— Кое-кто полагает, что нет необходимости возводить Зал боевой славы, и даже берет на себя ответственность самовольно останавливать проходку. Кто дал ему такое право! Я думаю… наша увенчанная боевыми подвигами дивизия и сегодня может выставить немало регалий в этом Зале! А в будущем она умножит свою славу!

Голос его зазвенел, он резко взмахнул рукой. Сердца слушателей опять дрогнули.

Мудрость древних правителей Вэньвана и Увана была в чередовании натяжения и ослабления. И Цинь Хао постарался придать мягкость своим словам.

— Председатель сказал: «Бескрайность простора сумей охватить единым взором». Всмотритесь в сегодняшний мир, международная обстановка резко изменилась, выстрелы с Даманского еще звучат в ушах… Пока не сгинут империалисты, ревизионисты и реакционеры, наши сердца не успокоятся. Неужели вы думаете, что в случае войны наша стройка будет всего лишь командным пунктом одной дивизии? Нет! Луншань — наш самый конкретный, весомый и реальный вклад в защиту пролетарского штаба! Я верю, наши бойцы по достоинству оценят величие и славу этой стройки и без колебаний скажут: «Пусть слетит моя голова и прольется моя кровь, пусть растерзают на куски мое тело, я не пожалею жизни ради священного долга защиты пролетарского штаба!»

Воцарилась гробовая тишина. Такие высказывания в устах делегата съезда насторожили, подкралась смутная тревога, что в мире и внутри страны сгустились тучи, предвещая неожиданные перемены, о которых здесь, в Луншане, оторванном от Пекина, ничего не знают. Пока дни здесь тянутся медленной чередой, в мире пролетает тысяча лет! Цинь Хао понял, что почва подготовлена, и пустил в игру главный козырь. Он поднялся, обвел глазами присутствующих.

— Товарищи, перехожу наконец к особо радостному известию.

Затаив дыхание, все слушали его с горящими глазами.

— Эта особо радостная новость состоит в том, что в ближайшие дни к нам на стройку будут доставлены личные вещи замглавкома Линя — кружка, которой он пользовался, и кресло, на котором он сидел. Сначала мы передадим их в «первую роту форсирования реки»!

Инь Сюйшэн яростно хлопал. Долго не смолкали аплодисменты и возгласы одобрения. Наконец-то все почувствовали «конкретную заботу»! Когда волнение стихло, Цинь устало присел, откинувшись на спинку стула, и закурил. К нему нагнулся председатель и зашептал что-то на ухо, но он отмахнулся от него, тяжело поднялся, смял недокуренную сигарету и раскрыл папку с материалами.

— Я познакомлю вас с постановлением парткома дивизии. — Он слегка откашлялся и без запинки зачитал: — «Постановление парткома дивизии сухопутных войск КПК. Пять лет тому назад, в 1964 году, во время национального праздника республики командиром дважды удостоенного наград первой степени батальона товарищем Го Цзиньтаем было спровоцировано «дело о здравице». В последнее время многие товарищи обращаются в партком дивизии с заявлениями, считая, что вопрос был рассмотрен не со всей строгостью и вынесенное решение было слишком мягким. В настоящем по мере развития и изменения форм классовой борьбы возникает необходимость пересмотра этого дела и вынесения нового приговора. Поэтому партком дивизии постановляет отстранить товарища Го от занимаемой должности и провести дополнительное расследование. Надеемся, что в новых условиях товарищ Го Цзиньтай со всей суровостью подвергнет пересмотру допущенные им серьезные ошибки. Конкретное решение парткома будет зависеть от глубины осознания им своей вины…»

Го Цзиньтай оцепенел, в голове гудело. Все как по команде повернулись к нему. Инь Сюйшэна не покидало приподнятое настроение, решение, оглашенное Цинь Хао, удивило и обрадовало его, втайне он давно мечтал о падении Го Цзиньтая. В возбуждении он вскочил с места, услужливо долил водички в стакан оратора, несмело скользнул взглядом по документу в папке и… обомлел: перед Цинь Хао лежал чистый, без единой точки, лист бумаги! Он с опаской покосился на внушительную фигуру комиссара, полным ртом глотнул холодного воздуха. Рука Иня задрожала, он едва не выронил термос…

Го Цзиньтай бежал, словно за ним гнались с палками. Он никак не мог предположить, что Цинь Хао сведет с ним старые счеты, вытащив на свет «дело о здравице». Похоже, решился разделаться с ним. Запершись в бараке, Го перебирал в памяти подробности «дела», мысленно вернулся к событиям прошлого, казалось, навсегда ушедшим из его жизни…

Отчий дом его был в Цайу. Когда весной 1942 года через поселок, в котором он зарабатывал поденщиной, прошли части Армии сопротивления, он бросил мотыгу и ушел с ними. Ему было тогда пятнадцать лет. На войне, где существуют свои суровые и справедливые мерки к людям и где приходится смотреть смерти в глаза, ему везло. В 1946 году он уже был ротным. В боях он воевал яростно и умело. Если бы не разжалования и взыскания, он давно вошел бы в комсостав дивизии. Впервые его разжаловали летом 1948 года. После боя рота расположилась на отдых на берегу реки Вэйхэ в деревне Лючжуан. Здесь же разместилась служба оказания помощи фронту, возглавляемая секретарем укома по фамилии Фань. В деревне после расправы над помещиком остались его дочери, обе красавицы, словно едва распустившиеся бутоны. На них многие заглядывались. Их выгнали из богатых покоев и поселили в соломенной лачуге бывшего батрака на восточной окраине села. Как-то ночью Го Цзиньтая внезапно разбудил старик из деревни, он прибежал сказать, что секретарь Фань балует с помещичьими дочками. Го рассвирепел и, взяв с собой двух солдат, бросился прямо на восточную околицу. Перемахнув через плетень, он распахнул пинком дверь и заорал:

— Вон отсюда, сукин сын!

— Ой-ой-ой, спасите, помогите, — раздался девичий плач, — он пригрозил нам пистолетом…

Фань свернулся в комок на лежанке.

— Почтенный Го… командир роты… пощади, пощади на этот раз…

— Пощадить? А ты зараз — двоих!

Ударом он сбросил его на пол. Голый Фань бросился в ноги к Го Цзиньтаю, моля о пощаде.

— Мать твою, страна воюет, а ты пороху не нюхал и еще гарем тут развел!

Рывком выхватив из-за спины солдата винтовку, он ударил Фаня прикладом. Раздался глухой стук, и Фань, как дохлый пес, растянулся на земляном полу. Придись удар прямо по голове, Фаню наверняка пришлось бы в «журавлиной упряжке» отправиться на Запад[48]. Он пролежал два месяца в госпитале и вышел с большой, с куриное яйцо, шишкой на лбу. Его понизили в должности, сделав счетоводом. А Го Цзиньтая за «милитаристские замашки» разжаловали из командира роты в командиры отделения. Наказание мало огорчило Го Цзиньтая. А история о том, как он в гневе шарахнул блудливого секретаря по голове прикладом, разнеслась широко, пополнив «армейский фольклор».

Через год перед началом боев за переправу реки он был назначен помкомом роты. Когда три колонны Полевой армии развернули боевые действия по форсированию реки, Го возглавил штурмовой отряд первой роты и первым прыгнул в лодку. В ходе переправы рота потеряла убитыми и ранеными половину личного состава, погибли все командиры. Тогда Го Цзиньтай принял на себя командование и повел за собой оставшихся в живых товарищей. Заняв боевую позицию на береговой отмели, он прорвал оборонительные укрепления противника. После битвы приказом штаба и политуправления Полевой армии роте было присвоено почетное звание «первой роты форсирования реки». Го Цзиньтай был отмечен за особые заслуги и вновь назначен командиром первой роты.

Вторичное разжалование произошло осенью 1957 года, оно не имело политической подоплеки и было связано с несчастным случаем на стройке. В то время, будучи начальником штаба дважды заслуженной дивизии, он участвовал в большем строительстве в горах Цюэшань. Как-то ночью в его смену двое бесшабашных солдат в нарушение правил техники безопасности вскочили в груженую вагонетку и, раскачиваясь, покатились по наклонной узкоколейке вниз. Внезапно вагонетка сошла с рельсов и с разгона врезалась в только что поднятые стояки, которые, конечно, рухнули, придавив насмерть людей. Воинская дисциплина беспощадна. Нарушители погибли, вся ответственность за происшествие легла на плечи Го Цзиньтая. Он отсидел две недели на гауптвахте, потом был отправлен в роту кашеваром. Это было его самое горькое переживание, хотя само разжалование он перенес стоически. Что значили для него ромбы в петлице по сравнению с погибшими ребятами!