— Это Курмис, — сказал Андрей. — Ну, мне пора. Я думаю, что тебе тоже можно будет зайти.

Он поспешил вслед за Курмисом, оставив Андра с открытым ртом. «Рабочее движение… если мы что-нибудь делаем… шпионы и предатели… Курмис…» Все это было интересно! Нет, в домиках и на чердаках Агенскална не так уж тесно и душно.

Андр не успел оглянуться, как в калитку, также ловко и тихо, проскользнул еще один. Это был невысокий, плотный и широкоплечий человек с большими свисающими усами. Андру показалось, что человек из-под шляпы недоверчиво покосился на незнакомого деревенского парня. И этот тоже скрылся в домике, тщательно прикрыв за собой дверь.

Любопытство Андра возросло. Опять невольно вспомнился рассказ Карла Мулдыня о бомбах. Поколебавшись немного, он собрался с духом, поднял голову и сам направился к домику.

Маленькая комнатка напоминала спичечную коробку. Но все же Анна сумела так расставить вещи, что, кроме кровати, столика и книжной полки, еще уместилось пять плетеных стульев. Так как для Андра места уже не было, Андрей Осис подвинулся на своем стуле и освободил краешек.

— Это Лапа, — сказал он, кивнув на усатого.

Оба незнакомца спокойно посмотрели на Андра. Анна, должно быть, успела уже рассказать о нем. Сейчас она говорила с Лапой. Из разговора стало понятно, что он живет по соседству и что это его девочки приходят играть к Марте… Молодой краснощекий Курмис просматривал вчерашний помер газеты «Диенас лапа»; у него было доброе, улыбающееся лицо. Андрей Осис стал очень серьезным, обдумывал что-то.

И вдруг в комнатке появился еще один — будто с потолка свалился, так быстро и бесшумно вошел. Это был высокий, костлявый юноша с лицом болезненно серого цвета и с глубоко запавшими глазами. Не поздоровавшись, точно у себя дома, пробрался за столик, отодвинул швейную машину, поставил в угол палку и проверил, хорошо ли завешено окно. Когда Анна хотела подняться и уступить свой стул, он только хмуро отмахнулся и остался стоять у стены. Очевидно, у него было мало времени — он посмотрел на висевшие у окна часики Анны, вытащил из кармана жилета свои, из темного металла, уже изрядно поношенные и без цепочки. Шляпы он не снял, Курмис с Лапой сидели тоже в головных уборах. Андр подумал, что эти горожане ведут себя в чужой квартире совсем не по-городскому.

Так как он сидел почти на коленях Андрея, тот шепнул ему на ухо:

— Это Заул…

Заул! Андру хотелось смеяться. Нет, в Агенскалне, должно быть, не так уж скучно! Анна коротко пояснила новому гостю, кто такие Калвицы, откуда и зачем приехали. Заул хмуро выслушал. Ничего не ответил.

— Я очень спешу, — начал он сиплым голосом; было слышно, как хрипит у него в груди. Летнее пальтишко наглухо застегнуто; когда он говорил, подбородок совсем уходил в поднятый воротник. — На этот раз в порядке дня — только дело товарища Анджа. Прошу высказаться. Слово Курмису. Пожалуйста, покороче.

Андрей слегка подтолкнул Андра, тот понял: Андж — это и есть сам Андрей. И Андру стало совсем весело. Нет, пусть говорят, что хотят, здесь где-то поблизости все же чувствуются бомбы Карла Мулдыня.

Курмис говорил тихо, тоненьким голоском, все время улыбался — у него такая привычка. Сказал коротко: они у Мантеля обсудили вопрос, но к общему заключению не пришли. Большинство, в том числе и он, все же высказались за то, чтобы товарищ Андж взял место мастера в своем цехе. Иначе может пролезть Зиедынь из шлифовального — подлиза и шкура. Тогда все двадцать четыре кузнеца, среди которых шестеро сознательных товарищей, попадут в невыгодное положение.

Лапа с товарищами в Гермингхаузе держались противоположного мнения. Что такое мастер? Правая рука хозяев, слуга и староста в одно и то же время. Вечером он в конторе с докладом, утром опять там — получает на весь день распоряжения и указания. Разве тогда у Анджа останется время и охота работать в организации, которая только еще развертывается? Нет, они не хотят потерять товарища, без которого кружку трудно обойтись.

Когда начал говорить Андрей Осис, Андр Калвиц даже рот раскрыл. Неужели это тот Большой Андр, который в Бривинях слова не мог вымолвить, когда Либа Лейкарт и Анна Смалкайс начинали над ним подтрунивать? Речь его и сейчас нельзя было назвать спокойной и гладкой, может быть, он волновался потому, что приходилось говорить о себе. Из-за двадцати четырех кузнецов могут пострадать интересы двухсот сорока человек, а в будущем, возможно, и двух тысяч четырехсот. И кто знает — сумеет ли он принести пользу и этим двадцати четырем. Разве хозяева платят мастеру лишние десять рублей для того, чтобы он защищал интересы рабочих? Нет, молоть на два постава он не согласен. Не может так работать, чтобы правая рука не знала, что делает левая. Он отказывается, категорически отказывается.

Дали слово и Анне — вид у нее был такой, что все равно заговорила бы, даже и без разрешения. Удивление Андра все возрастало. Откуда она за это время набралась такого красноречия и смелости? Она не умела сдерживаться и явно горячилась, порою размахивала руками. Что это за новая тактика и кто ее придумал? Молодого, способного товарища вырвать из своей среды и отдать господам! Немыслимо, чтобы фабричный мастер остался в душе простым рабочим и был заодно с прежними товарищами. Галстук на шее и котелок на голове уже меняют человека. Господа хотят купить Анджа за десять рублей в месяц. Купить, по возможности, дешевле, а продать подороже; ведь это основной закон всех предпринимателей. Хозяева в деревне покупают своих старших батраков за стакан грога, а хозяйские сынки соблазняют красивых батрацких дочек полфунтом конфеток…

Андрей Осис так ерзал на стуле, что чуть не столкнул Андра. Как все братья, он критически относился к сестре и, должно быть, вообще невысоко ценил ее ум.

Заул все время вертел катушку белых ниток на машине Анны. А сейчас маленькими ножницами подрезал сломанный ноготь. Казалось, он совсем не слушает, о чем говорят. Но когда он взял слово, чтобы подвести итог, Андр с удивлением убедился, что мимо его ушей не проскользнуло ни одно замечание. Его взгляды не имеют решающего значения. Одно может сказать: ему неясно, можно ли улучшить условия труда и заработок рабочих, воздействуя на административный аппарат фабрики? Если и удастся заполучить своего мастера в каком-нибудь одном цехе, то в девяноста девяти других останутся господские ставленники и шпионы. А ведь тучные коровы все еще пожирают тощих. Сейчас самое главное — организоваться, поднять сознательность и активность, пробудить мужество и готовность людей, выдвинуть против бессовестной эксплуатации коллективную силу рабочих… Это его личное мнение. Товарищу Анджу придется поступить так, как решит центр.

Андрей Осис кивнул головой.

Что это за центр, которого все они слушаются без возражений?

Заул расстегнул пальто. Стали видны синий сюртук и жилет с золотыми пуговицами. Но брюки были из домотканой материи. Внутренние карманы пальто казались бездонными. Он вытащил несколько пачек тоненьких книжек. Большую часть отдал Андрею, остальным только по две брошюрки. У Андра загорелись уши, он не мог равнодушно видеть еще незнакомую книгу. На розовых обложках успел прочитать: «Долой социал-демократов!» Значит, эти не социал-демократы. Но кто они?.. Долго не пришлось думать, отвлекло другое. Лапа засунул книжки в шапку и напялил ее на голову. Курмис, прячась за угол кровати, отогнул штанину и засунул брошюрки за носок… Андр сделал вид, что не замечает, но восхищение захлестнуло его, как волной: читать то, что приходится так прятать, это чего-нибудь да стоит!

Андрей Осис со своей пачкой куда-то скрылся. Заул застегнул пальто, надвинул шапку на глаза и сразу стал совсем другим. Когда он вышел в дверь, Андр последовал за ним, — интересно, в какую сторону он пойдет. Но на дворе Заула уже не было. Андр высунул голову из калитки, оглядел оба конца улицы — виднелись лишь редкие прохожие, в песке рылись дети, проехал легковой извозчик, неизвестно по какому недоразумению забредший сюда. Длинный, костлявый, с поднятым воротником, как в воду канул. Андру подумалось: может быть, Заул и не выходил на улицу, а зашел в большой дом Фрелихов. Прошелся мимо дома. Двери в доме широко открыты, мамаша возилась на кухне, Мария склонилась над машиной. Андра вдруг осенило: если уж столь незаметно исчезает человек, значит, так и надо, никто не должен знать, куда он направился. Это — яснее ясного… Андр дошел до скамейки у забора Матиса и сел на нее.