Такое рассмотрение раскрывает парадоксальную природу символиз­ма евхаристии. С одной стороны, такая «пища» свидетельствует о возрож­дающейся связи с трансперсональной Самостью. С другой стороны, это prima materia (первоматерия), которая при соответствующих усилиях эго должна претерпеть трансформацию и гуманизацию. Апостол Павел очень хорошо осознавал эту двойственную природу евхаристии, когда писал: «Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест от хлеба сего и пьет из чаши сей. Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем» (1 Кор. 11:28, 29)..

Проблема распятия — это начало индивидуации: это тайный смысл христианского символизма, путь крови и страдании. (Юнг. Неопубликованное письмо, цитируемое Гепардом Адлером в своей книге -Aspects of Jung'3 Personality and Work», p. 12. Cf Ni!<os Kazartzakis, The Saviors of God. p. 93)

ПОТОМ ПРИХОДИТ С НИМИ ИИСУС НА МЕСТО, НАЗЫВАЕ­МОЕ ГЕФСИМАНИЯ, И ГОВОРИТ УЧЕНИКАМ: ПОСИДИТЕ ТУТ, ПОКА Я ПОЙДУ, ПОМОЛЮСЬ ТАМ. И ВЗЯВ С СОБОЮ ПЕТРА И ОБОИХ СЫНОВЕЙ ЗЕВЕДЕЕВЫХ. НАЧАЛ СКОРБЕТЬ И ТОСКО­ВАТЬ. ТОГДА ГОВОРИТ ИМ ИИСУС: ДУША МОЯ СКОРБИТ СМЕРТЕЛЬНО: ПОБУДЬТЕ ЗДЕСЬ И БОДРСТВУЙТЕ СО МНОЮ, И ОТОШЕД НЕМНОГО, ПАЛ НА ЛИЦЕ СВОЕ, МОЛИЛСЯ И ГОВОРИЛ:

ОТЧЕ МОЙ! ЕСЛИ ВОЗМОЖНО, ДА МИНУЕТ МЕНЯ ЧАША СИЯ;

ВПРОЧЕМ НЕ КАК Я ХОЧУ, НО КАК ТЫ. И ПРИХОДИТ К УЧЕНИ­КАМ, И НАХОДИТ ИХ СПЯЩИМИ, И ГОВОРИТ ПЕТРУ; ТАК ЛИ НЕ МОГЛИ ВЫ ОДИН ЧАС БОДРСТВОВАТЬ СО МНОЮ БОДРСТВУЙ­ТЕ И МОЛИТЕСЬ. ЧТОБЫ НЕ ВПАСТЬ В ИСКУШЕНИЕ: ДУХ БОДР, ПЛОТЬ ЖЕ НЕМОЩНА. ЕЩЕ. ОТОШЕД В ДРУГОЙ РАЗ. МОЛИЛСЯ, ГОВОРЯ: ОТЧЕ МОЙ! ЕСЛИ НЕ МОЖЕТ ЧАША СИЯ МИНОВАТЬ МЕНЯ. ЧТОБЫ МНЕ НЕ ПИТЬ ЕЕ, ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ, И ПРИШЕД НАХОДИТ ИХ ОПЯТЬ СПЯЩИМИ, ИБО У НИХ ГЛАЗА ОТЯЖЕЛЕЛИ. И ОСТАВИВ ИХ, ОТОШЕЛ ОПЯТЬ И ПОМОЛИЛСЯ В ТРЕТИЙ РАЗ, СКАЗАВ ТО ЖЕ СЛОВО.

(Матф. 26: 36-44)

ЯВИЛСЯ ЖЕ ЕМУ АНГЕЛ С НЕБЕС И УКРЕПЛЯЛ ЕГО. И НАХОДЯСЬ В БОРЕНИИ, ПРИЛЕЖНЕЕ МОЛИЛСЯ, ГОВОРЯ: ОТЧЕ! О, ЕСЛИ БЫ ТЫ БЛАГОВОЛИЛ ПРОНЕСТЬ ЧАШУ СИЮ МИМО МЕНЯ! ВПРОЧЕМ НЕ МОЯ ВОЛЯ. НО ТВОЯ ДА БУДЕТ.

(Лук. 22: 42.43)

В Гефсимании Христос пришел к полному осознанию, что он приго­ворен судьбой к распятию - Эта судьба символизируется в образе «чаши» (porerioii). В Ветхом Завете этот термин используется в двух главных смыс­лах: чаша таинства, из которой человек вытаскивает шанс, определяя часть своей судьбы, и чаша гнева Яхве, В псалме 15:5 говорится: «Господь есть часть наследия моего и чаши моей. Ты держишь жребий мой». А вот что провозглашает Исаия: «Воспряни, воспряни, восстань. Иерусалим, ты, кото­рый из руки Господа выпил чашу ярости Его, выпил до дна чашу опьянения, осушил» (Ис, 51:!7). Судьба Христа как раз и заключается в том, чтобы испить до дна чашу гнева Яхве. И ужасная правда состоит в том, что для его удовлетворения требуются пытки и мучительная смерть Его соб­ственного сына. С точки зрения психологии это означает, что задача эго в индивидуационном процессе заключается в ассимиляции аффектов первобытной психики.

На средневековой картине Христос часто изображается принимающим чашу причастия и хлебец из рук Бога, то есть он ест соб­ственную плоть и пьет собственную кровь. Таким образом, Гефсимания завершает символизм Тайной вечери³. Этот процесс соответствует древ­нему образу уробороса, змея, пожирающего свой хвост:

В древнем образе уробороса лежит мысль о самопожирании и вклю­чении себя в циклический процесс... Уроборос — это драматический сим­вол для интеграции и ассимиляции противоположности, то есть тени. Этот процесс «обратной связи» одновременно является символом бес­смертия... Он символизирует Единое, возникающее в результате столк­новения противоположностей.

Желание Христа испить чашу ненависти Яхве фактически несло в себе намерение «аккумулировать» зло Яхве, чтобы трансформировать Его в любящего Бога. Каждый, кто ассимилирует часть коллективной или архетипической тени, вносит свой вклад в трансформацию Бога⁵. Вот что на этот счет пишет Эрих Нойманн:

В той степени, в которой он живет в реальности всю свою уникаль­ную жизнь, каждый человек является... алхимической ретортой, в кото­рой все присутствующие в совокупности элементы расплавляются и ре­организуются, формируя новую синтетическую структуру, которая затем предъявляется человеческому сообществу. Однако предварительная кон­центрация зла, существующая как часть процесса ассимиляции его тени, делает его в то же время агентом, создающим коллективную иммунную систему. Тень каждого отдельного человека безусловно связана с кол­лективной тенью группы, к которой он относится, а поскольку он ак­кумулирует свое собственное зло, вне всякого сомнения одновременно аккумулируется часть коллективного зла.

Гефсиманское переживание омрачается тем, что спутники Христа за­сыпают. Три из четырех персонажей спят на протяжении всего события, несмотря на то что Христос умоляет их бодрствовать и наблюдать за про­исходящим (gregoreo - быть бдительными и настороже). Тот же термин используется в апокалиптической речи Христа в Откровении Иоанна Бо­гослова (16:15): «Се, иду как тать: блажен бодрствующий. Акцент на бодрствовании указывает на важность сознательного аспекта

Христос проходит через агонию (agonio), которая не является просто аго­нией в упрощенном понимании этого слова, но также agone — соперниче­ством и конфликтом между телом и духом.

Оказывается, нам говорится, что для того чтобы пережить конфликт между противоположностями, нужно либо спать, либо молиться. Психо­логическим эквивалентом молитвы является активное воображение, ког­да человек занят тем, чтобы оживить в своем видении психический образ, который лежит вне пределов конфликта или аффектов (См. Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления. С. 177: «В той мере, в которой мне удавалось перевести эмоции в образы, то есть найти в эмоциях какие-то скрытые обра­зы. Я достигал покоя и равновесия. Если бы я потерял эти образы в своих собственных эмоциях, они бы разорвали меня на мелкие части... В результате моего эксперимента я понял, как полезно, с точки зрения терапевта, находить определенные образы, которые скрыты за теми или иными эмоциями".)

Появляющийся образ часто приводит к трансформации или восстановлению, объединяю­щему конфликтующие противоположности.

Источник внутренней силы, констеллированный молитвой или воз­действием активного воображения, в Евангелии от Луки олицетворяется служением ангела (рис. 15). Эта ситуация нашла свое отражение в поэзии Гельдерлина:

Где есть опасность, Там сила избавления растет.

Или же, как замечает Юнг:

Высшее и наиболее впечатляющее переживание... приходит к че­ловеку вместе с его Самостью или с чем-то еще, что человек предпочи­тает называть объективностью психики. Пациент должен быть в оди­ночестве, чтобы узнать, что же именно его поддерживает тогда, когда он больше не в состоянии поддерживать себя. Только такое пережива­ние может создать ему нерушимую базу''.

Интересное наблюдение делает Ориген в отношении конфликта меж­ду плотью и духом, который проявляется в Гефсимании:

В тех местах из Евангелия, которые касаются души Спасителя, мож­но заметить, что некоторые люди обращаются к ним, упоминая о душе, тогда как другие упоминают о духе. Когда в Писании существует неко­торая надежда определить любое страдание или несчастье, которому он подвергался, это происходит с употреблением слова «душа», например, когда он говорит: «Се душа Моя тоскует», и «Душа Моя скорбит, пред­вкушая смерть», и «Никто не отнимет Мою душу, она сама отойдет от Меня». С другой стороны, он предает «в руки Отца своего» не свою душу, а свой дух; и когда он говорит о «слабости плоти», он говорит не «душа» «желает», а «дух», из которого это желание появляется, как будто бы душа представляет собой нечто наподобие посредника между слабой плотью и духом, полным устремлений.