-Это не русские. Поверьте.

-Как скажете. Но и это не всё. У него сломаны несколько Рёбер. Здесь, здесь и здесь. Нам придётся извлечь их, чтобы они не повредили органы.

-Но их же обычно не удаляют.

-Не этот случай. Про задние лапы, пожалуй, говорить не будем, всё равно придётся ампутировать. А вот с глазом всё сложнее. Мы не знаем, функционален ли он. Время покажет, что с ним делать, а сейчас наверняка сказать ничего нельзя. Но гораздо больше меня беспокоят лёгкие.

-А с лёгкими-то что? Туберкулёз?

-Да если бы туберкулёз. Мы обнаружили в его лёгких различные метастазы. Вот, их видно тут, посмотрите. Мы думали, что это неполадки оборудования, но на другом устройстве получился абсолютно такой же снимок.

-А что это за метастазы? Они опасны?

-Да. Даже очень. Скажу иначе: у него рак, причём неоперабельная форма. Если матастазы продолжатся, ему не жить, это точно. Его организм вообще, извините за выражение, на соплях держится. Ах, да. Ещё анализ крови выявил некие элементы в его крови.

-Что ещё за элементы? Это тоже опасно?

-Я не знаю, это у нашего химика брать, который брал анализы. Я не химик. Но точно известно, что скорее всего он сидит на крэке или кокаине.

-Нет. Вы ошибаетесь. — Твёрдо сказал он. — Он не может быть наркоманом. Он…он не такой.

-Но всё указывает на это. Он живёт как раз около притона. В его районе очаг распространения этой заразы. — Затянулась пауза. — В общем, крепитесь, сэр. Главное помните, что если вы хотите, чтобы он поправился — не позволяйте ему нервничать. Это всё, что вы можете сделать. Но на вашем месте я бы так не надеялся. Скорее всего, он не выживет. Случай ну очень тяжёлый. Если он не скончается от травм, его добьют метастазы или ломки. Жестоко, но это правда.

После этого Ник зашёл ко мне.

-О, ты уже проснулся! — Радостно сказал он. Готов поспорить, в глазах его радости совсем не было, но я не мог повернуть голову, чтобы это проверить. — А мы тут с доктором разговаривали. Он сказал, что ты быстро поправляешься. Поваляешься немного, и тебя выпишут, и всё будет хорошо.

Ник подошёл ко мне и аккуратно взял за правую, здоровую лапу.

-Синклер. Тут такое дело… пришли результаты анализов. И в твоей крови кое-что нашли. Скажи, ты ничего такого не употреблял?

-Прости меня. — Прошептал я. Язык еле ворочался во рту. — Я не хотел, правда! — начал оправдываться я. — Я не знал, что всё будет так, не знал…

-Тише, тише, тссс. — начал успокаивать меня Ник. — Ничего страшного. Мы выведем из тебя эту дрянь. Придётся немного потерпеть. Правда, милый. Всё хорошо будет. — Он погладил меня по головке своей гигантской лапищей. — Ты выкарабкаешься. Ты же сильный волк! — Сказал он ободряюще. Кажется, он сам верил в это. Чего не скажешь обо мне.

-Я не волк. — Решил наконец поправить его я. — Я обычный пёс.

-В твоей карточке в видовой классификации написано, что ты гривистый волк. А это значит, что ты тоже волк.

Чёрт! Как же я мог забыть! Пёс, ага…

Я, конечно, не обладаю такой уж блестящей памятью, но забыть, кем ты являешься…это уже как-то…как-то не айс. Ну, как не айс. Это пиздец как не айс. Это стыд и позор для любого уважающего себя фурря. И для не уважающего себя тоже. Это равносильно тому, если бы я забыл своё имя.

Одним словом: мда.

-А когда ты последний раз кушал? — Спросил он.

-Не помню. — Ответил я.

-А ты голоден? Давай я тебя покормлю. Тебе надо набираться сил.

-Было бы неплохо. — Улыбнулся я, но тут же вспомнил, что у меня больше нет передних зубов, а значит, моя улыбка выглядит очень уродливо и жутко, поэтому я тут же спрятал улыбку.

Ник быстренько принёс из больничной столовой какую-то безвкусную кашу и, но я не привык жаловаться на еду, поэтому я дал ему накормить меня с ложечки. Когда я доел, он встал так, чтобы я мог видеть его морду. Он улыбался, а в глазах читалась та же радость и гордость, что и тогда, когда он кормил меня в школе. Уж это-то я запомнил хорошо.

-Умница! У тебя хороший аппетит, значит, точно на поправку идёшь! Как я и говорил. Ник хуйни не скажет!

Я, было, тоже приободрился, но вспомнил, что сказали врачи. Скорее всего, я умру, а если не умру — то на всю жизнь останусь парализованным, да к тому же без одной лапы. Зачем мне такая жизнь? Зачем я буду нужен такой Нику? Да и себе тоже?

Но я всё же заставил выдавить из себя лёгкую улыбку, чтобы не было видно беззубой пасти, дабы не расстраивать Ника своим пессимизмом. Да это даже не пессимизмом, а реализм, но это во мне говорит пессимизм.

Блин. Сам не понял, что сказал, но неважно.

В общем, этот день прошёл не плохо. В общем, первый день прошёл нормально, на дальше начался полный ад и треш. Уже на второй день я проснулся с ужасной ломкой. Меня всего трясло, шла пена изо рта, мучала ужасная боль. Я пытался встать, но, к счастью, Ник ночевал в моей палате, поэтому он держал меня. Но я брыкался и вырывался, как мог. Мне было так плохо, что я кричал. Я кричал столь пронзительно, что на мой крик сбежался весь персонал, так что через пару минут я уже лежал, прикованный наручниками к койке. Я пытался вырваться, но тщетно, поэтому заорал ещё пуще, сквозь слёзы и всхлипы. Мне казалось, что под моей кожей ползают жуки, и тому подобная хрень. Мне казалось, что если я сейчас не приму крэка — то умру. И попаду в ад. Хотя я уже в аду по ощущениям.

Я не умолкал до тех пор, пока у меня совсем не осталось сил. Я просто валялся в кровати, скованный по лапам, и что-то невнятно стонал. Ник же пытался меня как-то успокоить, гладя меня по головке и то и дело говоря.

-Успокойся, всё хорошо. Потерпи немножко, скоро пройдёт. Всё устаканится.

Но я не слушал его. Мне было очень, очень плохо. Мне требовался крэк.

И так продолжалось все дни. Я не мог ни кушать, ни нормально спать. Если я пытался проглотить хоть кусочек пищи, то через пару секунд выблёвывал всё обратно, заблёвывая себя и захлёбываясь в рвотных массах. Спать я тоже не мог. Я лишь погружался в бред. Мне мерещились всякие ужасы, или просто бред, будто у меня жар, только в тысячи раз сильнее.

Ник не отходил от меня ни на шаг в надежде на то, что мне полегчает или его присутствие как-то облегчит мои страдания. Но я почти не обращал на него внимания. Слишком уж мне было больно, слишком уж я погряз в своих галлюцинациях. Хотя, должен признать, он старался. Он правда старался, так как почти не спал, а лишь стоял около моей кровати. Я не знаю, сколько дней это продолжалось. Может месяц, может десять дней, может двадцать, может день…но мне это казалось вечностью. Во время приступов время тянулось так долго, что я не мог понять, как долго это длилось. По ощущениям — ужасно, ужасно долго. Невозможно долго.

Конец.

В один (не)прекрасный день ломки вдруг прекратились. Я просто проснулся, и…и всё. Но было слишком поздно. Силы окончательно покинули меня. Как и Ник. Как и все.

Ника не было в палате. Наверное, я ему уже надоел со своими ломками, и он тихонько свалил ночью.

Но нет. Не успел я осознать это, как он вошёл. Я рефлекторно повернул голову. Теперь это было не больно. У меня теперь вообще ничего не болело. Боль ушла.

В руках у него был…мой дневник. Он читал его.

Но, завидев, что я не сплю, он тут же закрыл его и запихал в карман джинс.

-Синклер? С тобой всё в порядке? — Спросил он удивлённо.

Я хотел было открыть пасть, но сил не было даже на это. За эти дни я ослаб так, что не мог даже нормально говорить. Но я всё же попытался.

-Сколько дней прошло? — Промямлил я еле слышным шёпотом.

-Что? — Спросил Ник, нагнувшись ко мне.

-Сколько…дней… — Повторил я.

-С тобой это продолжалось…двенадцать дней. Это было ужасно, но ты справился. Мы справились! И мы будем бороться дальше. Мы не сдадимся.

Всё, что он говорил, слышалось как-то приглушённо.

Он помолчал, и через некоторое время продолжил.

-Я знаю, что не должен был читать твой дневник, но…э-это правда? В смысле, ты меня…любил всё это время?