Поэтому, когда афиняне возглавили коалицию греческих городов после персидской войны и это руководство принесло Афинам богатство и власть и позволило создать фактическую империю, что откровенно признавали сами афиняне, традиционные способы мышления не могли помочь в данной ситуации. Преимущества империи для афинян, материальные и нематериальные, были очевидными. Прежде всего это касалось финансов. Союзные платежи в общую казну, контрибуции и другие платежи к началу Пелопоннесской войны достигали 600 талантов ежегодно. Из 400 дополнительных талантов «домашнего» дохода каждый год большую часть также обеспечивала империя: импортные пошлины и портовые налоги Пирея плюс судебные издержки, оплачиваемые теми гражданами союзников, чьи дела слушались в Афинах. Еще афиняне получали прибыль частным образом, предоставляя различные услуги многочисленным гостям, которые приводили в Пирей и Афины судебные и иные имперские дела, равно как и имперское великолепие самого города.

Имперские доходы, как иногда утверждают, были необходимы для поддержания демократии, предоставляли средства оплаты выполнения общественных обязанностей. Но свидетельства опровергают это утверждение. Плату ввели, в конце концов, прежде чем афиняне стали забирать себе шестидесятую долю дохода. Еще красноречивее тот факт, что афиняне продолжали оплачивать эти обязанности даже после того, как империя и ее доходы остались в прошлом, предлагали «пансион» за присутствие в народном собрании в начале IV века. С другой стороны, нельзя не признать, что эта плата распространилась, когда благодаря империи в Афины хлынул поток богатств в виде трофеев и прибыли от увеличения торгового оборота, и что в годы после введения «афинской десятины» оплачивать стали не только участие в судах и собраниях. Вполне вероятно, во всяком случае, что во времена Перикла афинский демос увязывал блага демократии с благополучием империи.

Помимо прямой финансовой выгоды и, как они полагали, финансовой поддержки демократии, жители Афин также получили возможность улучшить, как это сейчас модно называть, качество жизни. Империя, по словам «Старого олигарха», позволила афинянам общаться со множеством людей из разных уголков ойкумены, и потому они «завели у себя всякие способы угощения, по мере того как завязывали сношения тут с одними, там с другими. Таким образом всякие вкусные вещи, какие только есть в Сицилии, в Италии, на Кипре, в Египте, в Лидии, есть в Понте, в Пелопоннесе или где-нибудь в другом месте, – все это собралось в одном месте благодаря владычеству над морем. Далее, из всякого наречия, какое им приходилось слышать, они переняли из одного это, из другого то. И, в то время как все вообще греки пользуются больше своим собственным наречием, ведут свой особый образ жизни и носят свои особые наряды, афиняне имеют все смешанное, взятое у всех греков и варваров»[26].

Комический поэт-современник эпохи приводит более подробный список экзотических деликатесов и полезных товаров, доступ к которым открыла афинянам империя:

Это, как отмечает Старый олигарх, если «упоминать о менее важном», однако тем самым афиняне сполна ощущали преимущества империи и господства на море.

Возможно, наиболее притягательная черта империи была и «наименее ощутимой», она взывала к особенности человеческой натуры, общей для многих культур на протяжении столетий. Большинство людей предпочитают видеть себя лидерами, а не последователями, правителями, а не подданными. Всякий афинянин гордился величием своего города-государства. Старый олигарх, анонимный автор, выразивший в своем сочинении суть афинского самовосхваления, объяснял, какую выгоду афиняне получили от назначения в городе судов для союзников, излагая позицию обычного гражданина, которого обуревают чувства:

«…если бы союзники не приезжали на судебные процессы, они оказывали бы уважение из афинян только тем, которые выезжают на кораблях – стратегам, триэрархам и послам; а при теперешних условиях вынужден угождать народу афинскому каждый в отдельности из союзников, так как каждый сознает, что ему предстоит, придя в Афины, подвергнуться наказанию или получить удовлетворение не перед кем-либо иным, но перед народом, как того требует в Афинах закон. И он бывает вынужден умолять на судах, бросаясь на колени, и хватать за руку всякого входящего. Вот поэтому-то союзники еще в большей степени стали рабами народа афинского»[28].

Но при всех преимуществах, какие принесло афинянам создание империи, нельзя утверждать, что эти преимущества были совсем уж односторонними: союзники также получили значительную выгоду от подчинения Афинам. Главным была защита от персидской агрессии, основная цель, ради которой создавался союз, – а еще мир, который афинянин Каллий, сын Гиппоника, заключил с Персидской империей. Ионийские города либо оставались под властью варваров, либо отстаивали свою свободу оружием более столетия, так что условия мира были вполне достойными. Успех союза и Афинской империи также обеспечил беспрецедентную свободу мореходства в водах Эгейского моря. Кроме того, война с Персией позволила афинским союзникам, принимавшим в ней участие, разжиться военными трофеями, а коммерческий бум, обогативший Афины, сделал обеспеченными и многие союзные полисы. Короче говоря, афиняне гарантировали свободу от персов, мир и процветание всем грекам в акватории Эгейского моря.

Для многих союзников вмешательство афинян обернулось и установлением демократии, но это не было целью Афин. Перикл и афиняне, когда позволяли обстоятельства, оставляли у власти существующие режимы, даже будь те олигархическими или тираническими. Лишь когда начинались восстания, требовавшие внимания Афин, они устанавливали демократию – и то не всегда. Имперская политика Перикла была разумной и прагматичной, а вовсе не сосредоточенной на идеологии. Тем не менее на протяжении многих лет афиняне устанавливали и поддерживали во многих полисах демократию и воевали с олигархиями и тираниями по всей своей империи. С точки зрения XX века это может показаться очередным завоеванием империи, но это было не так во времена Перикла. Аристократы и люди высших кругов общества в целом воспринимали демократию как новую, неестественную, несправедливую, некомпетентную и вульгарную форму правления, и они были не одиноки в недовольстве ролью афинян в насаждении этой формы. Во многих городах, вероятно даже в большинстве, многие простолюдины рассматривали афинское вмешательство в их политические и конституционны дела как урезания свобод и независимости; они предпочли бы недемократическую конституцию без афинского влияния демократической власти с этим влиянием.

Современные ученые пытаются доказать, что именно афинская поддержка демократии сделала империю популярной среди народных масс в союзных городах и что враждебность, с которой ее позднее стали воспринимать, есть результат «искажения реальности», происки древних авторов-аристократов. Впрочем, нельзя отрицать, что империя была непопулярна у всех классов и слоев населения, исключая небольшую группу демократических политиков, которые благоденствовали на афинские средства. Нет никаких оснований сомневаться в древнем убеждении, будто греки за пределами, а особенно внутри Афинской империи были глубоко ей враждебны. И даже некоторые афиняне возражали против «аморального» поведения Афин по отношению к союзникам.