НАЧАЛО
Москва. 26 февраля 2009 года. Скоро начало весны. Вечер пятницы.
Татьяна Петровна Видова уютно устроилась в кресле перед телевизором. Очередные «Ментовские войны» давно перестали волновать воображение, просто звуковой фон в большой пустой квартире. Татьяна Петровна ждала мужа, Николая Александровича Большакова, физика, известного ученого, который вот-вот должен прийти с работы. К родителям, в дом своего детства, довольно часто наведывался взрослый сын, Василий. Внук, Артемка – забавный, очаровательный малыш, подолгу, месяцами жил на попечении бабушки и дедушки. Мама Артемки, Лидия Васильевна Лаврухина, с которой Вася развелся, когда Артемке было чуть больше годика, не «жаловала» бывшую свекровь. Подруга Василия, очаровательная Анечка, Анна Семеновна Соловьева, была нечастой, но желанной гостьей. Впрочем, и на Лиду Лаврухину Татьяна Петровна не держала обиды. Она переступила через боль развода сына ради ненаглядного Артемушки. И еще, она понимала Лиду. Несозревшая душа инфантильной девушки не была готова ни к любви, ни к материнству. В квартире также жил маленький песик Чипсик, непонятной породы, купленный за большие деньги как породистый йорк-терьер. Чипсик сидел на ковре у ног Татьяны Петровны и внимательно смотрел телевизор. Татьяна Петровна более внимательно рассматривала, вернее, любовалась «драгоценным» фарфором. Так она называла чашечки, чайнички, вазочки, изящно расставленные в шкафчиках с подсветками. Там, действительно, было несколько достойных внимания вещиц. В квартире очень много книг: научных, по двум специальностям – физике и экономике, классики, великолепных альбомов по искусству, редких, очень старых изданий. Половину книг отвезли на дачу, но это мало помогло. Еще в квартире было очень чисто, гармонично красиво, уютно и удобно.
Татьяна Петровна посмотрела на часы, стоявшие на низкой тумбе, рядом с английской «вертушкой» и небольшим собранием виниловых пластинок. Была половина первого ночи.
Неприятно дернулись руки. Машинально она взяла телефон, нашла номер Кольки, нажала кнопку вызова. Телефон ответил, что абонент находится вне зоны доступа. Колька, с которым в мире и любви она прожила так много лет, должен был обязательно позвонить, если надолго задерживался. Они все всегда делали вместе: достижения и ошибки, переживали радость, делили боль и обиды. Татьяна Петровна пошла на кухню, приготовила в кофе-машине кофе с теплым молоком и, стараясь быть спокойной, сдерживая трясущиеся руки, выпила большую чашку душистого вкусного напитка. Убрала за Чипсиком, протерла и без того блестящие ручки на кухонных шкафах, бесцельно обошла всю большую четырехкомнатную квартиру, опять нажала кнопку вызова Колькиного телефона. Ответ был тот же.
Она села в кресло и стала думать. Сегодня пятница, вернее, уже вчера, но допустим, что сегодня. Большой Ученый совет – по четвергам. Да! Она вспомнила, что Николай говорил о банкете по поводу юбилея Ивана Васильевича, проректора по науке, закадычного дружка Николая. Но банкет начинался в три часа, Иван знал меру, и к семи вечера все наверняка разошлись. Еще Николай жаловался на своих аспиранток Клаву и Зою – «Барби из провинции», как он их шутливо называл. Девочки действительно приехали из провинции с золотыми медалями, поступили и неплохо закончили университет. Теперь с непонятным для посторонних упорством писали, или, как говорил Николай Александрович, «сочиняли» кандидатские диссертации по ядерной физике. Особенность заключалось лишь в том, что обе девочки были дочерьми губернаторов двух крупнейших и богатейших регионов России, ограничений не знали ни в чем. И если им «приспичило» в пятницу вечером обсудить свои новые, бесспорно «гениальные» идеи с научным руководителем, значит, будет только так. Но что можно обсуждать с двумя избалованными, домашними девочками до полуночи. Татьяна Петровна даже мысли не допускала «про что-то там…», она хорошо знала и уважала мужа. И все-таки сердце беспокойно ныло. Она достала из своего бельевого ящика комода в спальне пачку тоненьких сигарет, сунула в карман большого пушистого халата телефон и вышла на дальнюю лестничную площадку. Там стоял старенький пуфик, железная баночка от маслин – уютно и чисто. Их дом считался престижным, был хорошо отделан, регулярно убирался. Татьяна Петровна курила редко и в одиночестве. Это было ее личное пространство и время, куда она никого не пускала. Николай не курил никогда, ворчал на Таню, она покорно кивала головой, соглашалась, но тоненькая пачка и зажигалка всегда лежали в косметичке, еще одна пачка и зажигалка – в комоде. После двух сигарет подряд немного закружилась голова, сознание притупилось. Татьяна Петровна вернулась в квартиру. Чипсик мирно спал в своей нарядной собачей «кроватке» среди книжных стеллажей в холле. Она приготовила себе постель в большой комнате на огромном диване. Когда-то давно изначально здесь планировался кабинет для молодого перспективного ученого – Тани Видовой, но план так и не реализовался. В комнате принимали гостей, на стене висел самый большой в квартире телевизор, стояли удобные кресла. Маленький легкий компьютер прекрасно помещался на подставке на коленях. Сидеть в мягком кресле было значительно удобнее, чем за письменным столом. Недавно Татьяна Петровна ушла на пенсию и наслаждалась свободой. Иногда она спала здесь, в большой комнате, когда болела. Это значило, что неделю ее разрывал сумасшедший насморк или когда «к погоде» сильно ныла поясница. На диване появились изысканные спальные принадлежности, красивое и очень дорогое постельное белье. У Татьяны был культ постели. Это передалось от мамы и с годами достигло совершенства. Она посмотрела на часы – они показывали 03-54, схватила телефон, через 02 узнала номер информации о несчастных случаях, Николая Александровича там не было.
Она попыталась заснуть. Не получалось. Она встала, накинула халат, на кухне из холодильника достала валокордин, начала капать в аптечную рюмочку, но руки дрожали, капли не капались, она с раздражением ногтем отковырнула капельницу, ноготь больно отломился, она прямо из пузырька налила полрюмки лекарства, разбавила водой из кувшина и резко проглотила. На мгновение перехватило дыхание, она запила водой прямо из кувшина. Покопалась в аптечке, нашла снотворное, приняла таблетку. Захотелось еще курить, вышла на лестницу, выкурила еще три сигареты, ее зашатало. Татьяна Петровна, держась за стены, аккуратно дошла до квартиры, закрыла входную дверь на замок, держась за стеллажи, через холл дошла до дивана, сняла и положила на кресло халат, пушистый, нежно-сиреневый, с атласными манжетами. Калачиком свернулась под одеялом и стала думать о Кольке. С этими мыслями она заснула тяжелым беспокойным сном.
Николай Александрович Большаков – коренной москвич, отец – прораб на стройке, мать – технолог в мелком НИИ, старший брат, лоботряс, закончил семь классов школы и пошел к отцу на стройку. Николай до восьмого класса был троечником, на уроках появлялся не часто, он четко представлял свое будущее – строек в Москве было много. В восьмом классе, в конце сентября, он случайно забрел на урок физики. На улице был дождь, а ключ от маленькой двухкомнатной квартиры в «хрущевке» в Бескудникове он забыл на гвоздике в прихожей. Учитель, Юрий Васильевич, с удивлением обнаружил нового ученика, ничего не сказал, только положил на парту «Учебник физики» для 8 класса.
И Колька – пропал. Мир для него остановился, осталась одна физика. Учебника хватило на месяц. Немного тормозила алгебра, но к Новому 1964 году она была побеждена. Юрий Васильевич приносил из дома толстые учебники, задачники, дополнительную и прочую литературу по физике, математике, физической химии, все это сгорало в голове Кольки, как в жерле вулкана. После окончания восьмого класса педсовет школы единогласно решил направить Кольку в специальную физико-математическую школу при Высшем техническом училище. Позже училище получило статус университета. Кольке надо было сдать вступительное собеседование. Оказалось, что на каждое место в школе 15 или 20 претендентов. Это называлось – «конкурс». Было непривычно и боязно. За собеседования по математике, физике, химии он получал пятерки с плюсом и восклицательным знаком на полях ведомости. В диктанте было 18 ошибок. Формально – Кольку следовало вычеркнуть из списка претендентов. Мнения членов приемной комиссии разделились. Слово взяла учительница русского языка Дина Григорьевна Мельникова, Заслуженный учитель СССР. До этого она безмолвно сидела в дальнем углу большого стола для совещаний педсовета в кабинете директора школы – кандидата педагогических и доктора физико-математических наук одновременно. Дина Григорьевна тихим голосом начала говорить:
