И тут случилось то, чего никто из нас не ожидал. Когда мы подбежали к воротам, навстречу нам во двор вошел дядя Христофор - отец Нели. В подворотне было темно, поэтому он не понял, кто мы такие, и остановился. Мы тоже. Назад бежать не было смысла: во дворе рано или поздно нас поймали бы.
- Что такое? - спросил дядя Христофор и попятился в сторону улицы: наши белые простыни напугали его. Стало ясно, что он боится нас больше, чем мы его, и все бросились вперед. Он выронил из рук какие-то бутылки и, зацепившись ногой за перекладину ворот, упал. Ребятам пришлось перепрыгивать через него: он загораживал проход. Кто-то впопыхах даже отдавил ему руку - он громко вскрикнул.
Все убежали, остался я один. Не мог же я перешагнуть через ее отца!
Он продолжал лежать. Я вдруг подумал, что он ударился головой, когда падал, и испугался.
- Дядя Христофор, - попросил я его, - встаньте, не надо лежать.
Он был весь мокрый, от какой-то жидкости, которая вылилась из разбитых бутылок. Когда я попытался поднять его, он узнал меня.
- Вы что, с ума сошли? - спросил он сердито, все еще лежа на спине. Потом, охая и кряхтя, поднялся и дал мне по шее. - Нашли время играть.
Он еще не знал, что мы напугали его семью. Пора было смываться. Но он ведь все равно узнал меня, и что-то еще удерживало меня рядом с ним.
- Олиф разлился, - сказал он огорченно, разглядывая осколки бутылок, лужу на земле и свой, костюм...
Послышались крики тети Аиды, и тут дядя Христофор обратил внимание на то, что двери его квартиры распахнуты. Как раз в этот момент тетя Аида выбежала во двор с криками: "Хулиганы, головорезы!" - ринулась на меня и схватила за шиворот. Я рванулся, но было поздно. Следом за ней выбежала Неля. Дядя Христофор держал меня за плечо.
На крики прибежали соседи. Среди них я увидел Юркину мать.
Меня вытащили на светлое место. Раздались удивленные возгласы.
- Возмутительно! - сказала тетя Аида. - Сын интеллигентных родителей. Надо сообщить в милицию. За такое хулиганство сажают... Бандитизм какой-то! Хорошо, что Христофор поймал его...
- А еще мать в райисполкоме работает!.. - сказал кто-то. Больше всего я боялся, что они поведут меня к нам домой.
- Олиф разбили, - сказал дядя Христофор. - Три бутылки. Тетя Аида вскрикнула и всплеснула руками.
- В каком ты виде! - опять закричала она. - Что они с тобой сделали?! Ты весь в пятнах!
- Я споткнулся, - смущенно объяснил он.
И тут произошла страшная вещь: я заплакал. Никогда не прощу себе этого. Позор! Представляю, как я выглядел: жалкий, плачущий мальчишка, которого держат за шиворот, как воришку.
- Отпусти его, - сказала тетя Аида мужу.
Они думали, наверное, что я испугался, а я плакал от обиды. Зачем я согласился пугать их? Зачем не убежал вместе со всеми? Зачем плачу сейчас? И больше всего обидно было потому, что я плачу у всех на глазах, но остановиться не могу...
Они привели меня к себе. Я умылся под краном. Неля дала мне полотенце. Я старался не смотреть на нее. Наверное, пока я умывался, дядя Христофор рассказал им, что не он меня поймал, а я сам не захотел убежать, я вдруг почувствовал, что они начали ко мне лучше относиться. От этого мне стало еще противнее, и единственным моим желанием было уйти от них поскорее, но они меня не отпустили.
- Ну как тебе не стыдно? - сказала тетя Аида. - Ты же хороший мальчик, у тебя такие интеллигентные родители. Разве эти хулиганы тебе товарищи?
Я почувствовал, что могу снова расплакаться.
- Это не он виноват, - сказал дядя Христофор, он сидел за кухонным столом, - друзья у него плохие. Ничего, завтра я поговорю с их отцами. Всех найду.
- Я не назову ни одного имени, - сказал я решительно, и это помогло мне пересилить слезы.
- Не назовешь - не надо, - сказал дядя Христофор. - Ты дашь мне что-нибудь поесть? - спросил он у жены.
- Дай папе поужинать, - сказала тетя Аида Неле.
- Я сам возьму, - сказал дядя Христофор. - Сиди, сиди, дочка. То, что ты товарищей не выдаешь, это хорошо, - сказал он мне. - Но лучше с такими товарищами не водиться.
- У тебя же хорошая голова, - сказала тетя Аида. - Ты же отличник...
Откуда она знает, какая у меня голова?
- Я не отличник, - возразил я.
- Как не отличник? Все говорят, что ты лучше всех знаешь математику.
- По математике у меня пятерка, - согласился я, - но по другим предметам есть четверки.
- Другие предметы - это ерунда, - сказала тетя Аида. - Главное - это математика... А нашей Неле математика трудна дается...
- Мама, опять начинаешь? - спросила Неля.
- Доченька, почему ты волнуешься? Я разве что-нибудь плохое говорю? Я же знаю, что можно сказать, а что нельзя! Просто уже мало дней осталось.
- Мама! - Она боялась, что мать проговорится мне про переэкзаменовку.
- Не кричи! - рассердилась тетя Аида. - Я совсем про другое говорю. Я хочу сказать, что тебе надо как следует подготовиться к новому учебному году. Восьмой класс - это не шутка."
Неля успокоилась. Но я-то знал, что у нее переэкзаменовка по геометрии.
- Особенно геометрию, - продолжала тетя Аида. - Ты должна всю ее повторить с начала до конца, как будто на экзамен идешь. Это обязательно... Вот как раз Элик тебе и поможет. Ты поможешь Неле? - спросила тетя Аида у меня.
Тут я в первый раз посмотрел на Нелю. Она ждала моего ответа, и я увидел, что она ничего не имеет против того, чтобы я позанимался с ней.
- Если Неля согласна... - сказал я, запинаясь, и умолк, потому что голос у меня вдруг пропал.
- Почему она не согласна?! Она согласна! Ты же согласна, дочка? - Тетя Аида сделала круглые глаза Неле.
- Я могу в любое время, - сказал я тете Аиде. - Я сейчас совершенно свободен. Неля молчала.
- Лучше с утра, - решила за нее тетя Аида. - Приходи в одиннадцать часов.
- Нет худа без добра, - сказал дядя Христофор.
Я попрощался и пошел к двери. Натолкнулся на стул. Неля закрыла за мной дверь и улыбнулась, когда сказала "до свидания"...
14 августа
Утром я проснулся от звуков горна в воинской части. Играли побудку. Так рано я давно не вставал. Подошел к окну и увидел, как через пустырь к воротам части бежит сын полка, на ходу застегивая ремень. Неужели он продолжает служить в армии? Тогда почему живет на квартире?
На краю пустыря, там, где начинался овраг, я увидел небольшую толпу. Оказывается, ночью на нашем пустыре оглушили милиционера. Ударили по голове молотком или чем-то другим тяжелым и вытащили из кобуры револьвер. Когда я прибежал к оврагу, его уже увезли, но на месте происшествия еще толпились люди. Тетя Сима, мать Лени, первая увидела его рано утром по дороге на работу. Об этом сообщил мне дядя Шура, который был в курсе дела.
- Милиционер сам ее позвал, - он торопливо рассказал мне все, что знал. Она шла на работу, слышит, кто-то зовет ее: "Гражданка, гражданка" - и стонет. Вот здесь он лежал, прямо на этом месте. Она подумала, что ему плохо стало, а он говорит: "Нет, гражданка, меня ударили по голове сзади". И действительно, на голове вот такая шишка. - Дядя Шура соединил две свои ладони. - Почти вся голова опухла. "И револьвер мой украли, прошу вас, сообщите в милицию". Приехали за ним и забрали... Это кто-то из наших хулиганов его стукнул, понизив голос, оглянулся дядя Шура. - Он им не давал в карты играть в овраге. А заодно и револьвер стянули.,.
Появился Рафик. Я рассказал ему все как было.
- Идем на свалку, - предложил Рафик. - Там не то что револьвер - гранату можно найти. Прошлый раз ребята несколько "лимонок" принесли...
- Сегодня не могу, - сказал я. - В одиннадцать часов у меня важное дело. Хорьку скажешь, что меня мать к бабушке послала.
Ровно в одиннадцать я пришел к Неле. На столе уже лежала "Геометрия", экзаменационные билеты и тетрадка в клетку. Неля была одета в широкий, длинный, до полу, халат своей матери.
- Ты пока посмотри первый билет, - сказала она, - а я сейчас приду.
