В противоположном от дверей конце зала он увидел две огромные базальтовые колонны и плотную темно-красную завесу. По другую сторону завесы находился неф, гораздо больше соседних, и грубо сработанный алтарь из черного камня начала времен, который извлекли из спинного хребта самóй Земли и придали форму пирамиды с плоской верхушкой, похожую на постройки цивилизаций Центральной Америки. Зиккурат был более двух с половиной метров в высоту и более трех с половиной в ширину. На поверхности каждой грани на уровне глаз имелись небольшие углубления.
Над алтарем, в сердцевине мозаичной стены, покрытой разводами сажи, находился еще один символ разомкнутого кольца диаметром в несколько человеческих ростов; этот образец был сооружен из бессчетного числа сцепленных друг с другом костей, от старости прогнивших до черноты. Курения драконовой крови плыли из кованых светильников и смешивались с факельным дымом, окутывая зиккурат и эмблему дымкой, в которой их очертания кривились и искажались, словно отражения в полированном металле.
Шпион вынул факел из гнезда и поднял его повыше, чтобы лучше осмотреть разомкнутое кольцо и загадочные сцены, представленные на мозаике, в которую кольцо было вделано: не то охота, не то веселая пирушка посреди леса; убегающие от погони девы, прижимающие к груди детей, преследуемые темными фигурами с горящими красным глазами, удлиненными руками и тощими когтистыми пальцами. Изучая поверхность в неровном свете факела, он заметил, что кольцо было выложено из настоящих человеческих скелетов всех размеров, скрепленных строительным раствором, образуя это богопротивное произведение искусства.
Представив, сколько трупов для этого потребовалось, и припомнив бюргерову коллекцию детских костей, а также байки, которыми делились в постели служанки, о пещерах, устланных детскими костями, Шпион почувствовал, что колени у него затряслись, а от решимости не осталось и следа. Набожным он никогда не был, равно как и излишне суеверным. И тем не менее отрывшееся зрелище ожгло его сердце холодным ужасом и напомнило, что друзей у него здесь нет, да и дом далеко.
– Приветствую тебя в Доме Старого Червя, – произнес голос женщины.
Она стояла в алькове, наблюдая за Шпионом. Облаченная в прозрачную тогу, с багряным ожерельем на шее, она была темноглаза, темноволоса и роскошно сложена. Она была намного старше Шпиона, но ее кожа выглядела упругой, а исходившая от нее чувственность казалась всепожирающей, как огонь.
Жрица, предположил он. В голове его царил полный сумбур, и лишь крохотная часть его мозга сохранила способность мыслить рационально.
– Салют, жрица, – попытался он сказать игривым тоном.
Полуобнаженные красотки выскакивают на меня из темноты каждый день, привет-привет! Он старался не пялиться на ее грудь, фокусируясь вместо этого на глазах, что таило в себе не меньшую опасность, поскольку в ее оценивающем взгляде было столько проницательности и жестокости, что даже его сестрице Королеве было до нее далеко. Взгляд, способный освежевать человеческую душу, мгновенно напомнивший Шпиону, что еще совсем недавно он разгребал навоз на конюшне и не имел понятия о столовом серебре и утонченном обществе. Он прочистил горло и бодро начал:
– Весьма, с позволения сказать, необычная церковь. Вынужден признать, удивлен, что подобное святотатство совершается столь открыто. А уж сколько уходит деньжат, чтобы поддерживать в порядке крышу, божечки мои…
– Это ты еще пропустил оргию, – женщина подошла ближе, медленно расплываясь в улыбке. К счастью, ноги у нее были, и отличные. Вблизи от нее исходил аромат духов и смолы. Ее веки были слегка оттенены блеском, а багрянец губ гармонировал с оттенком шейного украшения. – Этими землями управляет граф Мока, большой поклонник старого уклада. Он чертовски богат, а Король редко интересуется тем, что происходит в приграничье. Граф М. и его люди предоставлены сами себе. Ты сможешь убедиться, что в Долине действуют совсем не те обычаи и традиции, которые ты знаешь.
– Безусловно, если под «совсем не теми» ты подразумеваешь нецивилизованные. Граф, похоже, откупился заодно и от епархиальных властей. Это единственное место культа во всей Долине. Что более чем странно, госпожа моя. Несомненно, помимо вас, язычников, здесь отыщутся и христиане.
– Христианам тут рады. Тут рады всем. Любая плоть угодна в пищу богу.
– Кто такой Старый Червь? Это имя мне незнакомо.
– А тебя это удивляет? Миру известно более двадцати тысяч богов. Если ты не ученый или магистр теологии, то не назовешь и сотой их части. А на философа ты не похож. Скорее, на наемника.
Ее акцент отличался от гнусавящего выговора местных крестьян и свидетельствовал о хорошем образовании, полученном в дальних землях. Между моментом, когда звучало слово, и соответствующим движением губ оставался едва уловимый зазор; звук ее голоса отдавался эхом у него в голове за мгновение до того, как был произнесен. Шпион задумался, что же такое было в этих их курениях…
– Я неотесанный олух, значит, должен себя чувствовать здесь как дома. Что тут у вас – каста знахарей? Кучка старых кровососов?
Она засмеялась, прикрыв рот рукой, и взглянула на него искоса.
– Любопытство погубило кошку, – она бесцеремонно поддела ногтем цепь на его шее, и серебряный блеск распятия отразился в ее зрачках. – Доброму христианину не пристало искать истину нигде, кроме Святой Библии.
– Ну не такой уж я и добрый, – выдавил он, трепеща от жара, который исходил от ее близкого тела, облако экзотического аромата затуманило рассудок.
– Не сомневаюсь, – жрица опустила глаза и впервые обратила внимание на пса. – Славная собачка, – она погладила мастифа по бугристой голове.
Шпион запоздало открыл рот, чтобы предупредить ее, – пес был настоящим дикарем, и в его пасти безвозвратно канули пальцы не одного несчастного, плохо рассчитавшего дистанцию. Но теперь, в ответ на прикосновение женщины, зверюга заскулила, съежилась и задрожала, охваченная то ли экстазом, то ли ужасом. Шпион разделял ее чувства.
Он поинтересовался:
– Жрица, мы здесь одни? Я мог бы поклясться, что по пути сюда видел, как во мраке снуют дети.
– Дети, в отличие от коз, в здешних краях редкость, – ответила она. – Тебя, наверное, напугал кто-то из ползунов. Не беспокойся, они не отважатся выйти на свет только для того, чтобы отведать мясца городского жителя. – По алькову раскатился удар гонга, от которого задрожал воздух, а зубы Шпиона отбили дробь. Женщина сделала шаг назад. – К слову, я не жрица. Я странница.
– Твоя манера говорить… Откуда ты? – Упоминание о ползунах он предпочел проигнорировать.
– Название тебе ничего не скажет, красавчик.
– О, эти женские секреты! А что ты делаешь здесь?
– Я прохожу инициацию. Своего рода посвящение в старицы.
– А, обряд перехода. Возраст девства и возраст плодородия сменяются возрастом мудрости.
– Твои познания довольно глубоки.
– Моя мать была друидом.
– В самом деле?
– Нет. Но кувыркаться в постели с язычницей-другой мне доводилось. И когда обряд? Он будет проходить здесь?
– Он уже начался, и – нет, не здесь. Это вот все, – она обвела рукой пространство вокруг себя, – для деревенских простаков. Настоящая церемония проходит в замке. Теперь твоя очередь. С какой целью ты забрел в этот прелестный закоулок в заднице королевства?
– Ищу богатства горных недр.
– Здесь ты ничего не найдешь, кроме дерьма.
Раздался новый удар гонга; от вибрации, отдавшейся в каждой косточке тела, с верхних ярусов зала посыпалась пыль. Женщина вздрогнула, и ее лицо озарилось страхом и восторгом. Шпион схватил ее за руку, сделал шаг вперед и поцеловал. В таких обстоятельствах это казалось естественным. Он почувствовал жар ее губ и ощутил привкус крови.
Она сжала его предплечье с силой, которой трудно было ожидать от женщины ее сложения, и оттолкнула с легкостью, с какой мать отгоняет от себя ребенка.
– Хватит с тебя на сегодня, сын Мельника, – она развернулась и мгновенно исчезла в темноте.
