Подведя итог сказанному, необходимо подчеркнуть, что в определенном регионе и в определенный момент, а именно в меровингской Франции в середине VIII в., кавалеристское сражение приобретает настолько большое значение, что предопределяет собой глубокие революционные изменения не только в военной технике как таковой, но и в самой структуре общества. Содержание и экипировка тяжеловооруженного конного воина ложится на общество постоянно растущим экономическим бременем. Однако эффективность старой германской пехоты не идет ни в какое сравнение с его боевой мощью. Однородность древнего класса "свободных" воинов распадается. Появляется аристократия, состоящая из воинов-профессионалов. Масса сельских жителей по своему образу жизни и фактическому положению все более уподобляются несвободным или полусвободным низшим слоям населения. Разоружение наиболее бедных крестьян, вызванное экономическими причинами, явилось причиной и условием фактической утраты ими своей свободы. Средневековое общество, уйдя от древних обычаев, на долгое время становится обществом, существующим для войны, в котором и на уровне общественных отношений война представляется главной ценностью.

Сильный, здоровый, богатый, пользующийся особыми юридическими привилегиями, профессионально подготовленный благодаря многолетним тренировкам, заботящийся лишь о повышении своего боевого мастерства - таков аристократический воин-всадник. Кто не соответствовал подобным требованиям, того деклассировали до уровня простого производителя, поставляющего необходимые для содержания воина средства, чья жизнь находилась в зависимости от воина и его благополучия. Война и другие виды деятельности, входящие в военную подготовку, прежде всего охота, становятся уделом высшего сословия. Обязанность низших слоев - труд, причем пользующийся наименьшим общественным признанием, труд в поте лица, наказание за первородный грех. Западный средневековый мир вплоть до появления буржуазной этики, а быть может и после ее появления, существует, сознавая драматический раскол: с одной стороны, те, кто наравне с Христом должен искупить первородный грех, проливая свою кровь в сражениях, с другой - кто, подобно Адаму и Еве после изгнания из райских кущ, должен искупить тот же грех, трудясь в поте лица своего.

17 октября 732 г. арабско-иберийский экспедиционный корпус при поддержке аквитанцев и под водительством эмира Абдуррахмана перешел через Пиренеи и совершил набег на франкские земли, но потерпел поражение от Карла Мартелла на пути из Тура в Пуатье. На первых порах исход сражения не получил особого отзвука среди франков. Сарацины предприняли очередной набег, и по чистой случайности франкам удалось его отбить. Только один анонимный христианский автор, которого теперь уже никто не отождествляет с Исидором, епископом Бадахозы, писавший спустя двадцать лет после означенного события, подчеркнул "европейский" масштаб победы. Но этот автор, живший в краю, страдавшем от мусульманского ига, быть может, и преувеличил значение происшедшего. В самом деле, под Пуатье произошла одна из многих стычек, которую вряд ли можно было сравнивать с поражением, которое потерпел в 739 г. азиатский ислам от византийцев. Тогда василевс Лев III действительно остановил мусульманское наступление на Константинополь, метрополию христианства. Однако ко времени описываемых событий восточная и западная части христианского мира слишком отдалились друг от друга. Лев III считался на Западе еретиком-иконоборцем, тогда как преемники Карла Мартелла стремились войти в соглашение с папством. По этой причине вклад василевса в дело борьбы с исламским экспансионизмом был незаслуженно проигнорирован, а подвиги его западных оппонентов столь же незаслуженно преувеличены. Образы, навеянные Пуатье и Карлом, правда Карлом Великим, а не Карлом Мартеллом, превалируют в "песнях о деяниях". Под влиянием знаменитых строк, вышедших из-под пера славного историка XVIII в. Гиббона, в Европе стали полагать, что не будь в ее истории такого события, как Пуатье, то в Оксфорде занимались бы только изучением Корана.

Наряду с этим старым мифом, согласно которому под Пуатье якобы было спасено христианство, в течение долгого времени имел хождение и другой миф, освященный авторитетом немецкого ученого Генриха Бруннера, посчитавшего возможным принять Пуатье за исходную точку в развитии феодальной Европы.

Бруннер исходил из того объективно ограниченного предположения, что феодализм, мол, является сугубо военным явлением и, следовательно, его политические, социальные, экономические и юридические аспекты - все без исключения - возможно объяснить через создание и деятельность тяжелой кавалерии, что в корне неверно. Однако стержень концепции Бруннера все-таки заключается в попытке найти ответ на вопрос о генезисе этой кавалерии.

Действительно, ведь переход германцев к оседлому образу жизни в уже романизированной Европе начиная с V в., их отказ от номадизма [100] или полуномадизма при замене основного вида хозяйственной деятельности пастушества - земледелием привел вовсе не к расширению, а скорее, наоборот, к сокращению сферы применения лошади. Франки же особенно, впрочем как и другие западные германцы, не отличались высоким мастерством верховой езды. В бой они вступали, предварительно спешившись. Наличие у них конных воинов, преимущественно среди высших слоев общества, со всей очевидностью доказывает, что они тем не менее обладали кое-какими познаниями и опытом в кавалерийской атаке. Правда, с военной точки зрения он не играл существенной роли. Лошади, как правило, применялись у них -как, впрочем, и у англов и саксов, вторгшихся на Британские острова,- в качестве транспортного средства. Когда же наступал момент сражения, то они покидали седло. Франкская кавалерия, по сути дела, была пехотой на коне. Отсюда следует, между прочим, что коневодство у франков находилось в зачаточном состоянии они не проводили сколько-нибудь строгого различия между рабочей лошадью и боевым конем, тем более что последний являлся преимущественно транспортным средством. Насколько нам известно, районы производства наиболее ценных пород лошадей вплоть до VIII в. находились на значительном удалении от территории франков.

В 732 г. франки противопоставили иберийским арабам свою обычную тактику. Они стояли "неподвижно, словно стена, плечо к плечу, словно глыба льда",- сказано в одном из источников. В этой связи Бруннер подчеркивал, что франки, выступившие под Пуатье в роли пехотинцев, несколько десятилетий спустя превратились внезапно в умелых и опытных конных воинов. Такими они и были во времена Карла Великого, во всяком случае начиная со второй четверти IX в. Сдвиг произошел, судя по всему, сразу же после Пуатье или чуть позже. И доказывает это тот факт, что в 755 г. Пипин Короткий, сын Карла Мартелла, перенес генеральную ассамблею франков на май месяц, то есть на период, когда было больше корма и лошади уже смогли восстановить силы после скудости зимы. Прежде, согласно обычаям предков, она созывалась в марте. Это подтверждает также и то, что в 758 г. он потребовал от саксов поставлять себе в счет дани лошадей, а не волов, как прежде.

Исследуя цепь событий в течение двадцати лет, последовавших за Пуатье, Бруннер обратил внимание на политику широких и насильственных конфискаций церковных земель, которую проводил Карл Мартелл. Он конфисковывал и перераспределял эти земли среди членов своей свиты с целью укрепить армию. По его мнению, франкам в то время угрожала только арабская конница. Во время столкновения под Пуатье франкская пехота не могла поспеть за всадниками Абдуррахмана, и Карл Мартелл, следовательно, оказался лишенным возможности развить успех. В этой связи он принял решение обзавестись кавалерией и с этой целью осуществил меры по широкой экспроприации церковных земель и перераспределению их среди членов своей свиты. Таким образом, они получили возможность продолжать службу уже в качестве конных воинов, более того, такая служба вменялась им в обязанность. Высокая стоимость лошади и тяжелого вооружения объясняет отчасти решительность тех мер, которые навлекли на Карла гнев церкви. Одной из причин тесной взаимосвязанности между вассалитетом и бенефицием и, следовательно, становления феодальных структур была и военная необходимость, в частности предполагавшая тяжелую кавалерию.