Оливия приняла волевое решение.

— Значит, я — отставший турист. И мне нужно увидеть ваши танцы на стекле. Так как? Вы меня туда проводите?

Дети пришли в волнение, загалдели. Роми махнула им рукой и опять повернулась к странной гостье:

— Нам нужно это обсудить.

— Почему? — удивилась Лив. — Неужели это так далеко?

— Не так, чтобы далеко. Это... Трудно.

— Значит, всё-таки далеко? — переспросила Лив.

— Скорее, опасно, — сказала девочка.

Через мгновение дети словно испарились из подвала, бесшумно растворившись в невидимом глазу темном тоннеле. Лив поняла, что они отправились совещаться подальше от её ушей. Воспользовавшись тем, что осталась одна, осторожно встала и, так же аккуратно прислушиваясь к каждому движению, прошлась по комнате. Тело немного ломило, как в предчувствии гриппа, чувствовалась некоторая слабость, голова гудела, но в общем всё было терпимо. Лив осталась вполне довольна своим состоянием. Она пошла на звук падающей воды, под одной из труб сразу же обнаружила протечку и тёмный, похожий на пластиковый таз, подставленный под капли. Девушка опустила в него руку, затем, испытывая неловкость перед самой собой от этого жеста, понюхала её. Вода показалась относительно чистой, по крайней мере, никаких других запахов, кроме слабой ржавчины, Лив не почувствовала. Тогда она рискнула ополоснуть водой, накапавшей в таз, щеки. Лицо опухло от долгого искусственного погружения в нереальность, Лив понимала и ощущала, что спала ненормально и качественно, и количественно, если можно было применить такую терминологию в отношение сна.

Даже от такого умывания сомнительной водой она почувствовала свежесть, которая в свою очередь принесла, хоть и маленькую, но радость. Из разряда тех простых и будничных вещёй, которые питают нас промежуточной энергией, без которой не дожить от свершения до свершения. Хороший сон, вкусная еда, восхищённая улыбка незнакомого человека — и опять можно двигаться по направлению к большому подвигу.

Вернувшиеся дети застали Лив с уверенной улыбкой на лице. Их худые, несколько изможденные личики засияли ей в ответ.

— Мы решили, что попытаемся отвести тебя к туристам. Пойдем я, Ром и Кузя. Малыши устанут, а старшим опасно приближаться к Чаше.

Лив кивнула, словно понимала всё, что говорила девочка. На самом деле, она поняла главное — мучительное бездействие опять закончилось, и можно куда-то пойти, и попытаться что-то сделать. Роми на секунду нахмурилась, словно вспомнила что-то не очень приятное.

— Я не хотела брать Кузю, пока оно в пограничном состоянии и ещё не определилось, но это существо устроило форменную истерику.

Кузя, который, видимо, и устроил эту саму форменную истерику, казался очень довольным. Если может быть счастливый вид у такого измученного ребенка. Сейчас Лив, оказавшись с ним прямо под самой лампочкой, пусть и тусклой, рассмотрела глубокие коричневые тени, которые делали глаза странного мальчика бездонными.

— А ты не устанешь? — спросила она его с сомнением, и счастье на лице Кузи сменилось тревогой. Он замахал руками отчаянно, изо всех сил:

— Нет, нет, ни в коем случае. Я не малыш, Оливия, я уже выбрало! Честное слово, уже выбрало.

— Мы все за тебя волнуемся, — сказала Ром, выразив то, что собиралась сказать и Лив.

— Не надо! Не надо волноваться, — стал горячо убеждать всех сразу Кузя, — я уже ходил с Ромом к баку за едой, и никого не подвёл.

Один из малышей подошел к нему и обнял за талию.

— Я буду скучать, — тоненьким голосом пропищал малыш. Кузя погладил его по голове:

— Так скоро вернусь, Чип. Ты даже и соскучиться не успеешь.

— Мы же хотели определить меня... — Чип вздохнул разочаровано. — Я не засну, если ты не вернешься до вечера.

— Всё равно мы делаем это постоянно, — улыбнулся Кузя, обращаясь к Лив. — Каждый вечер перед сном, я рассказываю ему ТЕ самые сказки.

Он опять наклонился к Чипу:

— Обязательно вернусь до вечера. Думай, что я просто пошёл за едой. Ведь мальчики всегда делают это, правда?

Малыш вдруг сначала тоненько, а затем всё внушительнее начал подвывать и все бросились его утешать. Ром, который в этой суматохе незаметно подошёл совсем близко к Лив, тихо процедил сквозь зубы:

— Я же говорил, что оно тупит. Оно явная она.

Похоже, что услышала его только Лив, и похоже, что это было именно то, что Ром хотел от этой ситуации.

— Убеди Кузю, пожалуйста. Оно не право, с этим будут большие проблемы.

Лив посмотрела в его глаза, наполненные очень взрослой тоской, и честно призналась:

— Я не понимаю, о чем ты.

— Правда? — вопрос подростка прозвучал растеряно.

Лив кивнула.

— Я попробую тебе объяснить, — начал Ром, но понял, что утешительные скачки вокруг Чипа закончились, и в наступившей вдруг тишине все внимательно прислушиваются к их разговору. — Потом.

Он подошел к Роми и сказал громко, чтобы слышали все.

— Выходим завтра. Кузя, вытри сопли своим подопечным.

Малыши с визгом бросились к Кузе и облепили его так, что мальчик не удержался на ногах и, смеясь, свалился под этой копошащейся веселой кучей на пол.

***

Остаток дня тянулся и тянулся, словно варёная сгущенка с ломтя хлеба. Дети как-то сразу растворились в вязком болотном полусумраке, с Лив осталась только Роми, которая то тоже уходила куда-то, то возвращалась с озабоченным видом. Перекладывала куски и пакеты из большой клетчатой сумки по тумбочкам, усаживалась чинить блеклые тряпки под единственный источник освещения — зловещую лампочку, кидая короткие любопытные взгляды на нежданную гостью.

Оливия же пыталась валяться на топчане, набираясь сил. Ненормальная, искусственная слабость ещё беспокоила девушку, и вместе с тем она чувствовала себя виноватой, что проводит время в полном бездействии.

— Роми, — прервала Лив молчание, которое к этому времени стало давить на неё уже нестерпимо. Девочка подняла взгляд от рукоделия, застыла с тонкой, почти невидимой иголкой в руке. От иголки тянулась суровая прочная нить, которая словно привязывала Роми к домашним делам. Нить не давала этому юному созданию взлететь, подняться над подвалом, оставить проблемы и ответ за тех, кто нуждался в её помощи. Лив увидела это так ясно, что поперхнулась фразой, которую заготовила, закашлялась.

— А вы все — банхалы? — наконец-то смогла выговорить она. Получилось сдавленно и невнятно.

Взгляд Роми стал удивлённым и ещё более настороженным.

— Я не понимаю, о чём ты, — ответила она.

— Банхалы? — чётче выговорила Лив, но из глаз Роми недоумение не исчезло. — Значит, скорее всего, это не Ирида... Вы боитесь юххи? Скрываетесь от монахини?

Честно говоря, она не понимала, как удобнее спросить о том, где она находится. Лив и так была осторожна, а последние события укрепили её в мысли очень думать, прежде, чем что-нибудь спросить.

— Ты, наверное, где-то сильно головой стукнулась, — довольно равнодушно ответила Роми. — Или обратный метаморф запустила, да он у тебя из-под контроля вышел. Я тебя не понимаю. Какой бы странной ты ни была, не можешь не знать, что выбравшие скрываются от лаборантов.

— А главный у этих... лаборантов, кто?

Роми, сделав последний стежок, перекусила нитку зубами. Полюбовалась на заплату, расправив перед собой детские штанишки на вытянутых руках, вздохнула: «На Винни всё просто горит», и повернулась к Лив.

— Ты имеешь в виду Управителя?

Лив показалось, что она неправильно расслышала:

— Правителя?

— Нет, — покачала головой Роми. — Управителя.

Она аккуратно переложила стопку чиненого белья на соседний ящик, накрытый полосатой тряпицей, очень похожей на наматрасник, и встала, чтобы размять ноги. Уставшая девочка с поникшими плечами напоминала теперь Лив маленькую сухонькую старушку. Особенно странными на лице без морщин, которые оставляет время, казались печальные очень мудрые глаза. «Наверное, виновато освещение», — успокоила себя Лив, но сердце сжалось от вдруг нахлынувшей жалости. И печали.