звучит как паническое бегство стада гну в моей груди. Я поворачиваю голову направо в ту сторону, откуда доносится шум, и наблюдаю, как разбиваются пивные бутылки в нескольких футах от места, где я сижу. Я дико пытаюсь отыскать глазами виновников торжества и не удивляюсь, когда вижу небольшую группу, состоящую из трёх человек, которые идут вдоль кладбища. Девчонка и два парня. Девушка медленно шагает задом, в то время как два парня разговаривают. У неё волосы тёмно-зелёного цвета, которые трудно не заметить; они скользят по её плечам словно волны. На ней надеты тёмные узкие джинсы и белая кофточка, которая открывает вид на её загорелую кожу. На её ногах обуты простые чёрные кеды.
Двое ребят держатся позади и направляются в мою сторону, их внешность намного легче разглядеть и мгновенное опознание накрывает меня, потому что я их знаю. Бриа Дэниелс, девушка с тёмно-зелёными волосами всегда крутится рядышком с Ноем и Мэддоксом Мур. Братья-близнецы, которые совершенно не похожи друг на друга. Они как день и ночь. Противоположные стороны одной медали. Ной всегда напоминает мне одну картину, которую я увидела однажды на художественной выставке в центре города, на ней был изображён светловолосый Люцифер до падения. Ослепительно красивый и такой мужественный. У него завидно высокие скулы и прямой острый нос, который делает его улыбку очень милой. Густые тёмные волосы обрамляют его лицо, скользя по угловатому подбородку. Он высокий. Они оба достаточно высоки, но Ной, на самом деле, имеет небольшое преимущество над своим братом, но ненамного. Если бы мне пришлось угадывать их рост, то я бы сказала, что он где-то между 6’2 и 6’3 (прим. перевод.: 187,96 — 190,5 см) футами. Ной был в команде бегунов, но через год присоединился к лёгкой атлетике и стал бегуном на коротких дистанциях. Я видела его тело только издалека, изучала его, как художник изучает предмет, и поэтому знаю, что скрывается под тёмно-синими джинсами и бордовым свитером, в которые он одет — тело бегуна. Большие мышцы, длинные ноги и руки, созданные для скорости и выносливости. Я также знаю его с занятий по рисованию, которые проводятся каждый понедельник, вторник и пятницу пятым уроком в классе мистера Кауфмана.
Я наблюдаю за тем, как Ной наклоняет голову к брату и что-то ему говорит. Они слишком далеко от меня и я не могу услышать их разговора, но его озорной смех пронзает мёртвую тишину кладбища. Его близнец, кажется, не разделяет такой юмор, поэтому остаётся в том же положении, и Ной пожимает плечами, переводя взгляд на Бриа. Но в отличие от Ноя, Мэддокс не настолько понятен мне. Ной красив. Мэддокс … Мэддокс что-то совсем другое.
Он покрыт татуировками. Это первое на что вы обратите внимание в Мэддоксе Муре. Под белой футболкой он носит чистое произведение искусства из татуировок, каждая из которых рассказывает и несёт в себе собственную частичку истории. Охватывая обе руки, они тянутся вниз до самых кистей. У основания его горла виднеется геометрическая звезда. Это пентаграмма внутри пентаграммы, в центре которых расположены красные глаза. Точки от этой большой пентаграммы тянутся по всей длине шеи и заканчиваются у основания ушных мочек, которые пронизаны туннелями размером в пять центов. Кроваво-красные глаза особо выделяются на фоне чёрных чернил, нанесенных на его бледную кожу. Я наблюдаю за ним на расстоянии. Изучаю его острым взглядом художника, который нуждается в музе. Он редко появляется в школе, но когда он всё же посещает её, то я всегда инстинктивно чувствую его местонахождение. Я наблюдала за ним из своего тёмного угла, но никогда никому не говорила вслух, что он стал моей навязчивой идеей. Я много раз делала наброски, изображая этот острый кончик носа и неулыбчивый рот. У меня есть отдельный альбом, в котором изображён он. Да-да, я знаю, как это звучит. Словно я, блин, какой-то сталкер. Но моя одержимость исходит от необходимости изобразить его на бумаге. У меня нет никакого разрешения на это. Никто не давал мне никакого права держать его образ в своей голове.
Его белая футболка с V-образным вырезом, позволяет увидеть татуировки на обеих руках, большинство из которых я помню наизусть. На левой руке изображено скелетообразное дерево с извилистыми ветвями, которые тянутся вниз от его предплечья и превращаются в стаю чёрных птиц, замыкающих круг на запястье. Со своего места я не могу разобрать изображения на правой руке, поскольку отсюда мне видна только расплывчатая картинка. Помимо белой футболки на нём надеты приталенные чёрные джинсы, а на ногах виднеются потрёпанные чёрные кеды.
В одной руке я замечаю полупустую бутылку пива, в то время как другую, обёрнутую вокруг ещё одной бутылки, он подносит к своему рту. Он поглощает её так, будто пьет простую воду.
У меня нет времени, чтобы что-нибудь предпринять, когда он берёт и швыряет ту бутылку, из которой только что пил в мою сторону. Я вскакиваю и пищу, когда она разбивается в нескольких метрах от того места, где я только что сидела. Небольшой страх от увиденного заставляет моё сердце стучать быстрее, но это ничто по сравнению с тем моментом, когда я открываю глаза и обнаруживаю, что он смотрит на меня. Я и не думала, что они подойдут настолько близко.
Чувствую, как кровь начинает приливать к моим ушам, а сердце начинает стучать в груди ещё сильнее, словно колибри ищущая выход из клетки. Пот начинает проступать на моей коже, и кажется, будто время остановилось. Он смотрит на меня, а я смотрю в ответ на него. Я не могу выдержать остроту его взгляда на себе, но в тоже время и не могу отвести от него глаз. В его взгляде есть что-то такое, что говорит о нём самом. Он не похож на своего брата. Вы не найдёте в его чертах лица такой же мягкости и доброты. Зато вы можете увидеть алчность, грубость и озлобленность, отражающиеся в его взгляде. Приложив усилие, мне удаётся отвести от него взгляд, и, сделав это, я смотрю на что угодно, только не на его лицо.
— Господи, Макс, ты её чуть не задел, — журит того Ной, приближаясь ко мне. В то время как двое других остаются позади, Ной останавливается передо мной, и мне приходится поднять голову, чтобы посмотреть на него. — Ты как, в порядке? — мне тут же становится некомфортно. Я понимаю, что он не представляет угрозы, но не могу оправиться от его ошеломляющего роста, особенно когда он стоит так близко. Я кратко ему киваю, закрываю свой альбом и пытаюсь его быстренько спрятать в холщёвую сумочку вместе со своим пеналом. Делаю несколько шагов назад, и хотя мой рост 5’5 (прим. перевод.: 165,1 см) дюйма, и я всё же относительно маленькая по сравнению с ним, но, по крайней мере, теперь я не испытываю дискомфорта.
