Большевикам
Уже ничего ни от чего ни от потопа ни от позора
лишь пара книг которые нравились М
ахе
[3],
взгляд сына, лестница в голове,
отрава совокуплений, осколок песни смычка, но вы
вы и всё это поспеете изгадить
и наши плачи и причитанья
пустите в желоба как полезный уксус.
11 марта 1977
Изгнание IV
…где, когда опять навалятся весенние дни,
изойдешь потом спрашивая себя
в чем разница между сиренью русской
и сиренью советской.
Где батарейки высаживают изначально
чтобы крутить назад
твою динамо-машину, где,
когда проходишь под аркой
в конце тебя возносит мочегром с ясного неба
где не с кем поговорить, где зато можешь молоть
языком как хоккейкой в конце третьего периода
когда нет уже времени! в котором ночная бабочка
могла бы раскинуть крылья
стремительного созреванья
где дефицит стройматериалов,
зато есть груды сырой глины
которой набивают Голема, где ждешь
откуда опять прилетит это свинство —
шведское ядро
и выбьет у тебя из рук учебник чешского языка
переплетенный в кожу,
как оно выбило его из рук Бальбина
[4] где уже только клянешь всё на свете,
понимая при этом,
что и за говно будешь держаться
как вошь за подштанники…
15 мая 1977
Псалом 58
Я была с тобою в купе мы пошли
в вагон-ресторан там было полно вишен
и выпалили все обоймы
Я наклонилась к нему
А у тебя вся кровь отхлынула от лица
и хлынула в область таза
Не отрицаю мы ехали в Китай
я держала в руке толстенный
кошель полный юаней
Мы доехали до Шанхая
и там сразу же потеряли
один другого
О наших детях позаботилась северная степь
разбитая табунами
коней которых пекут потом по углам юрт
Проклял я жизнь проклял Бога
и то и другое обдуманно
в пользу поэзии
то есть существованья
выдернутого из петли
Псалом 97
Когда Россия убивала Бориса Пильняка
в чьей-то комнате с потолка
обвалилась отставшая розовая штукатурка
Менеджеры на Западе ловили кайф:
в мозгу мармелад
перед домом газон из стриженных долларов
Когда наганом по затылку
Россия вырубила Мандельштама —
в Праге, пританцовывая шимми
[5] в полосатых брючках
Когда Берт Брехтик
[7] рыскал в поисках пиздёнки
циркули уже раскручивали Освенцим
Поэтисты
[8] сражались со столиками в кафе
блевали манифестами
и не зная износа употребляли жизнь
Были у нас дети теперь уж у нас их нет
куда же как вы думаете они подевались
спросим Эдисона
того самого с мастеровитыми ручками
спросим его а не могли бы вы нам изобрести
крюк в потолке
«Джон Китс и Перси Биши Шелли…»
Джон Китс и Перси Биши Шелли
отдыхают рядом на протестантском кладбище
и я лежу с ними и между ними,
с ними в символическом смысле слова
между ними — в самом прямом…
20. IX.1996
Сергей Магид
Отчет за август
Рассказ
Я соскальзываю в башню последней машины и закрываю люк. Стальной блин падает с лязгом, едва не придавив мне пальцы.
Включаю рацию. Зеленый огонек подсветки заливает шкалу. Нахожу цифры на основной частоте, потом фиксирую запасную.
Сеновал готов, говорю я в эфир, расстегивая, наконец, воротничок гимнастерки.
Никто меня теперь не видит. Я здесь старший.
По частоте идут подтверждения.
Семафор готов.
Бункер готов.
Конденсатор готов.
Выходим с аэродрома, говорю я вниз.
Взревывают двигатели. Все сотрясается внутри. Лязг, рычание, скрежет. Кто-то матерится у меня в наушниках. Трогаемся сразу, словно нам дали пинка под зад.
Духотища Сплошной рев с подвыванием и кашлем. Очень тесно. Железо вокруг. Не представляю, как здесь может размещаться экипаж из четырех мужиков.
Все время обо что-то стукаюсь. Шлемофон мне не положен. Я, видите ли, не из их части. Башку надо беречь. На это у меня уходит все внимание в первые полчаса.
Танк качает с передка на корму, как тяжелую баржу на речной волне. Водитель пашет. Пусть он пашет, я здесь человек случайный.
Сеновал, я Хутор, как меня слышишь, прием? — вопрошает на всю Вселенную голос Рыбы.
Я резко поворачиваю щербатое колесико громкости.
Чего орешь как резаный? — говорю я, подпрыгивая на жестком сиденье и пару раз въехав себе микрофоном по губам.