— Рад слышать это от Вас, доктор. Очень рад. Но «настолько, насколько они осознают это» — что это означает? Стирание памяти? Конечно, есть вещи, которые разум загоняет глубоко в подсознание, это известно. Но трудно поверить, чтобы таким образом… Кроме того, их же три! Может быть, что-то связанное с гипнозом, как Вы думаете? Кто-то с помощью гипноза воздействует на память своих жертв и стирает из нее информацию о событии? Возможно ли такое?

Прежде чем ответить, доктор Уиллерс почти минуту смотрел на огонь, попыхивая трубкой. Потом он повернул голову и с серьезным видом взглянул на растерянное лицо преподобного Хьюберта.

— Ну что ж, скажу вам всю правду, викарий. Все равно придется, раньше или позже. Мне известно, что вы близко знаете многих из своей паствы; вероятно, я знаю своих пациентов не столь хорошо, но в силу своей профессии мне приходится слышать о том, чего, возможно, не слышите вы. Так вот, дело касается не только этих трех молодых женщин — в подобной ситуации, если в ближайшее время ничего не предпринять, окажется большая часть поселка, и это сильно ударит всем по нервам, если не хуже.

Викарий удивленно посмотрел на него.

— Большая часть? — слабым голосом переспросил он. — Насколько большая?

Доктор не ответил и продолжал:

— Вы говорили о трех молодых женщинах, которые испугались, хотя они достаточно умны. Но я могу сказать, что есть много и других, столь же напуганных, но менее умных. Некоторые из них оказались в гораздо худшей ситуации, чем те три. Вы слышали о молодой миссис Дорри?

— Я знаю, что с ней не все в порядке. Моя жена говорила… Она?..

Доктор с серьезным видом сказал:

— Я вынужден нарушить профессиональную тайну — думаю это оправдано, чтобы вы поняли, перед лицом чего мы оказались. Около недели назад молодой Том Дорри приехал домой в отпуск с флота. Последний раз он был дома восемнадцать месяцев назад, и что же он видит? Он видит, что жена его страшно расстроена, и наконец вытягивает из нее, что она ждет ребенка. Что ж, он не Харриман; он не бьет ее. Вместо этого он молча собирает свои вещи и уходит. Он отправляется к матери и рассказывает ей, почему он пришел. К его удивлению, мать принимается защищать его жену и просит его вернуться. Он говорит, что проклянет себя, если сделает это. Некоторое время они спорят, наконец она прибегает к последнему доводу — догадайтесь-ка, что это, — да, она тоже беременна. И она понятия не имеет, как это могло случиться. Много лет она была почтенной вдовой, и вот… А если это могло произойти с ней, то может и с другими. Итак, молодой Том совершенно сбит с толку. Он выходит из дома матери и час или два с ошеломленным видом бродит вокруг. Наконец немного успокаивается и, все еще озадаченный, решает вернуться домой. Там он находит свою жену лежащей на полу, а возле нее — пустую аптечную склянку. К счастью, у него хватило ума сразу же прибежать ко мне.

Преподобный Хьюберт горестно покачал головой.

— Бедная девочка, — сказал он. — Бедная девочка… Я и не думал…

— Вообще-то, — продолжал доктор, — она почти сразу пришла в себя, но это не уменьшает трагизма ее намерений. И если есть другие женщины, испытывающие такое же отчаяние, а я почти уверен, что они есть, в любой момент может произойти настоящая трагедия…

— Кроме того, — добавил он, — имеется еще один аспект, не менее тревожный. За последние две недели меня вызывали к двум женщинам, упавшим с лестницы, и к одной, потерявшей сознание в горячей ванне. Я, конечно, не могу быть полностью уверен, но в нынешних обстоятельствах эти случаи следует считать весьма показательными. Есть и другие странности — например, одна молодая женщина вдруг купила велосипед и теперь отчаянно пытается въехать на каждую возвышенность в округе. Так что теперь вы видите, викарий, почему нам нужно было встретиться. Нельзя позволить этому продолжаться. До сегодняшнего дня нам везло — насколько мне известно, — но мы не можем и дальше рассчитывать на везение. Это надо брать под контроль.

Преподобный Хьюберт побледнел.

— Это ужасно, — сказал он. — Я имею в виду — это не просто ужасно. Это… так страшно… непонятно… Как вы думаете, со сколькими это произошло?

Доктор Уиллерс поколебался.

— С определенностью я могу сказать лишь о нескольких случаях, но судя по некоторым признакам, по словам районной медсестры и по наблюдениям моей жены, их достаточно много.

Преподобный Хьюберт с раздражением сказал:

— «Достаточно много» мне ничего не говорит. Десять, двенадцать? Мы должны иметь какое-то представление о масштабах проблемы, прежде чем пытаться ее решать.

Доктор снова зажег трубку, затем вынул ее изо рта и внимательно осмотрел, после чего перевел взгляд на викария.

— Это, как Вы понимаете, неизвестно, — сказал он. — Но я предполагаю — несколько больше шестидесяти.

Преподобный Хьюберт уставился на него, не в силах вымолвить ни слова. Он молча застыл с открытым ртом, и наконец выговорил:

— Больше шестидесяти?..

Доктор Уиллерс кивнул.

— Но почему шестьдесят? Почему не пятьдесят, например, или тридцать, или двадцать?

— Может быть и так, — заметил доктор, — но шестьдесят с небольшим — это, по моим оценкам, количество женщин в поселке, способных иметь детей.

Наступила долгая тишина. Викарий побледнел еще больше и стал нервно потирать ладони и переплетать пальцы.

— Но, Уиллерс, не хотите же вы сказать… Ведь не все же они…

— С научной точки зрения, викарий, меня поражает не само количество. Единственный случай я считаю столь же невероятным, как и шестьдесят. На самом деле, если одинаковые условия приводят к одинаковым результатам, это уже не столь удивительно. Но, естественно, будет и некоторый процент ошибок.

— Но как вообще могло произойти такое?

— Честно скажу, на этот счет у меня нет никаких идей, — сказал доктор. — Однако с идеями можно и подождать. Главный вопрос сейчас — что с этим делать? Больше всего будут страдать незамужние женщины. Как мне кажется, сейчас первое и самое важное — перестать делать из этого тайну, разделить с ними их беду и снять их страхи. Это позволит избавиться от неразберихи, чувства вины и тревоги. Я хотел бы сделать это как можно скорее, пока очередные мои пациентки не стали прыгать с лестниц и тому подобное.

— Да, да, конечно, я понимаю, — согласился викарий. — Но позвольте мне немного подумать. Для меня это слишком большое потрясение.

Доктор Уиллерс, однако, продолжал настаивать на своем.

— Времени на раздумья нет. Это крайне срочно. Опасен каждый день промедления. Я и так отложил этот разговор на несколько дней позже, чем следовало, — ждал, пока не состоится свадьба. Мне кажется, что к этому стоит привлечь Зеллаби.

— Зеллаби? — с некоторым сомнением переспросил викарий.

— Я имел в виду миссис Зеллаби. Это предложение моей жены, и я думаю, вполне разумное. Миссис Зеллаби — женщина умная, рассудительная, еще молодая, но и достаточно взрослая, чтобы вынести этот груз. Она мыслит здраво, и ее будут слушать — тем более что она… э… сама в таком же положении.

Викарий задумался. И хотя он был почти уверен, что миссис Либоди тоже находится «в положении» и ее, как жену, следовало бы посвятить в суть дела, он вынужден был признать, что вряд ли стоит рассчитывать на ее помощь. Что же касается миссис Зеллаби, то она, несомненно, была инициативна, общительна и пользовалась уважением. Он кивнул в знак согласия.

— Хорошо, — одобрительно сказал доктор. — Сегодня Зеллаби лучше не беспокоить, но лучше бы договориться о встрече на завтра. Тогда, если миссис Зеллаби… — Его прервал стук в дверь.

Викарий пошел к двери и быстро вернулся.

— Вас хочет видеть молодой Плэтч, доктор. Он говорит, что его сестре внезапно стало очень плохо, и не могли бы вы немедленно приехать?

Полтора часа спустя доктор Уиллерс снова ехал в поместье Кайл. За время, прошедшее после беседы с викарием, он еще сильнее стал ощущать необходимость безотлагательного принятия мер. Однако они не учли одного щекотливого момента — наверняка миссис Зеллаби считает свою беременность вполне нормальной, каковой она могла оказаться и на самом деле, но посвятив ее в суть дела и попросив о помощи, они посеяли бы в ее душе сомнения.