- Валяй, - одобряюще махнул рукой утомленный Мыкола Генрихович.

- Я вот о чем.., - замялся я, ненавистно зыркая на буквально режущие мой единственный глаз майорские погоны Кассиопеи, - Что с ней-то делать?!

- А что с ней делать? - озадачился Чувак, - Ума не приложу.

- Но ведь я уже говорил вам, что эта шельма - предводительница банды каннибалок! - прорвало меня, - Я ж свидетельствовал, что эти самые людоедки хотели меня сожрать! А вам хоть кол на голове теши! Никакой реакции!

- Слушай меня, Снегопадов, внимательно, - посуровел Чувак, - Я в ее дела не вмешиваюсь! Во-первых, она и сама не без царя в голове.., - на этом ректор умолк и растерянно заблуждал взглядом.

- А во-вторых? - набравшись наглости, поинтересовался я.

- А во-вторых.., - вновь застопорился мой высокопоставленный собеседник и перевел вопрошающий взор на Кассиопею, - Можно? - с неким подобострастием спросил он, - Не возражаете(?), чтобы я пролил свет на "во-вторых".

- Да валя-яйте уж, Мыко-ола Ге-енрихович, - кокетливо поигрывая плечиками, сладкоголосо пропелакрасавица, - Все ж тут свои. И Снегопадов мнеужеближеродного! - неожиданнонаправив на меня состроенные из пальцев козьи рожки, на тот момент для меня прохиндейка дурашливо закрутила ими и засюсюкала словно ребенку: - Утю-тю! Забодаю-забодаю-забодаю!.. Испуга-а-ался(?!), малыш.

- Нет, - насупился автор сих правдивейших строк, - Я что, дурак малолетний(?), чтобы всякой херни пугаться.

- Да вы говорите, говорите, Мыкола Генрихович, - понудила генерала майорша, - Давайте-давайте смелее!

- Слушай, старлей! - с неким облегчением произнес Чувак, - Во-первых, она самане без царя в голове! А во-вторых... А во-вторы-ы-ых.., - заглючил генеральский речевой аппарат,- А во-вторы-ых..,она ж племянница.., - ректорский палец торжественно указал в потолок, - Самому-у нашему министру маршалу Черезанусвыпива-а-айло родна-ая крови-инушка! До-очь его единокро-овного бра-ата Ишака-а-а Астеро-о-оидовича-а! А Иша-а-ак Астеро-о-оидови-ич (как известно всему нашему многомиллионному народу) кто?!..Пахан все-е-ех-х отечественных воро-ов в зако-оне, именуемый Осликом Иа! Весь криминальный мир под ним!

И кем я стану(?), если хотя быдаже и коротехонькое дурное словечковсторону майора Белиберды Ишаковны Потаскухинойшепотом выдохну!

- Никем, - машинально брякнул я и тут же испугался от этого.

Но загадочно ухмыляющийся генерал не воспринял опрометчивое (по моемутогдашнему пониманию) слово за оскорбительное и, обласкав невозмутимую майоршу приторным взглядом, продолжил как ни в чем не бывало:

- Ты прав, Снегопадов! Я в случае собственной некорректности по отношению к Белиберде Ишаковне стану никем, и звать меня будет никак!..

Сперва министр с треском выпрет в позорнуюотставку! Потом киллеры Ослика Иа ликвидируют, сожгут, а пепел развеют над каким-нибудь подмосковным болотом! Нет, а резон ли им, собственно говоря, утруждаться?! Может и менее хлопотней все произойти!.. Тьфу-тьфу-тьфу! - суеверно стуча костяшками пальцев по своему темени, испуганно выпалил Мыкола Генрихович, - Чур меня, чур меня!..

Муженька-то Белиберды Ишаковны уж пятый иль шестой год не могут сыскать...

- Восьмо-о-ой-й! - на внезапно вскипевшем душевном надрыве уточнилапревратившаяся для меня из Кассиопеи Кузьминичны вБелибердуИшаковну, - Восьмо-о-ой го-од вдо-о-овствую-ю!! - с пуском слезы завыла иль майорша, иль вовсе и не таковая. И мне (к собственному изумлению) вдруг сделалось та-ак(!) ее жалко, что нестерпимо захотелось крепко обнять, поцеловать и... И даже завалить на стол прямо на глазах у Чувака!..Но я, скрепя сердце, мужественно справился с внезапным сексуальным приступом!

- Но-но-но, голубушка, - подавая спонтанно разрыдавшейся Ишаковне стакан воды, страдальчески вымолвил Генрихович,- Не убивайтесь. Отыщется...

- Да како-о-ое та-ам?! - крупными глотками опорожнивпосудину, простонала горемычная, - Сколько раз говаривала: Потаскухин, не задевай, мол, папу, обходи стороной! А он...

Надоумился ради хохмы на маминых именинахпод завязкунапрудить в любимый папин графин!.. Думаю, если бы только это, и простил бы папаня зятька-шалунишку... Но тот ведь!.. Азартен был дюжедо юмора! Шиш ведь его остановишь!..

Он в тот праздничный вечер еще и наклал под любимую папину селедочную шубу, в варежки вора в законе Гиви Вахваха, в карманы дубленки другого авторитета- Рамзана Альдебарана, в папаху генерала Солдатова, в наполовину наполненную леденцами карманную коробочку папиного брата маршала Черезанусвыпивайло... И даже в сапоги супругисенатора Чмокинанегодник насрал!..

Некоторые из гостей поблевали, другие переморщились. Самые не брезгливые похохотали, дружелюбно похлопали Серегу (ца-арство ему небе-есное-е!) по спине и плечам, вроде как бы от души поблагодарив его за доставленное веселье... Но к еде и выпивке больше никто не притронулся...

Около полуночивсе дружно разъехались. Папа, правда, в проводах не участвовал, потому как был серьезно занят -настырно выблевывал в джакузи выпитое из графина и селедку под шубой. Ну, понятно, заодно и все остальное...

Мы с Серегой отправились к себе на такси. Он всю дорогу ухохатывался под впечатлением от своих подлян. Я еще, помнится, укорила его: "И как тебе не стыдно?!- сказала, - Гвардейский подполковник, а гадишь как кот пакостливый!" А ему хоть бы хны!..

Утром проснулась, а его рядом нет!.. Восьмо-о-ой го-од уж бе-ез вести-и пропа-а-ащ-щи-ий!!! - сызнова заблажела майорша Потаскухина.

- Видал? - смерив меня многозначительным взглядом, с печалью в голосе произнес генерал-лейтенант, - Считай, за невинныешутки погиб человек. А ты-ы-ы!..

Так что, не обессудь, Снегопадов! - выдержав паузу, продолжил оратор, - Да пусть тебя Белиберда Ишаковна хоть мордой об печку, хоть кан-ни-ебалит хоть на пельмени, шашлык или даже на колбасу!.. Не вступлюсь! Заморочки с нашим министром и с его братом Осликом Иа в мои планы не входят! Так что, впредьмне на нее не ябедничай!.. Понял?!

- Так точно! - выказал послушание я.

- Ну, иди, - напутствовал Чувак, - Чего не идешь-то? Паркет что ли в моем кабинете медом натерт? Прилип?..Дуйв гости к моему любимому братцу Анониму! И не забудь про угощение и горячий привет от меня! Да смотри, чтобы тебя в подворотне не продуло! В подворотнях-то, сказывают, лю-ютые сквозняки!.. Да не забудь оставить секретарше расписку о двадцатипятилетнемнеразглашении только что произошедшего в моем кабинете!..

Обернувшись от двери на хнычущую майоршу, я чуть было сам не заплакал от жалости к ней, озабоченно подумав: "И почему я такой неправильный?! То ненавижу человека, то тут же жалею, то снова ненавижу, то вновь жалею!.." Подумал и переступил порог.

- Уда-ачи, Снегопа-адов!По-омни о сквозняка-ах!- донеслась через полуприкрытуюдверьконцовка генеральского напутствия...

Приступив к навязанному мне генералом Чуваком заполнению стандартного бланка подписки о неразглашении тайн, я ощутил некую невероятной мощности магическуюэнергию, туго окутавшую голову и монотонностремящуюся завернуть ее лицом за спину!.. Мое самочувствие ухудшалось из секунды в секунду: взмок, мышечно ослаб,задрожал, ощутилсянапор подкатывающей к горлу тошноты, появилось усиливающееся головокружение, сердце же наоборот активизировалось - готово было продырявить грудину и вылететь!..

- Чево мнешься-та - ня пишешь? - педикюрно шлифуя слесарным плоским напильникомокраексамогокрупногоногтя выложенной на стол ступни, забрюзжала разнаряженная под шлюху престарелая секретарша.

- Да что-то не можется, - пролепетал я.

- Ня можетца али ня хочетца?! - съехидничала Патрикеевна.

- Недомогается, - переформулировал я и... расслабился...

Магическая сила, получившая полную волю, вопреки опасениям,не открутила мою голову с хрустом шейных позвонков; а, повращав ее туда-сюда, сориентировала лицом наискось вниз, уперев мой помутневший от перенапряжения взор вовнутрь проволочной мусорной корзины, словно указуя: вот, дескать, оно, что для тебя важнее всего!..