— Вы дадите мне знать, когда я смогу его увидеть? — бормочу я, молясь, чтобы он выкарабкался.
Мое горло пересохло от слёз и сдерживания криков, которые я отчаянно хочу выпустить.
— Конечно. Как дела у нашего парня? — спрашивает она, пока меняет 4-ю капельницу.
— Он больше не просыпался.
— Потребуется некоторое время. Отдых полезен для него, — заверяет она меня. — Часы посещения почти закончились, но я поговорила с дежурным по посещениям, и он согласился, чтобы вы все могли остаться с детьми сегодня ночью. У нас есть несколько дополнительных коек внизу в педиатрии, которые я принесу, так что вам не придётся спасть на этом стуле.
— Спасибо Вам, — шепчу я, сдерживая очередной поток слёз.
Карен сжимает моё плечо до того, как выходит из комнаты. Я кладу голову на край кровати и проливаю несколько слёз в тишине. Я ненавижу это. Ненавижу чувствовать эту беспомощность. Это хуже, чем то, через что я прошла с моей мамой.
Она была родителем, борцом. Я была поддержкой и ребенком. На этот раз я взрослая. Я не родитель, но я была ответственна за Коди всю прошлую неделю. Я чувствую вину, что не сохранила его в безопасности. Что не проверила вечеринку, до того, как он на неё пошел. Что я не сделала чего-нибудь большего, чтобы защитить этого мальчика, который уже и так достаточно пережил в этой жизни.
— Эмили, — грубый голос Клайда пробует успокоить меня.
Я сажусь и вытираю своё лицо свободной рукой. Я не отпускаю Коди с тех пор, как села на этот стул много часов назад. Я не планирую покидать его до тех пор, пока мой мочевой пузырь не потребует освобождения.
Клайд скользит на стул через кровать от меня, снимая свою бейсболку с надписью «Джон Дир», чтобы потереть лысую голову. Его глаза цвета мёда — это комбинация гнева и горя.
— Арлин и Беверли собираются управлять твоим магазином до тех пор, пока Коди не встанет на ноги. Ты остаешься здесь с вашим мальчиком столько, сколько потребуется, милая.
— Хорошо, — соглашаюсь я, поскольку я не хочу спорить с этим планом.
— Шериф, доставляет беспокойство тебе на счет Гаррета? — ворчит он.
— Немного. У меня нет ответов для него, так что он может продолжать спрашивать, а я буду продолжать говорить ему, что ничего не знаю. Так и будет.
—Ты — хорошая женщина, Эмили Гарнер.
— И Вы — хороший человек, Клайд Лестер.
Он фыркает на это, в то время как берет разбитую руку Коди. Кожа на его костяшках сбита из-за его борьбы. Я могу лишь представить, какую боль он чувствовал. Фактически я пытаюсь прекратить представлять это. Я хочу знать столько же, сколько не хочу.
— Эм? — зовет Дженна из дверного проема.
— Да?
— Алисса очнулась и плачет из-за брата. Я не знаю, что делать, — говорит она страдальческим голосом.
— Я схожу, — произносит Клайд, поднимаясь на ноги.
Дженна меняется местом с ним, а он целует каждую из нас в голову, прежде чем выходит. Я хотела бы пойти к Алиссе, но она не знает меня. Она знает Клайда и Арлин немного из того, что они мне рассказали. Я хочу, чтобы здесь с ней была её мать. «Где носит эту женщину?»
— Я, бл*дь, ненавижу это, — спокойно говорит Дженна, держа руку Коди так же, как и я. — Я надеюсь, что Калеб разорвет этих людей на кусочки. Как кто-то мог сделать это с детьми?
— Я не знаю, — произношу я раздраженно.
— Если шериф Белчер попытается поговорить с Алиссой ещё раз, я собираюсь закончить в тюрьме за нападение на офицера. Она едва очнулась, и когда она в сознании, она плачет. Я знаю, что мужик делает свою работу, но черт бы меня побрал, дайте девочке оправиться немного.
— Мы можем быть сокамерниками, — шучу я.
Мы обе улыбаемся этому, но не чувствуем себя хорошо. Это больно.
— Вы двое в тюрьме — вызовете бунт, — хрипит Коди.
— Могу поклясться своей задницей, что так и будет, — с уверенностью выговаривает Дженна. — Как себя чувствуешь, парень?
— Как дерьмо, — произносит он, кривя лицо. — Вы расплющите мои руки.
— Извини, — произносим мы одновременно, ослабляя немного хватку.
— Хантера выпустили из операционной?
Хотела бы я, чтобы он мог открыть свои красивые темно-зеленые глаза. Хотя они полностью распухли и закрыты. Ему необходима операция на костях вокруг одного, а другому просто нужно время, чтобы восстановиться.
— Нет ещё.
— Он выкарабкается? — его голос дрожит от душащих его эмоций.
— Этот парень так просто не сдастся, — заверяет его Дженна.
— Они собирались убить его, — шепчет Коди. — Я не знаю, как выжил после этого.
— Он выжил. И он всё ещё борется, Коди. Он будет продолжать бороться, — заверяю я его, настойчиво пожимая его руку. — Ты знаешь, кто это сделал с вами?
Я не хочу давить, но, если я смогу достать имя для Гаррета, это могло бы ускорить весь процесс.
— Нет, — ворчит он. Но способ, посредством которого он это делает, говорит мне, что он врет.
— Все в порядке.
— Где Гаррет?
— Он все еще ищет Джойс, — лгу я.
— Я не могу поверить, что она снова свалила, — раздражается он, и затем его лицо вновь кривится от боли.
— Она делала это раньше? — спрашивает Дженна.
— Несколько лет назад. Её не было примерно три месяца. Алисса и Хантер были с нами. Мы втроем заботились друг о друге. Моя мама полностью выписалась, а у Джойс были проблемы с наркотиками. Хотя она была полностью чистой, когда вернулась. Я думал, что она стала лучше.
— Они найдут ее, — говорю я мягко, когда он снова начинает отключаться.
— Я люблю тебя, Эм, — шепчет он.
— Я тоже тебя люблю, — бормочу я в его ладонь.
— Это так, черт побери, ненормально. Что, черт возьми, происходит? — выдает Дженна.
— Я не знаю.
Я не могу найти смысл в чем-либо, что произошло. Я действительно ничего не знаю. Гаррет не объяснил то, что случилось. Клайд заверил меня, что знает не больше моего. Дети были найдены в некой жуткой сексуальной темнице. Эта информация не позволяет успокоить мой разум. Это было именно тем, что заставляет мой разум продумывать все варианты ужасающих сценариев.
— Эмили, Хантера привезли из операционной, он очнулся, — зовет Карен из дверного проема.
— Иди, — произносит Дженна, подгоняя меня рукой.
Я целую голову Коди, прежде чем выбегаю из палаты.
— Он довольно утомлен, но я хотела, чтобы у вас был шанс увидеть его. Двумя этажами выше. Только следите за указателями — «Хирургия» и «Реабилитация».
Я киваю, благодаря ее, и быстро убегаю.
Я пробегаю вверх несколько лестничных пролетов и вниз по коридору, прежде чем могу услышать крик Хантера. Я бегу быстрее в его направлении и врываюсь в отделение реабилитации. Когда мои глаза видят открывшуюся картину передо мной, я практически срываюсь.
Хантер не узнаваем. И только его голос, дает мне знать, что я смотрю на него. Он кричит и борется против двух больших санитаров, пробующих привязать его руки ограничителями.
— Остановитесь! — ору я на них, дергая одного парня за плечо.
— Эм? — спрашивает он с паникой в голосе, неспособный видеть меня через его опухшие глаза точно такие же, как и у Коди.
— Хантер, ты должен успокоиться. Тебя только что привезли с твоей второй операции. Пожалуйста, просто успокойся, — умоляю я его.
Он немедленно прекращает бороться.
— И вы двое, — говорю я мужчинам, которые удерживают Хантера, — отпустите его. Нет необходимости его связывать.
Они не делают ни одного движения, чтобы послушаться меня, когда медсестра врывается со шприцом в палату.
— Вы не посмеете, — закипаю я на женщину. — Он в порядке теперь. Он был испуган и один. Посмотрите, он не сопротивляется. Развяжите его!
Она изучает меня в течение мгновения, прежде чем кивает мужчинам, и они начинают развязывать Хантера.
— Он не оставил мне выбора. Ему необходимо оставаться спокойным и тихим, или мне придётся сделать укол успокоительного, — угрожает она перед уходом.
Как только ограничители сняты с Хантера, я двигаюсь мимо неповоротливого человека, самого близкого ко мне и прячу свое лицо в шее Хантера, удерживая его, как только могу.