– Но ведь погибнут тысячи!

Лицо эмиссара осталось невозмутимым, но глаза его сверкнули.

– Речь идет о независимости Ичкерии! – он резко провел рукой против шерсти, и кот недовольно фыркнул, недоуменно скосив на хозяина глаза. – В Коране сказано: когда начинаешь убивать за правое дело – убивай, и не думай о последствиях… И давайте не углубляться в эту тему. Ваша задача, – он грозно взглянул на инженера, – чисто техническая. Учтите, плотина уже заминирована. Все о чем я говорил вам в будущем времени, уже сделано. Нам удалось запихнуть внутрь свыше четырех тонн взрывчатки. Правда, мы не смогли равномерно распределить ее по всему объему, так что получилось где густо, а где пусто. Но у нас есть схема расстановки зарядов, а ваша задача – как можно эффективнее использовать их. Короче, вы должны дать ответ, где и сколько нужно установить взрывателей.

Инженер взял из рук эмиссара листок, на котором схематично, от руки была изображена плотина с указанием мест закладки зарядов и количества в них взрывчатого вещества. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы оценить схему – да, чеченцы поработали на славу. Если верить схеме, вся плотина, изображенная в плане, в разрезе и продольном профиле была буквально нашпигована взрывчаткой. Значит, дело за взрывателями? Ну что ж…

– Вы должны рассчитать все с ювелирной точностью, – продолжил эмиссар, испытующе глядя на Фриша.

Инженер пожал жирными плечами. Он больше не колебался. Эти дикари, как ни странно, действительно продумали все до мелочей. Остальное – дело техники. Почему бы и нет? Полмиллиона баксов на дороге не валяются.

– Ну что ж, за пятьсот тысяч можно попробовать, – Макс облизал пересохшие губы.

– Значит, вы поняли, герр Фриш, – сказал эмиссар, и его черные глаза стали колючими, – что я покупаю ваше полное безоговорочное сотрудничество? Вы будете делать все, что я вам прикажу.

Инженер посмотрел на эмиссара.

– Дайте мне точные чертежи плотины, и через пару дней я скажу вам, как не оставить от нее камня на камне.

Сбросив кота на пол, эмиссар поднял руку в патетическом жесте.

– Эта Олимпиада будет нашей. Редко какая Олимпиада обходилась без жертв, но Сочинская побьет все рекорды. Да поможет нам Аллах!

Перелет Москва – Сочи на служебном Як-40 занял немного времени, и уже через пару часов майор Зубровский вдыхал живительный горный воздух Черноморского побережья Кавказа.

Стоя возле контрольно-пропускного пункта у входа в Штаб по обеспечению безопасности олимпийских игр, – сокращенно ШтабБОЛ, – расположившийся на территории штаба Северо-Кавказского военного округа, он с интересом смотрел на лозунг, начертанный красной масляной краской на фронтоне здания: «Россия, вперед!», заменивший, видимо, висевший здесь ранее лозунг «Слава КПСС!», отдельные части которого еще проступали сквозь новую надпись.

Здание располагалось на холме, и в отличие от подобных зданий, виденных Андреем прежде, походило на санаторий оригинальной архитектуры. Оно казалось необычайно легким и как белая чайка парило над окружающим его сосновым бором.

Пройдя проверку на КПП, он направился прямо к входу. Офис начальника оперативного управления ШтабБОЛа занимал три кабинета на верхнем этаже здания.

Окна в коридоре выходили на заросшую ивами долину немноговодной в это время года реки Мзымты. У Зубровского была возможность взглянуть на нее, пока охранник проверял его документы.

Капитан первого ранга Владимир Анатольевич Болховитинов, маленький, усатый, одетый в белоснежную морскую форму, накрахмаленную и отутюженную, сидел за своим широким столом из мореного дуба. Весь его вид – круглое загорелое лицо, коротко подстриженные седые волосы, выцветшие голубые глаза – говорил о том, что большую часть своей жизни он посвятил морю. И это было действительно так. Болховитинов, как знал Зубровский, раньше служил на разведывательной подлодке, ходил к берегам Турции и Северной Америки.

– Ну, здравствуй, майор, – сразу переходя на ты, приветствовал он Зубровского, вставая со стула и с широкой улыбкой оглядывая его. – Гэрэушника видно издалека… Я, честно говоря, рад, что прислали именно майора. Приехал бы полковник – и все время ушло бы на разговоры, переговоры, приемы… Кофе? Или чего покрепче?…

Андрей отметил умение каперанга держаться раскованно. Какой армейский полковник стал бы общаться в подобной манере с майором?

– Кофе, пожалуй… – ответил он.

– Может, нашего красного?… – настаивал каперанг. – Для знакомства, а? Есть и беленькая…

– От краснодарского не откажусь, – согласился майор, уступая законам гостеприимства. – А от беленькой еще с Москвы голова болит.

К огорчению Андрея, обещанный кофе, как и следовало ожидать, оказался с сильной примесью морской соли, которую каперанг специально добавлял в воду для вкуса. Он сам наполнил чашку с отверстием в ручке, предназначенным, по-видимому, для крепления ее к корабельной переборке. И кофе, и кофемолка стояли сзади него на старинном резном серванте, откуда каперанг мог их достать, просто повернувшись в кресле.

После того как они выпили неплохого «Гурджаани», хозяин кабинета перешел к делу:

– Ну-с, так с чего начнем?

Андрей откашлялся.

– В самолете я просмотрел документы… Некоторые весьма любопытны, но чтобы сказать что-то определенное… – он не спешил с озвучиванием собственных выводов.

– И какое общее впечатление? – продолжал настаивать каперанг.

– Трудно сказать. Слишком много информации…

Болховитинов широко улыбнулся.

– Так ведь старались… Чем больше информации, тем лучше.

– Не всегда. Позвольте для начала узнать ваше мнение – вы же уже давно работаете с этими данными.

Прежде чем огласить свою точку зрения, каперанг пристально посмотрел на майора.

– Похоже, здесь что-то назревает, – порывшись в столе, он достал оттуда папку с бумагами. – Еще непонятно что, но у меня такое ощущение. Понимаете, отдельных мозаик много, но так, чтобы они сложились в общую картину…

– Ну, например?

Каперанг раскрыл папку.

– Три основных момента. Во-первых, в горах происходит концентрация боевиков. В основном на границе с Грузией. Само по себе это может не иметь никакого отношения к играм, но тем не менее. Во-вторых, среди гостей, посещающих олимпийские объекты, нами выявлено несколько чересчур любопытных. На допросах все показали, что информацию собирали с определенными целями. Ну и, наконец, в последнее время задержали несколько человек с взрывчаткой. Немного, по сто – двести граммов у каждого. Может, для каких-то своих целей, а может, и для другого дела…

– Сто грамм – не страшно, – помолчав, сказал Зубровский. – Во всяком случае, еще слишком рано говорить о чем-то серьезном.

– Ну, разумеется, – Болховитинов, который, очевидно, был настроен более решительно, вскочил и заходил по кабинету. – Дадим им, черт побери, немного времени подготовиться… Вам в Москве, может, все и кажется проще, но нам приходится быть начеку. Черт возьми, мы не должны расслабляться!

Майор не обратил на его вспышку никакого внимания.

– А может, это просто провокация?

– Провокация? – переспросил, распаляясь, Болховитинов.

– Да, провокация, – спокойно повторил Зубровский. – Разве не могут они специально подбросить взрывчатку, чтобы взвинтить нам нервы, посеять страх перед возможным взрывом и тем самым напугать до чертиков всех – и жителей, и гостей города? Несколько обнаруженных граммов тротила могут повлечь за собой тонну слухов о якобы нависшей над городом опасностью. Пресса такой вой подымет…

Майор задумчиво постучал авторучкой по столу.

– Все это может быть очень тонко задумано. Сначала слухи – опровергнуть их почти невозможно. Это ведь только слухи, никто ничего определенно не утверждает. А мы уже сомневаемся, уже не можем быть спокойны. Затем телефонные звонки о подложенной где-нибудь на автобусной остановке взрывчатке, электронные письма с неизвестных почтовых ящиков… Для нас это хуже мины замедленного действия. Как поведет себя МОК? Есть сведения, что Инсбрук на всякий случай готовится… А как будут себя чувствовать жители города и гости Олимпиады, все время ощущая себя на пороховой бочке, которая вот-вот взорвется?…