Каперанг долго ходил по комнате, устало переставляя ноги, потом упрямо тряхнул головой:

– Нет, не убедили меня твои доводы, Андрей Павлович. Даже если это ложный след, значит, где-то должен быть и настоящий.

Зубровский налил себе еще кофе, но, так и не выпив, поспешно заметил:

– А вы думаете, Владимир Анатольевич, меня не огорчает мысль, что я приехал сюда напрасно? Однако я должен предусмотреть и эту возможность, тем более, что именно на этой версии настаивает руководство.

– Руководство, говоришь? – переспросил каперанг. Он еще раз прошелся по комнате, заложив руки за спину, и продолжил: – Оно всегда на чем-то настаивает… Особенно, когда не хочет слышать подчиненных. Что мы, собственно говоря, у них просили? Увеличить штаты? Добавить средств на агентуру? Но ведь это только до Олимпиады. Как только все закончится, будем сокращать…

Майор искренне рассмеялся.

– Развеселили вы меня, Владимир Анатольевич. Ну кто, где и когда сокращал штаты?

– Но ты же еще не знаешь всего, – горячо воскликнул Болховитинов. – Вот, например, вчера ночью на центральной площади задержали еще одного. Вез пакет с тротилом. Больше килограмма. А это уже, как ты понимаешь, серьезно.

– Согласен, это уже интересней, – насторожился Зубровский. – Он сказал, для чего ему понадобилась взрывчатка?

– Пока молчит, – ответил Болховитинов.

– Может, для рыбалки? Или для дружков из криминала? Понимаете, странно, если он связан с боевиками. Обычно такого рода специалисты не прокалываются при перевозке на дорогах. Вы же знаете: пятьсот рублей – и вези, что захочешь… Возможно, его специально подставили.

Болховитинов налил в стакан еще немного вина из бутылки, жадно выпил, и спросил возбужденно:

– Но ведь кому-то для чего-то это понадобилось?

– Для убедительности, – ответил Зубровский. – Этот пацан может быть просто подставной пешкой в какой-то далеко идущей игре. Они же, насколько известно, людей не ценят…

– Да, дураки, готовые рискнуть за сотню баксов, всегда найдутся, – согласился Болховитинов, остановившись перед Зубровским.

– Возможно ли, что за этим стоит Ахмед Закаев?

– Возможно. Этот Ушат Помоев остался у них за главного.

– Мне довелось однажды еще в Чечне познакомиться с ним, вернее, с его работой. Он не может без азиатских хитростей. Там он тоже хотел нас запутать ложными следами. Так что он вполне может напичкать Сочи всякими хитрыми штучками. Тут вы, конечно, правы. Безопасность – прежде всего. И хладнокровие с беспристрастностью здесь просто необходимы. Поэтому для начала давайте сделаем так: я хотел бы переговорить с этим парнем. Организуете?

– Ну, конечно, – обрадовался каперанг. – И не только переговорить. Подключайся к его разработке по полной программе. Мы дадим тебе группу. Увидишь, ребята отличные. Если возникнет необходимость оперативных действий, действуй самостоятельно, не согласовывая со мной. Я оповещу всех, чтобы тебе оказывали всяческое содействие.

– Не слишком ли вы были откровенны с этим немцем? – спросил эмиссара тщедушный, чуть прихрамывающий человечек, который показался в дверях, когда Макс Фриш покинул помещение. Это был секретарь Закаева Фанум Бей, турок по национальности. Он слышал весь разговор, находясь в соседней комнате.

Много лет он верой и правдой служил эмиссару – еще со времен первой чеченской, куда отправился добровольцем, и был беспредельно предан ему. Его боялись и ненавидели все сотрудники зарубежного правительства. Ходили слухи, что Фанум Бей доставлял своему хозяину наркотики, приводил к нему малолеток, а также контролировал чеченских предпринимателей, работающих в Лондоне и за границей.

Он проковылял по кабинету и, ожидая распоряжений, остановился возле стола своего шефа.

Закаев, проведя рукой коту по шерстке, взглянул на помощника.

– Думаешь, сдаст?

– Этот сосисочник? Да он продастся первому встречному. У него на морде написано – тридцать серебряников…

Закаев ухмыльнулся.

– Интересно, как он это сделает…

Увидев недоуменный взгляд Фанума, пояснил:

– Вряд ли ему удастся. Мы не выпустим его отсюда до конца операции. А после… – он сделал неопределенный жест рукой.

Фанум промолчал. Он был сдержанным человеком и хорошо понимал, что означает этот жест.

– Что с чертежами плотины? – продолжил Закаев.

Лицо помощника осталось непроницаемым.

– Чертежи и снимки будут, как только получу их от Джабы, – доложил он. – Сейчас он в Кодорском ущелье. Если все пройдет хорошо, то не позднее, чем завтра.

Эмиссар нахмурился.

– Как бы наш Красавчик не попался в лапы к русским. Насчет его самого я уверен, а вот если у него найдут эти снимки…

– Ничего страшного, – поспешил возразить Фанум. – Даже если это произойдет, вряд ли кто догадается, зачем они ему и что они для нас представляют. Такие снимки может сделать любой турист, оказавшийся на строящемся олимпийском объекте. Русгидро, возводящая ГЭС, сама выпустила рекламные листки с видами и чертежами плотины.

Последовало долгое молчание, затем Закаев сказал строгим тоном:

– Тем не менее предупредите Джабу быть осторожным. И продолжайте нагнетать обстановку. Пусть дергаются… Письма и звонки с угрозами должны поступать к ним ежедневно. Время от времени в Сочи должны находить по нескольку сот граммов взрывчатки. Подставных пешек для этого мы найдем. Это называется на военном языке – вести беспокоящий огонь. А мы тем временем будем делать свое дело. И поторопитесь. Как только получите что-то от Красавца – мигом ко мне.

– Подойди-ка ближе, – сказал Зубровский задержанному, посмотрев на часы. Было только половина двенадцатого, а уже ощущалась какая-то усталость, словно в конце рабочего дня. Это все жара… Сейчас бы на море…

Не спеша он осторожно помассировал веки. Не только потому, что глаза устали, но и руководствуясь известным правилом: при виде утомившегося и слегка расслабившегося следователя преступник сам расслабляется.

– Значит, ты и есть Весельчак? – спросил Зубровский, поднимая голову, и неожиданно для себя удивился: он думал увидеть перед собой смуглого и черноволосого кавказца, как обычно выглядят дети гор, а его взгляд наткнулся на совершенно другой тип лица.

– Да, я, – ответил юноша лет восемнадцати. Не очень высокий, худощавый, русоволосый, он держался как мальчик из приличной семьи, убежавший от няни. Красная клетчатая рубашка придавала ему вид жизнерадостного ковбоя, не совсем уместный в этой официальной унылой обстановке служебного кабинета.

– Садись! – приказал майор, и тут же отметил: ведет себя не вызывающе, но и не слишком поспешно. Нормальная реакция. Он быстро просмотрел заметки, в которых резюмировал содержание заведенного на Алиева дела. Всего несколько скупых строчек – наркотики, хранение взрывчатых веществ и тому подробное. Список длинный, но нарушения несерьезные. Никаких данных о связи с боевиками. Несколько месяцев совсем не был в милиции. Майору показалось, что с этого и следует начать.

– Чем занимался в последнее время?

– Учил английский, – ответил, чуточку подумав, юноша.

Зубровский с интересом взглянул на него. Похвально.

– Ну-ка, скажи пару слов по-английски.

– Хэлло, фрэнд, – довольно правильно произнес мальчишка.

– Отлично, парень, – похвалил его Зубровский. – У тебя неплохое произношение. Почти американское. Но вчера подготовка к Олимпиаде для тебя закончилась. Этим всегда кончается, когда разъезжаешь с пакетом взрывчатки по городу. Незаконный оборот взрывчатых средств, статья 109 УК – вот как это называется… Знаешь, на сколько это потянет?

Улыбка сползла с лица парня, он замолчал, и Зубровский счел начало допроса удачным.

– Где ты его взял? – спросил он.

– Нашел, – быстро ответил Весельчак.

– Валялся на дороге, конечно?

– В Ленинском сквере. Увидел, что-то белеет и, остановился взглянуть.