Земная нянюшка дитя
Качает в люльке и поет:
– Кто твой отец, не знаю я
И не скажу, где он живет.
Вдруг у изножья странник встал,
И так младенцу говорит:
– Я твой отец, мое дитя,
Хотя земли дух мне претит.
Я человек лишь на земле,
А в море – верткий я тюлень.
Мой дом – утесы Сьюл Скерри,
Что на волну бросают тень.
– О нет! – воскликнула она. —
Сам селки предо мной предстал!
Покинул остров Сьюл Скерри,
И мне дитя свое отдал!
Он золота кошель достал,
Ей на колени положил,
Сказав: «Сынка мне отдавай,
Тебе за труд я заплатил.
Пригреет солнце Сьюл Скерри,
На камни теплый луч падет,
И буду я сынка учить
Играть в волнах и в глуби вод.
Ты выйдешь замуж за стрелка,
Стрелок умел – то знаю я.
Он первым выстрелом убьет
Малютку-сына и меня».
Был полдень понедельника, второго октября,
К красотке Уолтер Лесли приехал – и не зря.
К девице стул придвинул и тихо к ней подсел:
– Зимой поедешь в Конланд со мной делить постель?
Стакан он взял сразу ей выпить предложил,
Но вряд ли дева знала, что сделать он решил.
Украсть ее задумал, а не вина налить.
– Зимой поедешь в Конланд со мной постель делить?
Стакан иль два испиты – печали не бывать.
Явился Джорди Лесли – в охапку деву хвать!
Связал ее он крепко, чтоб на коня взвалить.
– Зимой поедешь в Конланд со мной постель делить?
Стоит мать на пороге – как солона слеза!
Не дочь, а пыль дороги увидели глаза.
Не дочь, а сабель отблеск увидела вдали.
– Зимой поедешь в Конланд со мной постель делить?
Приехали в таверну – тут слуги подоспели:
Постель постлать невесте и жениху сумели.
С изюмом пудинг и пирог смогли гостям подать.
– Зимой поедешь в Конланд со мной в постели спать?
Все гости – сыты и пьяны – уходят после спать,
Оставив молодых в одной постели почивать.
Он деву до белья раздел и уложил в кровать:
– Зимой поедешь в Конланд со мной в постели спать?
Так утомился Уолтер, что сон его сковал.
А девушка решила: свободы миг настал!
С постели соскочила, оделась поскорей:
– Я не поеду в Конланд с тобой делить постель!
Без башмаков и без чулок, сквозь вереск и по мхам
Долин, низин и топей, она бежит к холмам.
Близка погоня, стали кричать и вслед палить:
– Зимой поедешь в Конланд со мной постель делить?
Будь прокляты болота, где Дуффус-холл стоит:
В них вязнут наши кони, наш предводитель спит.
Уснул он сном глубоким – так крепок старый хмель!
Никто не едет с Лесли делить зимой постель!
– Мне лучше в Дуффус-холле хмель лэрдам продавать
Чтоб проклятого Лесли мне больше не видать!
Ни за какие деньги иль пива старый хмель
Я не поеду в Конланд зимой делить постель!
Мне прозябать на рынке у Дуффусов милей,
Не видеть лишь бы Лесли соломенных кудрей!
И даже если б Лесли хвостом их завязал
Я не поеду в Конланд, чтоб он со мною спал!
Девица хоть прекрасна и телом хороша,
Но не имеет Лесли в карманах ни шиша.
Ее мать так богата, но пташки след простыл!
Не едет дева в Конланд спать с тем, кто ей не мил!
Разум сердцу не указ,
Я безумству рад,
Брел я как-то целый день
И набрел на сад.
Шел и шел я, а любовь
Сердце в плен взяла:
У ограды дева спит —
Чудо как мила.
Целовал ее в уста,
Тормошил рукой:
– Пробудись, краса моя,
Спишь ведь день-деньской.
Сердце ужасом полно,
Ноет и щемит:
Сад у твоего отца —
Рыцарь там убит.
– Сокол у него каков?
Пес каких кровей?
Меч его в лежит в ножнах
Золота ценней?
– Сокол улетел давно,
Конь в узде стоит,
Обнаженный меч весь в крови,
Рыцарь мертв лежит.
– А в каких он был чулках?
В башмаках каких?
Плащ каков был? А камзол?
Разглядел ты их?
– Алый у него камзол,
Красный плащ в крови,
На шнуровке башмаки,
И черны чулки.
Локон злат расчесан был,
Лег он на чело.
– Расчесала я вчера, —
Горек девы вздох. —
Кто найдет перчатки мне,
Даст мне башмачки?
Милый мертв – и кто теперь
Скрасит дни мои?
– Я перчатки вам подам,
Дам и башмачки.
Милый ваш мертв – я теперь
Скрашу ваши дни.
– Я заботу не приму:
Вас не знаю я.
Милый мертв – пускай господь
Сбережет меня.
Рыцарь пальцы белы сжал,
Дева рвет власы;
Маску он с лица сорвал:
– Больше не скорби!
Я – твой, ну а ты – моя,
Мне верна в любви!
Вместе будешь жить со мной,
Зла не зная, ты.
