Вадим Викторович Бакатин с матерью Ниной Афанасьевной и дядей Владимиром Афанасьевичем Куликовым, 1970 г.
На стройке в Кемерово после окончания института, начало 60-х годов
Семья Бакатиных, 1970 г.: Людмила Антоновна (жена), Александр (старший сын), Дмитрий (младший сын), Вадим Викторович
В редкие минуты отдыха с женой
По традиции минувшего времени первый секретарь обкома КПСС должен был инспектировать заводы, фабрики, фермы…
С председателем колхоза «Путь Ленина» Кировской области Александром Червяковым, 1986 г.
На сессии Верховного Совета СССР, 1989 г.
После первой пресс-конференции В. Бакатина в качестве Председателя КГБ, 31 августа 1991 г.
Перед «выходом» на трибуну Мавзолея 1 мая 1990 г.
Возложение венка к могиле Неизвестного солдата, 10 ноября 1990 г.
Во время визита на Украину в 1990 г. в качестве министра внутренних дел СССР
Подписание соглашения с Председателем Комитета госбезопасности Армении У. Арутюняном, 11 декабря 1991 г.
Подписание соглашения с Председателем Комитета госбезопасности Азербайджана И. Гусейновым, 11 декабря 1991 г.
Передача документов по делу Р. Валенберга представителям Посольства Швеции в СССР, 1991 г.
Во время визита председателя Национального собрания Франции Л. Фабиуса в Москву, май 1990 г.
Во время беседы с госсекретарем США Дж. Бейкером в КГБ, сентябрь 1991 г.
Встреча с министром юстиции ФРГ К. Кинкелем, октябрь 1991 г.
С министрами внутренних дел России В. Баранниковым (справа) и Австрии Ф. Лешнаком, ноябрь 1990 г.
Подписание соглашения с премьер-министром Эстонии Э. Сависааром о будущем органов безопасности этого государства, 1991 г.
Во время беседы с министром внутренних дел Франции П. Жоксом у А. Яковлева, 1990 г.
Делегация СССР на сессии Интерпола с начальником Королевской канадской конной полиции комиссаром Н. Инкстером
6. Законность
…святыня личности — именно в живой свободе ее, в пребывании выше всякой схемы.
Павел Флоренский
Всемогущество КГБ в советской системе определялось в первую очередь тем, что он стоял над законом. Любое нарушение закона недопустимо. Но все оценки становятся слабыми, когда это нарушение совершается государством. Когда это делается систематически и тайно. Когда при этом, фарисейски глядя в глаза, лгут о «святости» закона для «чекиста». И, главное, закон нарушается в отношении основополагающих прав и свобод человека. Сколько десятилетий в Конституциях СССР — и сталинской, и брежневской — были записаны права граждан на свободу слова, печати, собраний, вероисповедания. Но ни одного из этих прав у граждан не было, и именно КГБ специально следил за тем, чтобы эти свободы никогда не были реализованы. Работала система, основанная на насилии и лжи, взаимосвязь которых блестяще определил в своей Нобелевской лекции Александр Солженицын. «…Насилию нечем прикрыться, кроме лжи, а лжи нечем удержаться, кроме как насилием. Всякий, кто однажды провозгласил насилие своим методом, неумолимо должен избрать ложь своим принципом».
Немало мужественных людей, журналистов, публицистов, писателей, жертв и свидетелей раскрыли и гражданам, и миру весь ужас системы КГБ. Конечно, методы работы Комитета менялись. Есть разница между расстрелом заложников и информацией-доносом в Политбюро. Но беззаконие как сущность оставалось.
Соединить то, что еще не было соединено в советской истории — деятельность спецслужб с законностью, — в этом я видел одну из главных задач.
Задача оказалась архисложной. Законы принимают законодатели. Истина банальная. Но законодателям в те месяцы, которые я проработал в КГБ, было не до законов. Комитет работал в условиях отсутствия правовой базы и в годы застоя, и в годы перестройки, и в месяцы «пост-перестройки». Майский 1991 года закон о КГБ являлся осколком прошлого. Тем не менее и он формально и фактически не действовал.
Ситуация правового вакуума ставила сотрудников Комитета перед дилеммой: либо руководствоваться старой подзаконной, не соответствующей демократическому государству базой, либо бездействовать. Дилемма решалась просто. Бездействие при старой подзаконной базе.
Особое мое беспокойство вызывало отсутствие закона об оперативно-розыскной деятельности, где были бы в первую очередь оговорены те вопросы, которые вызывали наибольшую озабоченность в обществе, — использование наружного наблюдения, прослушивание телефонных разговоров и т. д. Принятия такого закона я добивался, еще будучи министром внутренних дел, но воз был и ныне там[1].
