На полях росла «шитта» - яровая пшеница и «буссемет» - двозерная пшеница. Рос также двух видов лук - «ацалия» и «шассир», фасоль «фол». На растении «гефен», опоясывавшем ветви деревьев, родили сладкие гроздья, сок которых пьянил голову, а на черноземе озерного дна тянулась ботва тыкв; смоковница и миндаль родили деревья «шикмим» и «шакед». Душистыми цветами красовались растения «кимош» и «шабацелет» - по-нашему, нарцисс и лилия. Со стеблей «дохана» выжимали сладкий мед (возможно, это была сахарный тростник). На склонах росли вечнозеленые кипарисы.

Старый Ламеко не помнил отдельных долин, и все же вспомнил и показал мне тропинку через горные хребты, которой можно было добраться до подножия вулкана.

Решил я по той тропе приблизиться к кратеру вулкана. Простился со своими близкими, собрал в мешок необходимое оборудование и продукты, взял с собой Бэби и отправился путем, который показал старик.

Дорога была хоть и тяжелая, но все же вполне проходимая. Она вела через скалы и пропасти, и я ежечасно отдыхал.

После восьмичасовых странствий с помощью Бэби я приблизился к вулкану.

Вулкан был последним отрогом горного хребта, а перед ним, словно котел, лежала долина, дно которой было залито озером. Это не изумрудное зеркало, не веселая водяная гладь, в которой отражается голубое небо, - озеро от сияния на небе было красное, как кровь.

Когда я начал спускаться к озеру, то почувствовал, как постепенно температура воздуха повышается - эта долина и озеро подогревались снизу.

Грязь, которую я месил, сойдя в долину, была теплой.

Долина еще не проснулась, еще спала. В ней не было ни животных, ни растений. Нелегко было и мне сносить эту жару, не то что Бэби, которая тем более не привыкла к ней. Бэби скорее побежала искупаться в озере. Но едва прыгнула в воду, как быстро и выскочила оттуда. Озеро было горячим.

Из озера, к моему большому удивлению, вместо уже раз окрашенной в синий цвет медведицы, выплыла красная. Но эту красную краску Бэби мигом встряхнула с себя.

Я спустился к озеру и зачерпнул бутылочкой воды. Вода имела цвет киновари. При помощи лупы я узнал, в чем причина такой окраски. В стакане кишели простейшие существа - инфузории. Все эти существа воюют между собой, грызутся и глотают друг друга.

Кишели здесь существа невидимого простым глазом мира - змейки-веретеницы - все вроде колес, вилок, перчаток, гребней, кошачьих когтей, струек, звезд, солнц, полумесяцев, лебединых шей, слоновых хоботов, бутылочек, усатых жемчужин, колоколов, зигзагов, веревочных узлов, восьмерок, кружева, единорогов, корон, двуколесок, булав, гиацинтов, акул. И все это, взбитое в густую массу, уместилось в одном стаканчике воды. Вода в озере как бы превратилась в кровь. Значит, животное возникло раньше растения!

Когда я еще раз зачерпнул воды в бутылку, то заметил, что она уже не такая красная. Далее вижу, в бутылке плавает длинный, словно нитка, червячок-наида.

Наида глотает инфузории, и через восемь часов вся водная масса только и состоит из червячков и моллюсков. Мелкие чудовища в форме змеи, и ловкие, и ленивые, безголовые и безглазые чудища, плавающие без ног, вращаются, как колесики. Поймать или сосчитать их невозможно. Они заполнили ил и поверхность озера. В то же время на побережье озера уже торчат из воды острые шпили хвоща. На камнях в воде появляются длинные зеленые бороды - это все живые растения.

В последующие 24 часа между корнями хвоща появилось водяное страшилище червей - полип. Это странное неразгаданное существо обычно живет в каждом водоеме, где живут черви. Не имеет оно ни головы, ни глаз, ни сердца, ни живота, и на все нападает, все глотает, переваривает.

Когда полип выползает из ила, он не длиннее первого сустава на пальце человеческой руки. Но потом может неизмеримо вытянуться. На открытых местах его тела вырастают щупальца, к которым прилипает каждый червячок, которого полип сразу же и глотает. Нутро полипа можно вывернуть как перчатку. Тогда внешняя его часть станет внутренней. Но и тогда полип может переваривать свои жертвы. Если разрезать полип надвое вдоль, каждая половина станет отдельным существом, свернется в клубок и будет жить дальше. Когда рассечь его поперек, то место разреза зарастет, а на второй части вырастут щупальца, и снова из полипа возникнут две существа. Если один полип проглотит другого, то жертва просверлит себе в теле победителя отверстие, выдвинет оттуда свою головку, и, сросшись, они будут жить дальше. С двух полипов возникнет один с двумя пастями. Это чаще всего случается тогда, когда два полипы хватают одного и того же червя с обоих концов и глотают, пока их роты не соединятся. Тогда более сильный полип пожирает слабого вместе с червяком. Чем больше полип ест, тем быстрее он растет и становится толстым, как рука человека. Нападает полип и на крупных рыбин и глотает их. Если рыба слишком велика, то она растягивает тело полипа до тонкой пленки, и тогда кажется, что плывет окутанная прозрачной тканью рыба. Но эта тоненькая пленка задушит жертву, высосет из нее соки, а кости выкинет.

Полип не имеет пола ни мужского, ни женского. Малышей рождает он сам. Вырастают они с его боков. Каждый малыш имеет свою пасть и все полипы-отростки питают общее тело. Я смотрел на жизнь этих чудовищ и наблюдал, как полипы глотают миллиарды червячков. Когда эти уродливые обжоры покраснели сами от цвета проглоченных червей, вода стала более прозрачной, и от нее не воняло уже тем тяжелым запахом.

На поверхности озера стали появляться широкие листья лилий.

Бэби все время ходила к воде купаться. Но однажды она примчалась обратно, тяжело дыша, и начала бешено встряхиваться, подпрыгивать, переворачиваться. Я сразу же угадал, какое именно бедствие случилось с ней.

Вся голова Бэби была окутана блестящей пленкой, которая плотно прилегала к ее телу. Это был огромный полип, окутавший голову медведицы, которая купалась в озере. Это безобразное существо могло задавить и крупного зверя. Итак, полип окутал голову Бэби, и она не знала, что делать.

Я быстро распорол чудовище ножом надвое и избавил медведицу из этого страшного мешка. Распоротая химера стянулась и стала снова целым. Чтобы показать свою силу, она охватила, как чулок, мою босую ногу и невыносимо давила ее. Тогда я разрезал полипа на четыре части. И только возникшие четверо животных, прыгая, как пиявки, поспешили к воде.

Между тем животворная сила земли начала действовать и на суше.

Под снесенными с гор обломками скал везде лежали трухлявые деревья и гнилые сорняки. Впервые эта масса ожила.

Странные грибки внезапно подняли свои головы. Мелкие и крупные, как бочки, разветвленные и стройные грибы вкусно пахли. Здесь же росли и плесени, зловонные породы, ровные, как палки. Ножка у них, как из стекла, шапочка красная и вся дрожит. Зазеленели и папоротники, толстые, как стволы деревьев, их быстрый рост можно было наблюдать. Быстрый рост заметил я и у других растений. Прошло всего несколько дней, а они застелили уже углубления в скалах и берега озера.

Индийская канна, например, ежечасно росла на полметра, а когда я срубил ее, из корня потекло столько сладкого сока, что я наполнил им свою флягу. Орхидеи зацвели через десять часов. При цветении орхидей я наблюдал, что чашечка их нагревается. Это единственный цветок, который свидетельствует, что и растения чувствуют, любят и радуются.

Чрезвычайный рост всего здесь имеет свою причину. Насыщенный кислотами чернозем и огонь, который подогревает его снизу, тепло и влага, а также аммоний, - все это способствует развитию жизни. Способствует ему и постоянное сияние неба. За неделю здесь созревает то, что при нормальных климатических условиях созревает в течение года. Этим, видимо, и объясняется, почему в древние времена вычисляли жизнь одного человека семью, восемью, а то даже и девятью сотнями лет. Вероятно, потому, что год тогда не состоял из зимы, весны, лета и осени. Ведь на земле царило только лето. Годы вычисляли от урожая до урожая. От жатвы до жатвы - вот и год. А в те времена в одном астрономическом году было и десять жатв. В Восточной Индии, кстати, и теперь деревья за год дают урожай по четыре раза. Рис и сейчас созревает дважды в год, и только для «хлебного» дерева не хватает календарного года, поскольку от цветения до созревания плодов оно требует восемнадцать месяцев. Итак, если бы по этому дереву вычисляли возраст человека, тридцатидевятилетняя женщина имела бы всего двадцать шесть лет.