Алекс, как обычно, валялся в полном отрубе. Видимо, вчера он таки полностью забил на моё „воспитание“ и опять пошёл бухать со своими „друзьями“.
На самом деле нет у него никаких друзей. Это самые обычные бомжи, которым нужен собутыльник. Но мой биологический отец всё же зовёт их друзьями и думает, что он им действительно нужен. Долбоёб одним словом. Очень алкозависимый, агрессивный и наивный долбоёб.
Я, вовсе не стараясь вести себя тише, прошёл к нему, шурша пакетиками и обёртками от всякого дерьма, которые валялись тут в несметных количествах.
Я выдернул бумажник из кармана его брюк и, взяв оттуда половину всего того, что там было, и бросил его ему на колени.
Было глубоко насрать на беспалевность. Лишь крэк сейчас имел значение.
Я рванул к выходной двери и долбанулся башкой об косяк. Перед глазами закружили звёздочки, которые я не стал считать, и всё же продолжил свой выход из дома, который длится уже пол главы.
Наконец, я выбежал на улицу. Кит, как обычно поджидал меня. Ещё никогда я не был столь рад при виде его. Обычно при его виде мне хочется въебать ему, да посильней (только надо бы драться ещё научиться для этого), но сейчас другие обстоятельства.
-Привет, Синклер. Выглядишь неважно. Всё хорошо?
Нет, блять! Я просто так трясусь так, будто у меня судороги всего. Урод. Будто не знает таких вещей, как ломка.
Я протянул ему все мои купюры, не считая их, и хотел потребовать свою дозу, но язык тоже не слушался, а когда я пытался что-то сказать, горло словно сжималось и прилипало к нёбу, поэтому я просто вцепился в него лапами и шевелил губами, пытаясь выговорить хоть один звук.
-Успокойся, успокойся, сейчас ты всё получишь! Дай только деньги посчитаю!
Но я не отцеплялся от него и продолжал пытаться что-то говорить. Мозги окончательно закоротило. С каждой секундой моя жажда к наркотику росла в геометрической прогрессии геометрической прогрессии, разрывая моё сознание.
Такое у меня впервые.
Нет, подобные ломки, при которых дико хотелось курнуть — были, но всё было не так плохо, как сейчас. Тогда я хоть говорить мог, и нормально ходить. Правда, рвало каждые минут пять…
Наверное, всё из-за того, что вчера я слишком много выкурил. В два, а то и в три раза больше обычного.
-Окей-окей, бери, только не надо так трясти! — он вынул из кармана свёрток и бросил ко мне под лапы. Я мигом схватил его и вытащил трубку с зажигалкой из кармана (одну трубку ношу в кармане, другая дома лежит в запасе) и начал курить. Прямо там, на улице.
И опять, я не стал делить плитку крэка на несколько отдельных частей, а начал курить всю плитку сразу, хоть её и хватило бы раз этак на пять.
Я слышал, как гиен вслух считает мои деньги.
-Так-так… Пятьдесят… Семьдесят… Девяносто…
Я затягивался как в последний раз, жадно вдыхая в себя эту мерзость. Я затягивался минут пять. За это время Кит успел уйти.
Какая-то частица моего сознания вопила: Что-то тут не так, ведь ещё вчера всё это дело стоило тридцать долларов, а сейчас я ему дал около девяноста, но больше порций он мне не дал.
Но, как я уже говорил, об этом подумала только какая-то частица сознания. Но остальной я мог думать только о кайфе.
Докурив, я просто сидел на снегу, опёршись о стену. Все звуки стихли. У меня было чувство, будто я не чувствую собственного тела, и что я наблюдаю за собой со стороны, и нет в этом мире ничего, кроме меня и серого неба, в которое я глядел. А в некоторые моменты мне казалось, что и меня нет, а есть только то самое небо. Или это не небо, а просто мгла, и я уже умер?
Я не знаю, сколько я так просидел. Просто в одно мгновение я вдруг весь встрепенулся, и мир вокруг меня будто ожил: я снова заслышал далекие звуки города, почувствовал, как дует неприятный зябкий ветер, запорашивая мою морду мокрым снегом. Наверное, прошло минут сорок. Или час. А может и два…
Как бы то ни было, было уже довольно светло. Не опаздываю ли я в школу? Мне нельзя опаздывать. Только за прошлую неделю я умудрился опоздать три раза из-за того, что лежал под кайфом чёрт знает где и сколько. Ещё пару раз я умудрился прийти без рюкзака. Если я и сегодня опоздаю, то моему отцу точно настучат, и тогда мне несдобровать. Не то, чтоб Алекса интересовало моё образование. Просто ему сгодится любой повод, чтобы причинить мне боль. Будь то опоздания, прогулы, не так посмотрел на него…всё сгодится. Но не о нём сейчас, а про школу. Нельзя мне опаздывать.
Хотя…стоп. Вчера днём Крис же сказал нашему учителю, что меня лечат от туберкулёза. Конечно, отмазка хуже некуда, но учителям похер. Они либо тупые, либо полные похуисты, либо всё сразу.
Я даже не знаю, кто наш учитель. Дело в том, что в нашей школе они меняются как перчатки, чуть ли не каждые полмесяца. Кто-то получает возможность свалить подальше из такой задницы мира, как Денвер. Кто-то просто не выдерживает вечных подстав от коллег или хамства со стороны учеников, кого-то отсеивает само руководство школы. Каких только учителей не было! И тихонь, и зануд, и весельчаков, и вечно орущих маразматиков. Но всех их объединяло одно: они всегда сдавались. Не выдерживали всего того, что там творилось.
Я побрёл обратно в дом. Со мной всё снова было хорошо. Тело меня слушалось, ничего не тряслось, можно было нормально говорить, хвост снова ощущался. Но лучше бы не ощущался. Без него гораздо легче, ибо не надо беспокоиться о том, что ты можешь наступить на него, и тебе будет больно.
Алекс всё ещё дрых, храпя во сне. Как можно столько спать? Или он уснул только под утро?
Часы на стене гласили, что уже почти полседьмого. Если поспешу, то успею вовремя, поэтому я схватил небольшой чёрный рюкзак и побежал в школу. Ну, в переносном смысле побежал. Просто пошёл быстрым шагом. Я же не умею бегать, как вы прекрасно помните. Стоит мне пробежать пару метров — как меня сразу же мучает одышка и кашель. Как же это отстойно. В случае чего ни пизды дать, ни убежать…»
Да он же правда меня наебал! Он должен мне ещё дозу!
Ну почему я такой тупой даун?
Как бы то ни было, на улице уже проявлялись первые признаки утра: луна стала совсем тусклой, небо посветлело. На моей шерсти образовался утренний иней.
Наверное, было уже утра четыре.
Я хотел было встать, дабы пойти домой, но вспомнил: Что я сделал с лисёнком?
О, Люцифер! Я поднял руку на ребёнка!
От осознания этой мысли мне стало плохо, будто меня ударили в живот. Эта мысль, словно рак, охватила моё сознание. Мне стало так плохо от этого, что меня вдруг вырвало.
Я встал на колени и выблевал свой вчерашний ужин…
Во что же я превратился? Чем я теперь лучше Криса? Или даже того самого Алекса? А может я даже хуже? Я ведь помню, что у него что-то хрустнуло, что его задняя лапа была повёрнута как-то неправильно, да и в колено я пнул довольно сильно… Алекс всегда бил больно и сильно, но ничего мне не ломал.
Я погружаюсь в пучину греха всё глубже и глубже. Достоин ли я теперь сострадания?
А вдруг он вообще мёртв?
Я продолжал сидеть на коленях и глядеть в лужу собственных нечистот и уже начал мёрзнуть, и тут вдруг пришёл Кит.
Я заметил его только тогда, когда его лапа в кожаной перчатке очутилась на моём плече.
-Как поживаешь, дружок? — Спросил он так, словно мы и впрямь друзья.
Я ничего не ответил и продолжил дальше смотреть на замерзающую лужицу. Не хотел я с ним разговаривать.
-Ну, так и будешь дуться?
Я снова даже не глянул в его сторону.
Но он не собирался просто так сдаваться. Я услышал, как он сел на колени около меня, и увидел его морду краем глаза. Он был без маски…
-А ты силён, приятель. Я вызвал скорую тому лису. Ты знаешь, что сломал ему лапу и выбил коленную чашечку? Когда его поднимали, он так кричал от боли и рыдал… боже, я думал он голос сорвёт.
-Где же тут сила? — Не удержался я от ответа и повернул голову к Киту. Он и впрямь снял маску, так что теперь было видно его морду полностью, аж до самой шеи. Шерсть на лбу была светло коричневого цвета с темными пятнышками, как и на шее. А вот щёки полностью чёрные. Его усы как-то странно повисли. Наверное, из-за того что они долго теснились под маской. — Я покалечил невинное дитя, понимаешь? — Спросил я, но всё же был рад, что лисёнок выжил
