Да и его радист тоже хорош. Не защитить такой важный канал связи даже простейшим кодом. А ведь стержнем любого военного судна является именно его кок, его просто так в открытый космос не выбросишь, даже если очень этого хочется, а радист является последней надеждой любого военного экипажа, и этих двоих надежно защищают неписанные законы всех военных флотов Галактики. А ведь хорошо известно, что все неписанные флотские законы написаны коу-плазмой бесчисленного числа флотских экипажей. И значит, ни его кок, ни тем более его радист ни в чем не виноваты, а виноват - он, капитан. Виноват, что не досмотрел за радистом, что не оценил обидчивости кока, не предусмотрел возможных последствий и не принял мер для их предотвращения. Прозевал, одним словом.
А как их принять, когда весь экипаж почти постоянно торчит внизу, а наверху находится только дежурная команда. Которая только и ждет, чтобы смена побыстрее закончилась, и можно было спуститься вниз, и там - внизу вдохнуть полной грудью натуральную, а не корабельную, синтетическую газовую смесь. Вместе со всеми ее ароматами искусно обработанных белков, минералов и витаминов?
Смешно, но в самом начале, сразу после обнаружения ими окаменелостей местного Безобраза, никто из них не хотел спускаться вниз слишком надолго, а теперь никого не затянешь наверх. Да и нижние безобразные современники теперь неспроста кажутся им такими близкими, почти родными существами...
***
Свездиго выплюнул пустую обгоревшую гильзу, попрыгал на месте, оправил и кое-как одернул тяжелые брезентовые штаны, вытер руки о фартук и неспеша пошел по снежной траншее обратно к своему лотку. За спиной, на месте давешней наледи, осталось небольшое пятно угольно-черной, лишенной снега и, какой бы то ни было растительности, почвы и зияющая пустотой черная дыра в стенке контейнера. Возвращаясь обратно на рынок, капитан внимательно осматривался по сторонам, но это была скорее привычка, чем необходимость. В такое время и в таком месте никто не мог ничего заметить. А даже если кто-нибудь и заметил, что за беда? Пусть смотрят.
За время отсутствия Свездиго ситуация на рынке почти не изменилась. Почти. Только теперь рядом с его временно покинутым лотком стояли двое городовых. Один был старым, толстым и хмурым, а второй - молодым, немного растерянным, совсем еще по-детски угловатым и робким. Фенотипически между этими городовыми было очень мало общего, только одинаковая, кое-как скроенная и безобразно пошитая из самого дешевого синтетического полотна, униформа, сближала их между собой лучше любых фено- и гено- типов.
Свездиго отлично помнил их предшественников, помнил густые нафабренные усы, помнил добротное натуральное сукно тяжелых шинелей, помнил страшные сабли-седедки и широкие бляхи обильно украшенные тяжелой державной медью, помнил тяжелый запах дегтя, крепкого спирта и дешевого одеколона. В общем, он помнил о прежних городовых все то, что всегда ассоциировалось у него крепостью, прочностью и надежностью. Сейчас, рассматривая этих двоих, он подумал, что здесь, внизу, все, конечно кое-как развивается, но при этом и как-то незаметно мельчает. Ему всегда казалось, что развитие работает здесь в какую-то не ту сторону, что, по крайней мере, этот фрагмент нижней эволюции городовых где-то слегка заблудился.
Синтетическая форма молодого городового была новой и не обмятой, сидела на нем мешковато, а через его трогательно оттопыренные уши просвечивал неяркий зимний свет. "Вчера подходили другие,- машинально отметил Свездиго.- Наверное, эти двое - стажер и наставник. Так они здесь, кажется, обучают свой молодняк".
- Чему обязан, господа полицейские?- бодрым голосом спросил Свездиго, быстро занимая свою позицию за лотком. - Как всегда?
- Да, обычная проверка, - вяло откликнулся наставник. - Петруша, давай.
Стажер густо покраснел, а затем чуть закатил глаза и быстро затароторил, глядя куда-то вверх и в сторону:
- Приготовьте паспорт с отметкой нашего отделения, справку о временной регистрации, разрешение на розничную торговлю, справку об уплате налогов, справку от санитарного врача, медицинскую книжку...
Наставник и Свездиго слушали стажера, благожелательно улыбаясь и одобрительно кивая головами. Правда, Свездиго всегда немного коробило упоминание справки о временной регистрации. Что и неудивительно, ведь он обладал такой внешностью, которой в иные времена позавидовали бы и самые искушенные эксперты из Аненэрбэ.
Даже при беглом взгляде в синие глаза Свездиго, в его идеальные, словно бы выточенные искусным мастером из слоновой кости лоб, щеки, волевой подбородок (с мужественной ямочкой) и челку белых волос, что так и норовила выбиться из-под старой истертой ушанки, вопросов о временной регистрации возникать, казалось бы, не должно было даже у самых разборчивых и бдительных городовых. Но они почему-то возникали у них всегда. Впрочем, это было уже давно набившим оскомину общим местом, и Свездиго расстроился не сильно. Он знал, что нижние безобразники уже достаточно давно являются в первую очередь как бы носителями одежд, и что они всех встречных оценивают по стоимости носимых ими нарядов. Глянешь на такого носителя и сразу ясно - кто перед тобой. То ли это опасный и неуравновешенный кримми, то ли это склонный к множественным экстазам духовный фан, или украшенный казенными бляхами , тяжелый на подъем, корыстный и осторожный гос. Да и одежды простых особей уже давно были четко акцентированными по роду их деятельности, и тренированный глаз всегда мог разглядеть, выделить даже в самой плотной толпе безобразников типичного охранника, проститутку, шофера, официанта или грузчика из ближайшего гипермаркета.
Свездиго же был одет совсем просто, можно было даже сказать - вызывающе просто, и на этом основании первый встречный городовой (сейчас они назывались иначе, но это была только маскировка, или, вернее сказать - мимикрия, к тому же не очень искусная), конечно же, мог затребовать у него не только справку о временной регистрации, но и все остальные справки тоже.
Это было понятно тем более, что вокруг уже давно и уверенно, причем сразу во всех областях нижней безобразной жизни лидировали, как правило, жгучие брюнеты и лысые люди неопределенного окраса. Лысые и брюнеты довольно сильно отличались фенотипами и сближало их только две вещи - все они были альфами и носили одинаковые дорогие наряды. И брюнеты, и лысые альфы носили очень дорогие и специфические наряды, и их ни за что нельзя было спутать ни с кримми, ни с фанами, ни госами, ни тем более с грузчиками или с проститутками, и это обстоятельство очень часто помогало при выполнении полнении наблюдательных протоколов. Если для отбора очередных анализов требовалась альфа (а главные цепочки всегда анализировались именно по ним) то ее всегда можно было легко обнаружить и именно по наряду. К тому же, Свездиго уже давно знал о них самое главное и поэтому все они были, есть и будут для него только лишь простыми и бесхитростными безобразниками.
-... письмо с рекомендациями от участкового и памятку с предвыборной программой нашего мэра, уф! - закончил стажер.
- И еще памятку с его крылатыми высказываниями, - устало поправил его наставник.
- И его крылатыми высказываниями! - бойко поправился стажер.- Ну, как?
- Нормально!- нестройным хором воскликнули наставник и Свездиго.
Стажер скромно улыбнулся, а его уши сделались при этом пунцовыми и практически непрозрачными от удовольствия.
Свездиго понимающе улыбнулся. Он уже давно не обращал внимания на слова нижних безобразников, потому что считал их лишенными смысла колебаниями газовой смеси. Теперь при общении с ними он обращал внимание совсем на другое - выражение глаз, тембр, походку, состояние передних зубов, запах и еще множество разных примет. Производимые безобразниками колебания газовой смеси использовались ими только как средство привлечения какой-нибудь добычи и последующего скрытого воздействия на нее. Иногда они использовались для обмана, отвлечения внимания, запугивания, но как только безобразник получал свое, сразу же утрачивали даже и эти относительные смыслы. Вот почему для правильного определения степени исходящей от них скрытой угрозы, капитан уже давно использовал другие ориентиры. Особенно хороши в этом смысле были глаза.
