Джонатан медленно повернулся к другу и пронзил его мрачным взглядом.

Аргоси беспомощно смотрел на него, умоляя о прощении, словно все, что он только что сказал, говорил против своей воли. Да, Томми относилась именно к такому сорту женщин. К тем, которые остаются в стороне и ничего не предпринимают сами. Джонатан подумал, что это лишь дело времени, когда мужчины начнут биться из-за нее на кулаках или схватятся за пистолеты.

Он, конечно, не собирался становиться одним из соискателей, но не хотел, чтобы и Аргоси угодил в их число.

Казалось, Томми не услышала Аргоси.

– Мистер Редмонд, как ваш друг отнесется к тому, чтобы печатать… ну, скажем… игральные карты с портретами известных персон?

Джонатан замер.

Потом зажмурился. Только что сделанное предложение по спирали помчалось в глубины сознания, как золотая гинея, которую бросают в источник, загадывая желание.

Это было блестяще! Незаконно! Но блестяще.

– Возможно… – наконец заговорил он, – … печатать портреты членов Двора? Или представителей высшего света? – Джонатан размышлял вслух, наполовину для себя. Идеи рождались одна за другой.

– Слово «представители» вы используете в качестве эвфемизма или?… Хотя и те и другие, я уверена, станут популярны.

Превосходная двусмысленность! Оценив ее, Джонатан озорно усмехнулся. Томми вернула ему улыбку, и на миг вокруг них возникла аура опасности и возбуждения, но тут он вспомнил, что у него нет ни гроша и что ему предстоит жениться до конца года.

– Скажите мне, мистер Редмонд. – На этот раз веер коснулся его груди каким-то словно ласкающим движением. – Вы хороши в этом виде деятельности? В инвестициях?

– Да, – коротко ответил Джонатан.

Он вдруг обратил внимание, что взгляд Аргоси прикован к тому месту, где ее веер упирался ему в грудь. Джонатан покраснел, что было совсем ни к чему.

– А вот мне нравится инвестировать деньги в рубиновые ожерелья, которые подходят к пламенным волосам одной искусительницы, – резко напомнил о себе Аргоси, которому явно надоело быть отодвинутым в сторону.

Томми снова повернулась к нему.

– Правда? Я думаю, что «Ренделл Бридж и Ренделл» еще работают в это время суток, но вам следует поторопиться, – живо откликнулась она.

Джонатан не выдержал и расхохотался. Аргоси заслужил такое обхождение после своего заявления. Потом ему стало жаль друга – тот ведь так хотел обратить на себя внимание мисс де Баллестерос.

– Почему бы тебе не рассказать нашей хозяйке о твоих особых талантах, пока мы не наскучили ей и она не отправилась дарить беседой других?

Томми послала Джонатану острый взгляд прищуренных глаз, выражение которых было непонятно, потом внимательно посмотрела на Аргоси.

– Об этих талантах можно открыто говорить в приличном обществе, – начал тот, а она кивнула, подбадривая его, как школьная учительница поощряет смышленого ученика. – Я прекрасно танцую. Умею предупреждать желания женщин. Могу поддерживать разговор на разные темы, за исключением инвестиций, где мне не под силу конкурировать с дюжиной других мужчин. Но когда конкурирую, боюсь, начинаю говорить гиперболами.

Аргоси, казалось, слегка успокоился, когда Томми засмеялась. Она протянула ему пустой фужер из-под шампанского, который держала в руке.

– Можете догадаться, что мне хочется сейчас, лорд Аргоси?

– Ваше желание – для меня закон. – Аргоси отвесил низкий поклон и тут же отправился на поиски шампанского для нее.

При этом не преминул бросить подозрительный, предостерегающий взгляд на Джонатана.

– Давайте встретимся сегодня в полночь в Ковент-Гардене возле театра «Халф мун», – шепотом быстро произнесла Томми.

– Что? Нет!

– Не для того, о чем вы подумали, мистер Редмонд.

Джонатан поднял глаза к потолку.

– Боже милостивый! Пообещайте, что не повторите этого еще раз. Нет! Меня не интересуют полные хлопот амуры с осмотрительными рыжеволосыми женщинами.

– А вам должно быть известно, что меня не интересуют амуры с повесами, у которых нет ни гроша за душой.

Что ж, ладно.

– Я мог бы сказать: туше! – поосторожничал он.

– Могли бы, но вам все равно, что думаю я, так же как мне все равно, что думаете вы. Так как у нас есть общий интерес, мне кажется, что вы благосклонно отнесетесь к деловому предложению, которое я вам сделаю.

– Каждое зерно здравого смысла, которым я обладаю, диктует мне быть мудрым и сделать вид, что я не слышал ваших слов.

– Сколько всего у вас таких зерен?

– Дайте подумать… Три, по последним подсчетам. Их должно было быть четыре, но одного я лишился, когда позволил Аргоси уговорить себя отправиться в этот салон вместе с ним.

– Какая жалость! Три зернышка – это на одно меньше, чтобы уберечь вас от похода к театру «Халф мун» в полночь.

Джонатан вновь рассмеялся.

Если бы они еще раз засмеялись вместе, все присутствующие мужчины, наверняка, вызвали бы его на дуэль – такое напряжение создавали ее демонстративное к нему внимание и демонстративно глубокий вырез платья. Вот такой она была. Разговаривала с единственным из всех, которому было абсолютно все равно, говорит он с ней или нет, как кошка, которая выбрала человека, который терпеть не может кошек.

– Приходите, мистер Редмонд, – попросила Томми, понизив голос. – На что еще вам убить свое время? Это не то же самое, что усесться за карточный стол. Тем более с вашим здравым смыслом. Насколько я поняла, у вас в запасе есть еще три зернышка. Вас лишили содержания, и, поправьте меня, если я не права, ваш отец не относится к тем, кто с радостью будет платить за вас по долгам, если вы сядете играть без денег. Поэтому, давайте встретимся в полночь у театра «Халф мун». Вы узнаете кое-что интересное. Ах да, не забудьте взять с собой пистолет.

С этими словами Томми развернулась на каблуках и нацелила лучистый поток своего внимания на Аргоси, возвращающегося с шампанским, которое нес, как рыцарь нес бы королеве голову ее врага.

– Лорд Аргоси! – весело воскликнула она. – Разве можно устоять перед мужчиной, который предупреждает мои желания!

Теперь она раскинула сеть, сотканную из сияния и блеска драгоценностей, над Аргоси. И он попался. Он наслаждался. Он забыл про свою зависть к Джонатану. За каких-то пару минут Аргоси сумел убедить себя, что он стал ее любимцем, только потому, что Томми проявила к нему такое внимание. Она немыслимо очаровательна, подумал Джонатан. Очаровательна без всякого усилия. Ей нравится быть очаровательной. Это было вполне очевидно.

Но в то же время Джонатан понимал, что еще было и неким представлением. И ему нравилось это представление, пока он оставался в безопасности, в присутствии людей. Джонатан огляделся, с удивлением и некоторым облегчением сообразив, что никто его не замечает, в то время как Томми сделала еще несколько глотков шампанского с Аргоси, стоивших ей немного лести и тепла, и отправилась очаровывать других гостей.

Что-то ему не хотелось встречаться с этой женщиной в полночь в неизвестном месте.

Однако ему нравилось, как она движется. Джонатан рассеянно подумал об этом, наблюдая, как она удаляется. Если бы шампанское было женщиной, оно двигалось бы так же, с легкой и текучей элегантностью.

Джонатан бросил полного надежд Аргоси в салоне еще до того, как солнце склонилось к закату, при этом неопределенно пообещав ему, что увидится с ним вечером в клубе «Уайтс». И только в том случае, если друг совершит покупку. Пешком он добрался до Бонд-стрит. Свежий воздух унес мрачные мысли. Джонатан неожиданно остановился.

Его внимание привлекла витрина итальянской кондитерской.

В ней за стеклом среди разного рода сдобной выпечки громоздилась гора фруктов, приготовленных из марципана.

Подумать только! Там еще виднелась горсть малины.

Джонатан улыбнулся. Не было никаких сомнений, это добрый знак. Все обязательно будет по его, несмотря на угрозы отца.

Он порылся в карманах, решив пожертвовать несколькими пенсами ради сестры. Вайолет рассмеется, когда увидит это. Потом выбрал несколько марципанов. Владелец магазинчика завернул их с такой осторожностью, словно имел дело с яйцами. Засунув сверток во внутренний карман плаща, Джонатан повернулся на выход с улыбкой, игравшей на губах.