Вдали послышался какой-то шум. Из тумана раздавались крики и полицейские свистки. Внимание Шарплесса переключилось с мужчины на звук приближающихся к ним бегущих шагов.

— В этот раз я вас не задержу, — сказал он. — Но не забывайте, что люди хотят спать. Если вам приспичит петь — пойте в ванной.

— Благодарю вас, констебль. Постараюсь не забыть. Доброй вам ночи.

— Доброй ночи, сэр.

Мужчина неторопливо пошёл прочь, держа пакет так, словно тот был невесомый. Через несколько секунд он скрылся в тумане.

Когда Шарплесс обернулся, перед ним, тяжело дыша, возникла упитанная фигура в униформе.

— Сержант Эймис! — воскликнул Шарплесс.

— Шарплесс, произошло ограбление. Украдено последнее приобретение сэра Уоллейса Биэри! Картина, современное искусство. Вор даже не вырезал её из рамы, просто ушёл с ней, как так и надо. И ушёл в этом направлении.

Он вручил Шарплессу маленькую карточку. На ней был нарисован человек, который, если судить по крыльям с перьями и белым одеяниям, был ангелом, но дьявольская улыбка и раздвоенный хвост вызывали противоположные ассоциации.

Внизу готическим шрифтом было написано: «Отмщение настигло вас от руки Падшего Ангела».

Шарплесс быстро осмотрел и вернул карточку.

— Ещё одна, — вздохнул он. — Уже двадцатая в этом году. Что это всё значит?

— Вы были всю ночь на дежурстве, — прорычал Эймис. — Вы ничего необычного не видели?

Внезапно голову Шарплесса посетила мысль, от которой у него возникло ощущение, что он поднимается в лифте, а его живот остался в подвале.

— А что было нарисовано на картине? — осторожно спросил он.

— Она называется «Венера в мехах», — ответил сержант. — По описанию сэра Уоллейса это дадаистское изображение фаллической зависти, что бы это ни значило. А почему вы спрашиваете?

— Ну, — с явным облегчением ответил Шарплесс, — я встретил одного джентльмена, который нёс картину, но у него была «Мадонна с младенцем» Рубенса. Я бы заметил, если бы это была… как вы сказали?.. Количество зависти?

Эймис недоверчиво посмотрел на Шарплесса. Тот отвёл взгляд.

Где-то вдали зазвучала песня:

Умница, умница, Бенджамин Банни…

Лукас Сейтон перестал петь и засмеялся. Ротозейство рядовых полисменов не переставало поражать его. Если эту картину сбыть в Амстердаме, она может принести до четырёх тысяч гиней, но не из-за денег у него сверкали глаза, и было легко на сердце. Лукасу Сейтону не нужны были деньги.

Внезапно его внимание привлёк странный звук, доносившийся из одного из тупиковых переулков. Он огляделся. Никого не было видно. Звук повторился: скрежет металла по камню. Судя по звуку, это было что-то тяжёлое, слишком тяжёлое для пистолета — его первой версии. В окрестностях Лондона было некоторое количество людей, которые желали его смерти. Его загородный дом до сих пор не закончили ремонтировать после последней зажигательной бомбы.

Он быстро засунул картину под автомобиль. Судя по собравшимся вокруг колёс кучам листьев, он тут стоял уже несколько недель, так что добыча должна быть в безопасности. Ему даже на секунду не пришла в голову мысль проигнорировать шум. У Лукаса Сейтона — наследника одной из наиболее знатных и состоятельных семей в Англии, известного полиции, журналистам, и преступному миру под именем Падший Ангел — было два недостатка. Меньший из них — ненасытное любопытство.

Он тихо пошёл по переулку, не пригибаясь и не спеша, но и не упуская возможности скрываться в тени. Под подошвами его дорогих кожаных туфель чавкали гнилые овощи. Среди мусорных ящиков и расшатавшихся камней мостовой бегали крысы. Кусок цепи с петлёй на конце — видимо, грубый вариант детской качели — зловеще раскачивался на молодом деревце, бросившем вызов неумолимой урбанизации Англии самим своим существованием в этом гибельном месте. Слабый свет луны покрывал крошащуюся кирпичную кладку тонкой серебристой патиной.

Когда в струившемся тумане стал виден конец переулка, Сейтон остановился. Четыре фигуры замерли в немой сцене. Три из них сверкали, словно на них были одеты доспехи. Их руки были подняты и направлены на четвёртого, который прижался к запертой металлической двери — возможно, чёрному входу в ресторан — словно его туда загнали.

— О божечки, — причитал он, заворачиваясь для защиты в полы своего длинного сюртука. — О, божечки, божечки!

Оружия не было видно, но ситуация намекала на то, что троица была вооружена. Это было похоже на ограбление. Он не стал даже думать о том, чтобы незаметно скрыться. Он не одобрял воровство. Во всяком случае, у тех, кто этого не заслужил — а невысокий человек казался ему типичной жертвой.

Падший Ангел шагнул вперёд.

— Простите, — сказал он, — это экскурсия анонимных агорафобов?

Слегка зашипев, три фигуры повернулись к нему. Вместо лиц у них был сплошной металл. Словно стебли цветков, их шеи были тонкими и гибкими. На спинах у них было что-то похожее скомканную ткань с шёлковым отливом, а ладони и ступни ног представляли собой зловещие бронзовые когтистые лапы.

Это было не просто нападение хулиганов на одинокого прохожего.

— Если бы я знал, что тут маскарад, то оделся бы Наполеоном, — сказал Падший Ангел.

Одна из фигур в доспехах шагнула вперёд. Когда она двигалась, из её суставов вырывались клубы пара. Её голова без лица отслеживала Падшего Ангела, шагнувшего в сторону.

Словно по волшебству, в руке Падшего Ангела появился пистолет.

— Как говорили многие, кого я повстречал за свою недолгую, но насыщенную событиями жизнь, — тихо сказал он, — «А что тут происходит?»

— Берегитесь! — крикнул маленький человек, нервно проведя рукой по взъерошенным чёрным волосам. — Они умеют летать!

— Уилбур и Орвилл Райты тоже умеют, — сказал Падший Ангел, — но пижамы они могут надевать без консервного ключа.

— Вы меня не поняли. Они опасны!

— Кто, Уилбур и Орвилл?

— Нет! — завопил человек. — Роботы!

Падший Ангел угрюмо усмехнулся:

— Какое совпадение, — прошептал он. — Я тоже опасен.

Вышедшее вперёд существо протянуло руку в непонятном жесте. Поток пламени вырвался из кончиков его пальцев и взорвал кусок кирпичной кладки рядом с Падшим Ангелом. Лукас бросился в сторону, приземлился изящным кувырком, и упёрся в другую стену. Он выстрелил раз, затем ещё, но пули, отлетая от головы существа, лишь высекали искры и рикошетили дальше по переулку.

Ещё одна вспышка — и поток осколков кирпичей словно ужалил шею Падшего Ангела. Он нагнулся, схватил с земли гнилой пучок салата, и швырнул его в существо. Листья шлёпнулись на металлическую маску и поползли на грудь, оставляя мокрые листья там, где у человека были бы глаза. Существо молча начало аккуратно соскребать со своей головы отходы.

А позади него два других существа начали подниматься в воздух на огромных полупрозрачных крыльях, которые до этого были свёрнуты у них на спинах. Хлопающие крылья подняли в воздух обрывки бумаги и пищевых отходов, пальцами рук существа вели вслед человечку, который суетливо семенил к Падшему Ангелу.

— Я же сказал, они опасные, — сказал он; у него была странная манера быстро тараторить предложение, словно боясь забыть его завершение, а затем растягивать последнее слово, словно компенсируя. — Вам не следовало вмешиваться.

Падший Ангел посмотрел вверх. Два существа кружили над переулком словно металлические осы, а то, которое на него нападало, жужжа крыльями поднималось к ним.

— Ничего не мог с собой поделать, — ответил он. — Как только увижу, что на кого-то напали металлические летающие люди, просто не могу не вмешаться.

— Только не подумайте, что я вам не благодарен.

— Кстати, я Лукас Сейтон, заступник падших, поднимающий упавший дух, возместитель утерянных бабок, и бич фальшивой морали.

— А я Доктор… — его лицо приобрело преувеличенно обеспокоенное выражение, — но не знаю, долго ли мне осталось им быть.

Первым взрывом с мусорных баков сорвало крышки, и те полетели, словно смертоносные диски. Вторым взрывом в воздух подбросило Доктора и Падшего Ангела.