— Товарищ коммунист, не согласитесь ли выпить пива из рук хулигана, чтобы утолить жажду? — вдруг услышала она и, повернувшись в изумлении, увидела Лю Сыцзя, который стоял со стаканом возле кабины. Цзе Цзин не знала, что он еще придумал, но не принять стакан было бы невежливо, да и рискованно. Сейчас этот парень играет в благородство, отвергнуть его — значит обозлить. Девушка взяла стакан и отхлебнула маленький глоток. Раньше она не пила никакого вина, даже пива, но сейчас ей уж слишком пить хотелось. Холодное пиво оказалось очень приятным, Цзе Цзин разом осушила стакан, и голова ее немного закружилась.

— Может, еще?

Девушка покачала головой:

— Нет, спасибо.

— Ну что ж, неплохо! Если хочешь руководить другими, первым делом нужно уметь руководить собой.

Цзе Цзин не расслышала его, да и вообще она не совсем понимала этого странного парня. А он тем временем продолжал:

— Уважение к человеку, к руководителю не может держаться на силе, в том числе и на силе парткома. Некоторые используют политические уловки очень умело, но сейчас эти трюки уже не удаются. Чтобы влиять на людей, нужны не только приемы, но и крепкие нервы!

Он дохнул в лицо Цзе Цзин винным перегаром.

— Я никаких трюков не применяю, а за мои нервы можешь не беспокоиться. Ты почему так резко говоришь со мной? — спросила она.

Лю Сыцзя холодно усмехнулся:

— Это вовсе не резкость. Занималась политикой, а не понимаешь. Сила человека в его словах. Если б не это, он бы ничем не отличался от животного!

Девушка чувствовала, что с ним очень трудно говорить: все время проигрываешь и находишься в напряжении. Голова у нее еще больше закружилась, поэтому она не захотела продолжать разговор и отвернулась. Лю Сыцзя взирал на нее с сознанием своего мужского превосходства. Цзе Цзин не смотрела на него, но ощущала его взгляд. Из харчевни вышла Е Фан и недовольно спросила парня:

— Ты чего пристаешь к ней с пивом? О чем говорили?

Лю Сыцзя не ответил, вместо этого вскочил на подножку грузовика:

— Продолжайте пировать, а я отведу машину в гараж!

— Ах, ты хочешь проводить ее? — зло вскричала Е Фан, вцепляясь в Лю Сыцзя. — Где же твое постоянство? Только что ненавидел ее, влил ей водку в пиво, чтоб она свалилась, а теперь провожать хочет! Ты что задумал?

Цзе Цзин хоть и плохо соображала, но кое-что поняла и в страхе хотела выпрыгнуть из машины, однако Лю Сыцзя удержал ее, оттолкнул Е Фан и уселся за руль. Та успела обежать кабину и протиснуться между парнем и Цзе. Сыцзя включил зажигание, машина дернулась, как пьяная, и помчалась навстречу ветру.

Е Фан, не в силах сдержать ярости, колотила кулаками по плечу Лю Сыцзя, а потом прижалась к нему и заплакала. Тот продолжал сидеть абсолютно прямо, глядя вперед, и его руки, лежавшие на баранке, даже не шевелились.

— Не сходи с ума, — сказал он, — поучись у нашей новой начальницы! Тот, кто занимался политикой, всегда выдержан. Что бы ни случилось, он не взволнуется, глазом не моргнет — не то что ты: то холодная, то горячая!

— Скажи, что ты задумал, почему решил ее провожать?

— Водку в пиво подлил Хэ Шунь. Ты что, не видела? А провожать я решил потому, что ты перепила, боялся, что машину разобьешь…

Е Фан от избытка чувств поцеловала его, даже не беспокоясь, видит ли это Цзе Цзин, а может быть, специально демонстрируя, что парень, дескать, мой, не смей на него заглядываться. К сожалению, Цзе не видела всего этого: сморенная усталостью, да еще пивом с водкой, она заснула.

Цзе Цзин поднималась по лестнице хорошо знакомого ей заводоуправления, но оно почему-то казалось ей совершенно чужим. Что же здесь изменилось? Девушка пригляделась: нечетные комнаты по-прежнему принадлежали администрации. Двести первая — кабинет директора, двести третья — зал для собраний, потом шли кабинеты заместителей директора, производственный отдел, отдел сбыта. А четные номера — это партком и прочее. Двести вторая комната — приемная парткома, двести четвертая — орготдел, затем кабинет Чжу Тункана, вооруженная охрана, особый отдел. Ничего не изменилось, даже таблички прежние, только лак на них немного пожелтел. Эти таблички она писала сама, когда впервые обнаружила свои способности к каллиграфии. И плевательницы стоят на прежних местах. Да, вокруг все осталось прежним, это она изменилась. Два года назад Цзе покидала заводоуправление с тревогой и пустотой в сердце, а сейчас научилась водить машину и стала одним из полноправных руководителей автоколонны, уверенным, крепко стоящим на ногах. У нее даже походка изменилась. Раньше, работая здесь, она не ощущала себя хозяйкой этого здания, а сейчас вдруг ощутила. И все же, открыв дверь в кабинет Чжу Тункана, она испытала волнение — такой трогательной была старческая голова с редкими седыми волосами, уже не прикрывавшими блестящую лысину и вздувшиеся жилы на висках. В сердце Цзе Цзин разом всколыхнулись самые противоречивые чувства: и благодарность, и какая-то неясная обида.

— Товарищ секретарь, вы звали меня?

— А, маленькая Цзе, садись! — воскликнул Чжу Тункан, выходя из задумчивости. Он взволновался не меньше, чем она. К этой девушке у него было особое отношение, в котором, помимо заботы начальника о подчиненной, присутствовало нечто отцовское. После того как он разочаровался в двух своих непутевых детях, это чувство еще больше усилилось. Сейчас он радостно поднял голову, пытаясь понять, изменилось ли что-нибудь в Цзе Цзин за столь долгое время, но застеснялся своего взгляда и спрятал уже набежавшую было улыбку. Его морщинистое лицо приняло официальное выражение, подобающее секретарю парткома. Эти неожиданные перемены в его лице удивили Цзе Цзин, она опустила глаза и вдруг пришла в ужас: как же она могла явиться в такой одежде!

Месяц назад, когда Е Фан учила ее водить машину, Цзе Цзин в раздевалке взбрело в голову примерить брючный костюм своей наставницы. Надела, взглянула в зеркало и не узнала себя — она и не думала, что так красива! Вот уж верно говорят: человек нуждается в одежде, а лошадь в седле. Цзе Цзин обрадовалась и в то же время смутилась. Е Фан подзадоривала ее сделать себе такой же, девушка не соглашалась, но потом все-таки сшила серый брючный костюм на западный манер. Сначала она не решалась ходить в нем на завод, только дома надевала иногда. Затем осмелела, стала надевать на работу, однако, и тут боясь насмешек, не садилась в автобус, а ездила на велосипеде. Постепенно она привыкла к этому костюму и сегодня просто забыла сменить его на обычный комбинезон. Член партии, начальница в рабочее время расхаживает в модном западном наряде, да еще является в нем в заводоуправление, что люди скажут?! Впрочем, ясно, что скажут. Цзе Цзин покраснела. Лучше уж не думать — чем дальше, тем мрачнее получается! Сделала так сделала, нечего раскаиваться. В конце концов, западный костюм не преступление… Она взяла себя в руки, и на ее порозовевшем лице появилось самоуверенное, даже упрямое выражение. Затем она попыталась принять официальный вид, чтобы помешать секретарю парткома расспрашивать о ее собственных делах. Ей очень не хотелось вновь стать объектом чьей-либо заботы, поэтому она сразу перешла в наступление:

— Товарищ секретарь, у вас какое-нибудь дело ко мне?

Но Чжу Тункан все-таки сказал, хотя и с нарочито равнодушным видом:

— Я хотел узнать, как тебе работается среди шоферов.

В Цзе Цзин взыграл дух противоречия: «Если хочешь спросить о Лю Сыцзя и его лепешках, так спрашивай, а иначе незачем таскать меня сюда! Увидел мой наряд и сразу брови нахмурил, неприятно ему… А я не нуждаюсь больше ни в чьей заботе, жалости и опеке!» Но впрямую сказать это она не могла и лишь напустила на себя еще более официальный вид:

— В каком смысле?

«Действительно, в каком? Зачем спрашивать об этом, когда все происходит на твоих глазах?» — подумал Чжу Тункан и внутренне похолодел, поняв, что допустил серьезный просчет. В парткоме он отвечал за кадровые вопросы, но после назначения Цзе Цзин всерьез не интересовался ее судьбой. Конечно, до него доходили некоторые слухи о том, что она не занимается своим непосредственным делом, а учится водить машину, не участвует в разных собраниях и так далее. Он защищал ее, однако ни разу не поговорил с ней самой. Такая хорошая девушка, подававшая большие надежды, и вот во что превратилась! Кого же винить в этом? Его, секретаря парткома, который слишком мало влиял на нее, или Лю Сыцзя с его разлагающей компанией? Современные молодые люди напоминают какие-то трудные загадки. И его сыновья, и Лю Сыцзя, а теперь и Цзе Цзин туда же.