Мда. Хотелось бы мне во всём разобраться, но это не представляется возможным. Разве что выпытать у Ника…но мы ведь не настолько близки.

Да что за ахинею я несу! Да я знаю о нём больше, чем он сам!

Я знаю его любимый цвет, его любимую еду, книги, фильмы (вы не поверите, но он обожает плакать над мелодрамами, но я вам этого не говорил), знаю его страхи, результаты всех его соревнований по плаванью, его чувствительные места…

Ну, как-никак, мы ведь восемь лет знакомы. Во сне. Но, как я успел заметить, Ник из сна мало чем отличается от себя в нашем мире. Разговоры одни и те же, практически.

Я пришёл в домой и вошёл через подъезд, а не окно. Не хотел я лезть по этой грёбаной лестнице. Он же шатается! Надеюсь, Алекс уже отошёл от похмелья, или ушёл бухать со своими бомжами.

Войдя в дом, я с порога увидел Алекса, сидящего на своём диванчике. Но около него, спиной ко мне, на стульчике сидел какой-то конь в чёрном пальто. У него совсем не было гривы. Та часть головы, которую я видел, была под цвет пальто. Так-же мне запомнилось то, что половины одного уха у него не было.

Как только я захлопнул дверь, этот конь вскочил и повернулся ко мне. Одна половина его морды была чёрной, а другая, от виска до шеи — белой. Ах, да. Этот странный конь имел бороду. Она была белой-белой. Ну, наверное, она была немного другого цвета, но давайте считать, что белой? Ну не вижу я цветов, кроме серого, что уж тут поделать?

Было заметно, что за бородой поняшка ухаживал, ибо была она заплетена в косичку, и на неё были насажены кольца.

Я сначала не понял, что это за тип и принял его за очередного Алексового собутыльника. Но, приглядевшись, я заметил, что под распахнутым пальто, на рубашке, висел полицейский жетон. Я хорошо запомнил, как выглядят эти жетоны. Не выветрились ещё из памяти эти воспоминания…

Я, замёрзший и голодный, сижу на этом самом стульчике. Я жил на улице, пока меня не нашли копы. Они быстренько привели меня домой, несмотря на мои слёзные просьбы не вести меня туда. Я рассказал им всё: про избиения, про унижения, про всё. Но они и слушать не хотели. Дома же мне пришлось выслушивать целый спектакль от Алекса. Он начал нести ахинею, как вкалывает в три горба, лишь бы мне было что покушать, как он любит меня, как волновался и не спал все те дни, когда меня не было. Актёришко, блядь. Немудрено, он ведь раньше в рекламном агентстве работал. не актёром, но опыт у него есть. Потом мне пришлось выслушивать ту же лекцию от копов, будто я зажравшийся сынок, папа так любит меня, старается ради меня, а я не ценю его…

Это, безусловно, обидно. Но это ж, блядь, Денвер! Какие фурри, такие и копы.

Ну, и что я натворил на этот раз? Наш учитель раскусил, что не болел я никаким туберкулёзом и доложил в социальные службы?

Этот дерьмоед…ой, то есть полицейский (синонимы) вытащил из нагрудного кармана рубашки своё удостоверение и представился.

-Синклер Гудмун-д-с-д-оут-тир? — Проговорил он мою фамилию чуть ли не по буквам. — Меня зовут Феликс Проспер. Я из местного полицейского департамента. — Он пристально посмотрел мне в глаза. — Догадываешься, зачем я пришёл?

Я вздохнул.

Вот черти! Других проблем в городе нет, кроме прогуливающих школьников!

-Ну да ладно вам, ну пропустил я один день. Не было у меня никакого туберкулёза, это да. Но мне правда было плохо! Давайте закроем на это глаза, обещаю, этого больше не повторится! — Начал умолять я.

-Молодой фуррь, ты мне тут зубы-то не заговаривай! — Он не отрывал цепкого взгляда от моих глаз. — Ты точно ничего не хочешь сказать?

Я вдруг вспотел, но не от жары. Неужто Кит проболтался или спалился?! Блэть, Кит!

-Чёрт, Кит! — Выругался вслух я.

-Кит? Знаешь свидетеля?

-Свидетеля? — Не понял я.

-Ты мне тут дурака не валяй! Сейчас… — Но договорить наш поняшка-полицейский не успел (не, ну правда. Он был ростом с меня), так как ему позвонили. По комнате раскатилось пиликанье. Он выхватил телефон из второго нагрудного кармана. Удостоверение он так и держал в другой лапе.

-Да? Привезли? Хорошо, поднимайтесь, орёл залетел в гнездо. Орёл. В гнездо. Ну, то есть подозреваемый. Ничего ты не понимаешь в конспирации, не быть тебе шпионом! — Феликс сбросил трубку, и, распихав телефон с удостоверением по карманам, развернул стул спинкой к Алексу и сел на него, скрестив лапы на груди и продолжая сверлить меня взглядом. Его длинный хвост судорожно дёргался из стороны в сторону, вороша груды мусора.

Алекс же просто сидел на диванчике и, ничего не говоря, таращился на меня, не моргая и не двигаясь. Его морда не выражала никаких эмоций. Или я их просто не замечал. Я вам тут не доктор Лайтман, знаете ли.

Через пару минут в комнату вошла Барсиха. Она была ниже меня, но гораздо, гораздо шире. Когда она входила в дверь, я думал, что она не пролезет, но она пролезла, втянув живот. В отличии от коня, она носила фуражку. Правда, на ней не было никаких звёздочек или что-то вроде них.

Наверное, такой толстой она казалась из-за шубы, которая чуть ли не висела на ней. Но, когда она сняла эту шубу, я понял, что ошибся.

-Ох, Entschuldigung, задержалась в участке. Бюрократия отнимает столько времени, verrückt werden können! — Она говорила с каким-то странным акцентом, иногда вставляя какие-то непонятные слова. Наверное, она из Азии. Может, из Ирака, или Ирана, или ещё откуда-то? Но акцент, если я не путаю, восточный.

-Ты привезла их?

-Selbstverständlich! — Она оглянулась, явно с намерением куда-нибудь закинуть свою шубу, но, не найди такого места, просто закинула её на плечо. — Они за дверью. Пригласить их?

-Заводи.

-Komm rein! — Крикнула она, но никто не пришёл. Тогда она открыл дверь и махнула лапой, дескать, «идите сюда».

В комнату вошли трое.

Одним из вошедших был Кит, который был без маски. Его длиннющие усы опять смешно повисли.

Следом за ним какой-то лис катил инвалидную коляску, в которой сидел лисёнок. Он сразу же заметил меня. Его взгляд на секундочку задержался на мне и тут же забегал по всей комнате, а сам он весь сжался и вжался в свою коляску, словно пытался сделаться меньше или исчезнуть вовсе. Нельзя его в этом винить. Он ведь ещё совсем маленький, боится меня, после того, что я с ним сделал. Так меня даже Алекс не бил.

Но тут он схватился за лапу лиса, который катил коляску, и немножко успокоился. Сейчас он стоял сбоку от него.

Стоящий лис это вообще экспонат. Почему? Да потому, что он чёрный! Чёрный лис…с такими я сталкиваюсь впервые. Не, ну правда. Весь чёрный, словно ночь! Разве что подбородок и шея были белыми. Ростом фуррь примерно с Кита. И смотрел он на меня, пристально так смотрел.

Кит стоял в отдалении от них, словно его сюда случайно занесло. Ветерком задуло.

Наш пони медленным шагом подошёл к бедному ребёнку и присел на корточки так, чтоб их глаза были на одном уровне. Наверное, это такой психологический приём, типа «быть с ребёнком на одном уровне, тыры-пыры бла-бла-бла все дела», но лично меня ещё с щенячества раздражало, когда взрослые так делали. Я вам, блять, что? Аутист? Глухой? Или мне так необходимо смотреть на ваш ебласос, чтоб поговорить?! В общем, не понимаю я этого.

-Аластор, малыш, я, конечно, понимаю, что тебе неприятно говорить об этом, но мы всё же вынуждены спросить. Кхм… Это он сегодня утром сделал с тобой это?

-Сомнений нет, это он. — Сказала барсиха. — По ориентировкам больше никто не подходит, мы больше никого не нашли, а у всех, кого мы ещё нашли — было алиби. Зачем мучить бедное дитя? Ich verstehe es nicht!

-Я понимаю, но ты же знаешь устав? Мы не можем задерживать фуррей по одним лишь ориентировкам, пострадавший должен опознать его. Тем более свидетелей-то толком нет.

-Ну, если до конца следовать уставу — то мы должны проводить всё в участке, фиксировать все показания, доставить ещё тех, кто хоть как-то подходит по ориентировкам, пригласить психологов…

-Ох, бюрократия! — Сокрушился Фил. — Давай без неё обойдёмся.