– А это – мой родственник, между прочим, генерал милиции, заместитель министра Петр Данилович Задрыга. Генерал Задрыга был солидный мужчина в дорогом костюме и ярком модном галстуке. Каменное лицо ничего не выражало. Генерал посмотрел поверх головы Николая и стал изучать пыльную люстру на потолке недорогого ресторана.

– Это Марианна Гавриловна Видова – верная жена и соратница, по совместительству детский врач – Маруся, я не ошибся?

Марианна Гавриловна улыбнулась хищной улыбкой. Это была красивая холеная женщина средних лет в строгом синем платье, сапфировых серьгах, на среднем пальце правой руки сиял невероятных размеров сапфир в окружении крупных бриллиантов.

Николай подумал: «Ну и тетка, не дай Бог такую тещу» – и отогнал от себя эту нелепую мысль. Чуть поодаль от этой колоритной пары стояла девушка или, скорее, девочка-подросток, в сереньком в розовый цветочек платье с короткими рукавчиками, круглым вырезом чуть ниже ключиц. Короткая стрижка темно-русых волос, по-детски пухлые розовые губы, чуть впалые бледноватые щеки. И глаза! Глаза умные, серьезные, с глубоким проникновенным взглядом. Только непонятно, какого цвета: карего, синего, зеленого или серого. На мгновение Николай утонул в этих глазах, но «быстро выплыл». Семен Семенович обнял девушку за талию и произнес:

– А это наша гордость – Таня, вот их дочка.

Он кивнул в сторону величественной семейной пары. Николай, картинно резко опустил голову, взгляд на мгновение остановился, как бы поточнее сказать, на подоле Таниного платья. По всем меркам платье было по-старушечьи длинным, оно открывало только острые, детские коленки, тонкие ноги и узкие щиколотки. На ногах были серенькие туфли без каблуков, бантиков или пряжек. «А может, это домашние тапочки, а туфли она забыла дома надеть!» – с ужасом пронеслось в голове Николая Александровича.

Опять заиграла музыка. По залу поплыл дивный голос Сальваторе Адамо: «Падает снег, наша любовь ушла…». Родители Тани элегантно вальсировали. Семен Семенович больно ткнул кулаком в спину Николая, и тому ничего не оставалось, как пригласить Таню на танец. Николай положил вытянутые руки на худенькие Танины плечи, она неловко вцепилась правой рукой в локоть Николая. В левой руке Таня держала маленькую, в форме книжки, сумочку. Адамо страдал об утраченной любви, а Таня и Николай неловко и бессмысленно топтались на одном месте. Вдруг Таня уронила сумочку. Николай не успел нагнуться, как Таня уже ее подняла. В глазах пробежал испуг. Таня открыла сумочку, достала круглую металлическую пудреницу с яркой инкрустацией на крышке, отщелкнула замочек, пудреница открылась. Таня посмотрела на зеркало – не посмотрелась в зеркало, а посмотрела на зеркало.

– Оно цело! – радостно прошептала Таня и как ребенок надула щеки и выпустила воздух со звуком «пффф». Она серьезно посмотрела на Николая и сказала:

– Ведь если разобьется зеркало – это очень плохая примета.

Николай хотел спросить, откуда у нее такое допотопное…. Пока он подбирал подходящее, наименее обидное слово, Таня с гордостью сказала:

– Эту пудреницу мне подарила бабуля – на счастье, как талисман.

Наконец, Адамо распрощался со своей любовью, Николай проводил Таню к ее месту за столом. Родители одновременно строго посмотрели на Николая, он почему-то виновато улыбнулся и боком-боком добрался до своего «последнего вагона». Бифштекс остыл, есть не хотелось, он допил из своего бокала выдохшуюся солоноватую «Боржоми» и подумал: «Как слезы». Тихо встал и «по-английски» вышел из ресторана.

На улице моросил теплый летний дождичек. В воздухе стоял пряный и нежный запах цветущей черемухи, сирени, рябины. По крайней мере, так решил Николай, в цветах и кустарниках он разбирался значительно хуже, чем в ядерной физике, вернее, совсем не разбирался. Но этот запах, этот запах… Николай еще немного постоял, помок под дождичком, завел «Жигули» и поехал домой. Дома он аккуратно повесил влажный от дождя костюм. Молока не хотелось. Он лег в свою «райскую» постель и заснул. Николаю редко снились сны, он их не любил. Но сегодня ему не повезло. Николаю снилось продолжение банкета и бесконечный танец с Таней. Она все время роняла свою сумочку. Наконец, Николай ее поднял, засунул в карман пиджака. Он обнял Таню обеими руками, крепко прижал к своему телу и начал целовать. Он целовал ее бледные щеки, пухлые детские губы, тонкую шею с синенькой пульсирующей прожилкой, розовые тоненькие ключицы. Ее острые коленки больно толкали его ноги. Высокая и довольно большая грудь на таком хрупком теле смотрелась невыносимо соблазнительно. Но строгое серое платье в розовый цветочек охраняло Таню как броня.

Николай проснулся. В незашторенное окно ярко светило солнце. Николай почти проспал. Сегодня было назначено итоговое заседание кафедры. Отчет слеплен кое-как, и молодой зав. кафедрой рассчитывал утром на свежую голову привести все в порядок. Но он проспал. Быстро собрал листы отчета, сунул в портфель. На ходу, обжигаясь, проглотил недоваренный кофе – пенка убежала, куски плохо помолотых зерен плавали в мутной воде, прилипали к губам. Машина хрюкнула, дернулась и только потом завелась. В зал, где проходило заседание, Николай Александрович вошел последним, поздоровался, достал неготовый текст отчета. Выступление получалось путаным и скучным. В зале стоял легкий гул, сотрудники вполголоса болтали о своем. Покрасневшая Светочка не знала, что писать в протоколе. Николай перестал говорить, сделал долгую паузу и первый раз в жизни, повысив голос, резко сказал:

– Товарищи, кому не интересно, могут быть свободны.

Гул прекратился, однако Адель Петровна, профессор, самая пожилая сотрудница кафедры, крякнула, нахмурилась и, обращаясь к Семену Семеновичу таким шепотом, что услышали все присутствующие, произнесла:

– Да, нашему гению пора жениться, срочно.

Воцарилась тишина. Николай Александрович обратился к секретарю:

– Светлана, запишите итоговое решение – признать работу кафедры за 1978-1979 учебный год удовлетворительной. Объявить сотрудникам благодарность. Заседание закрыто, всем желаю хорошего летнего отдыха. Вышел из зала и заперся в своем кабинете.

Николай понял, что он очень устал. За этот год столько всего произошло, и эта Таня на вчерашнем банкете… со своей пудреницей.

Кафедра до сентября закрыта, но предстояло много важных, и надо сказать, интересных дел. В 1976 году американская фирма «Apple» выпустила первый компьютер, в 1976 – 1977 годах компьютеры становятся массовым явлением. Николай хорошо знал устройство и принципы работы этих машин, которые предвещали мировую интеллектуальную технологическую революцию. При его непосредственном участии для училища было закуплено несколько десятков самых современных компьютеров. Предстояло с нового учебного года открыть компьютерные классы для студентов и преподавателей. Дома у Николая был компьютер, и он уже полностью освоил эту не сложную для него электронную машину. Ребята-электронщики из деталей и блоков, которые каким-то образом привозили из-за границы, собирали новенькие компьютеры «Apple» и продавали их «через своих людей». Это, конечно, не вязалось с законом. Но какая сила остановит неумолимое движение технического прогресса!

К концу июля ректорат затих. Все ушли в отпуск. Николай Александрович получил в профкоме Училища путевку в Болгарию, на курорт «Золотые пески» на две недели.

Он надел узкие синие американские джинсы, синюю в клеточку рубаху навыпуск, сунул что-то в дорожную сумку, в «duty free» аэропорта «Шереметьево 2» купил итальянские очки от солнца и на следующее утро загорал под ласковым болгарским солнцем. Четырнадцать дней Николай плавал в море, валялся на горячем песке, объедался персиками и виноградом. Он ни о ком и ни о чем не думал. Он не ходил в вечерние бары, а сидел в кресле в номере и по французскому каналу смотрел смешные мультики или бесконечный сериал про Эркюля Пуаро.

Николай вернулся в Москву, загорелый, бодрый, уверенный в себе. Начался новый учебный год. Училище гудело, ректорат зашивался. Все – как всегда.