Решетка Ботанического сада —
Провинциальных барышень ограда,
А в глубине стоит преддверьем ада
Эстрада, словно ухо упыря.
Листва дерев клинками ветра сбита.
Прохожий немец глухо шепчет: битте!
Любите немца, барышни, любите…
А барышни о русском говорят.
Как он сутул и как очами огнен!
Его увидит женщина и охнет…
Очки поправит шваб на переносье,
Прочистит нос, утрет глаза платком,
И, тяжким шагом попирая осень,
Пойдет он в магазин за молоком.
А русский дьявол мимо под хмельком —
Как снега ком, как злого ветра сгусток,
Промчит, и на душе у немца пусто.
Он шепчет как потерянный: «Комм… комм…
Ихь… я толстяк… Пустяк, а нет удачи:
Меня увидит женщина и плачет…
В публичный дом! Трудом я нажил сумму,
Я задолжал Терентию и куму.
Хотелось в Государственную думу —
Теперь куда? Нет спасу от стыда!
Карету мне!» И вот ему — карета,
И немец мчит сперва на оперетту,
А позже, под огромнейшим секретом:
«Гутнабенд, то есть здрафстфуйте, мадам…»
Мадам его словам не удивится
И поведет к стареющим девицам…
И снег с дождем как проклятые хлещут,
И немец пьет шампанское Клико.
В тиши вечерней черти ищут клещи,
Но миг любви уже недалеко.
И пот на лбу: копеечка к копейке,
За гривной гривна, два рубля к рублю:
«Скажи, Наташа: Карл, я вас люплю…» —
«Люблю, Карлуша! Но пока не пейте…»
Нет. Он нальется водкой — сто на сто.
Городовой разбудит под кустом.
«О фатерлянд! О розы над иконой!
О розовый младенческий покой!
Я здесь никто… Ну кто я здесь такой?
Я немец Карл из лавочки суконной.
И новый околоточный, вот тля,
Дерет с меня в субботу два рубля!
Жену мою Терентий, возчик сена,
Нехорошо хватает за колено.
Он, бородатый варвар, русишшвайн,
Ее пытался бросить на диван!
Ну, все. Пойду домой, к своим сосискам.
Прощай, люповь. Была ты отшэньблиско…»