Свездиго пришлось разыграть тогда целую сценку. Сначала он прижал руку к кружевному жабо, так чтобы синее пятно совсем исчезло под его широкой ладонью, а потом ему пришлось красиво опуститься на колени, а затем завалиться набок, прямо на мягкий и рыхлый снег, и сказать: "Да, я, кажется, убит, господа. Прощайте". И он тогда отлично справился, очень красиво рухнул в ближайший сугроб (повсюду здесь эти сугробы), сначала на бок, а потом перевернулся лицом вниз и привычным волевым усилием остановил дыхание.
Это было пустяковое ранение, примитивная круглая пуля застряла между первым и вторым костными корсетами, и его коу-плазма свернулась тогда почти мгновенно, да и сердце Свездиго располагалось совсем в другом месте. После ему пришлось довольно долго изображать труп, что было нелегко, так как сани сильно подбрасывало на ухабах (повсюду здесь эти ухабы), и шубой его не накрыли, а дурацкий мундир, по сути - клоунский фрак с бутафорскими погонами почти не грел и он сильно замерз, так как стоял трескучий мороз и холод внизу был почти космическим. К тому же его секунданты начали прямо в санях поминать его и распивать рядом с ним шампанское и он едва сдержался, чтобы не крикнуть им: "Болваны, да накройте же меня шубой!" Если бы он не сдержался тогда, то пришлось бы их всех зачистить прямо на месте, ему пришлось бы сделать это не только со своими секундантами, но и с теми, кто ехал сзади во вторых санях, и даже с ямщиками, а может и с лошадьми. Он понимал это и потому крепился тогда изо всех сил, несмотря на лютый холод и когда они примчались на место его тело совсем окоченело, сделалось твердым как доска. Вот что бывает после того, как какая-нибудь местная курочка покажет вам на балу половину своей икры. От этого можно замерзнуть насмерть.
Потом всю ночь ему пришлось пролежать на столе вокруг которого вечно пьяными денщиками были кое-как расставлены охапки горящих свечей, в душном, насквозь провонявшем турецким трубочным табаком офицерском клубе. Там было довольно тепло и уютно, и всю ночь напролет рядом что-то бубнил старый полковой поп. Он изо всех сил пытался пристроить душу Свездиго в какое-нибудь приличное место, и специально приставленный денщик через каждые полчаса подносил ему крошечную, похожую на серебряный наперсток, чарку крепчайшей водки, чтобы укрепить силы этого бедняги в его ночном сражении, и уже через три часа он совсем окосел и начал путать слова. Когда полковой поп, наконец, уснул глубоким и покойным сном человека, только что исполнившего некий тяжелый долг, денщик еще продолжал пить некоторое время, но вскоре уснул и он. Вся эта трогательная забота умиляла, но эвакуация был неизбежной.
Переодетая ливрейными лакеями эвакуационная команда камуфляжно-мимикрической службы добралась до его тела только утром, так как они долго искали подходящий реквизит. Но полежать вот так - неподвижно, с остановленным дыханием было иногда неплохо, без длительного доступа к дыхательной газовой смеси Свездиго всегда отлично думалось.
Да, часто у него получалось не очень, но ему в целом нравилась эта игра. Нравилось лежать в мягком снегу и слушать громкие причитания участников той дурацкой дуэли. Они действительно горевали по нему, причем горевали искренне и сильно, пытаясь заглушить свое горе чудовищными порциями прекрасного шампанского. Было похоже, что они его действительно любили и считали замечательно храбрым человеком. Человеком, да. А ведь он мог тогда легко избежать этой дуэли и продолжать играть с ними в свои игры, поглощать вместе с ними огромные порции шампанского (а какое тогда было шампанское, сейчас такого уже не найдешь), если бы только он не встал на защиту чести той очаровательной курочки вместе с ее стройными икрами, которые были тогда почти у него в кармане и обещали им обоим очень много приятных минут, часов, а может и дней, ведь их полк только-только встал тогда на зимние квартиры. И надо же было какому-то гусарскому полку встать на зимние квартиры в том же городе. И надо же было этому дурацкому гусару пошутить так не вовремя и так грязно, результате чего первый бал в том городе оказался его последним балом. И какой в этом был смысл? Да никакого. Ну разве что, та курочка уже состарившись и растеряв всю свое очарование расскажет своей внучке об одной давней дуэли, на которой из-за чуть-чуть приподнятого ею платья застрелили молодого красавца графа. А ведь у нее были отличные базовые генетические цепочки, уж в таких вещах он отлично умел разбираться, и если бы не гусар со своими шуточками Свездиго мог бы их еще улучшить, и тогда в седьмом или восьмом поколении потомство этой курочки могло обзавестись массой полезных признаков. Но все тогда сорвалось из-за глупой дуэли.
Правда, можно было уладить это дело и другими способами. Можно было пригласить того гусара выкурить трубку, а потом спихнуть его прямо с балкона как бы в шутку, но так, чтобы он обязательно свернул себе шею или расшиб свою глупую голову. Или можно было бы быстро свернуть ему шею в каком-нибудь тихом месте. Или просто распылить его квантумножом. Но он тогда не смог этого сделать, потому, что услышал голос. Этот голос звучал в его мозгу, он говорил ему: "Не делай этого, капитан. Не делай". И он прислушался тогда к этому голосу и решил последовать ему.
Вот почему он предпочел тогда упасть снег, а потомство той курочки лишилось своего шанса сделать пару уверенных шагов по пути космической Эволюции. Иногда столь важные вещи зависят от такой чепухи, что это кажется проявлением некой таинственной Космической Глупости. Которая глупа настолько фундаментально, что этому просто невозможно противиться. Да и нужно ли? Свездиго даже придумал для таких явлений специальный псевдонаучный термин - Невыразимая Серая Глупость Бытия (НСГБ-фактор), который можно было совать в научные отчеты для объяснения разных загадочных случаев, явлений и совпадений. Сейчас он был абсолютно уверен в том, что в случае с той курочкой проявил себя именно НСГБ-фактор и ничто другое, а гусар не был ни в чем виноват и поэтому он его тогда пощадил.
Лежа в снегу, уже начиная замерзать, Свездиго почему-то испытал сильное облегчение, во всяком случае, он точно почувствовал тогда некоторую симпатию к местным, по крайней мере к тем существам, которые суетились и бегали тогда вокруг его холодного тела. Эта симпатия усилилась, когда они с громкими причитаниями потащили его к саням прямо через сугробы. Это было странно, так как его тело уже сильно окоченело, а они тащили его прямо по земле и холодный снег набивался в его мундир, проникал под рубашку, холодил затылок, покалывал тысячью холодных иголок его спину, ноги и ягодицы. А он тогда мужественно терпел все это и даже немного горевал от предстоящей разлуки с ними, хоть про себя и называл их всех "безобразниками". Всех без исключения, причем с очень давних времен. Таких давних, что об этом сейчас страшно было думать. Практически с доисторических времен.
Это была интересная история - с этим смешным названием. Сразу по прибытии они начали здесь копать, чтобы по доисторическим костным останкам определить Изначальное Существо местного доминантного вида и выработать стратегию своего пребывания здесь. Кроме того, поиск Изначального Существа был первым пунктом Стандартного Протокола Наблюдения Галактосовета. Всем Наблюдателям поиск Изначального Существа вменялся в прямую обязанность, но найти его было непросто, так как речь здесь шла об обнаружении очень древних генетических цепочек, а дело всегда приходилось иметь с окаменелостями, или с почти с заменившим костную ткань камнем. Поэтому обнаружение Изначального Существа всегда считалось большой удачей, почти прорывом в наблюдении за любой доминантной популяцией.
Свое Изначальное Существо имели все расы Галактики, и любые сведения о нем считались настолько важными, что эти данные всегда тщательно охранялись как самая ценная информация конкретного вида.
Если между галактическими расами вспыхивала война, первой задачей враждующих сторон было добыть сведения об Изначальном Существе противника и именно на этом поприще разворачивалось главное противостояние галактических разведок. Потеря этих сведений приравнивалась к поражению, так как удачливая разведывательная служба моментально и сразу узнавала о противнике все - от истории развития его вида до тайных пристрастий, слабостей, страхов, табу. Иногда разведывательная служба могла просчитать весь дальнейший путь развития противника, вплоть до точки полного схлопывания. Поэтому после потери сведений о своем Изначально Существе сопротивляться было просто бессмысленно.
