Арбалетчики за санями мало что успели - рязанцы прикрылись щитами надежно, грамотно. И когда они подошли вплотную, а арбалетчики стали отходить, то затолклись, разминулись с пешцами нечетко, помешали им, и рязанцы, кинувшись на сани, в первый момент не встретили сопротивления, вмиг растащили загородку, прорвались дальше и схватились с пешцами. А сани разметали и подожгли.

- Вот так вас, сопляков, - Олег пристукнул кулаком по луке седла и оглянулся на трубача, - а ну, Кирюха, давай!

Труба захрипела, заклекотала, заверещала, а верней всего, пожалуй, именно закукарекала, так противно и мерзко, что Тимоха, не любивший ее больше всех, прикрыл руками уши.

И сразу конница рязанцев пошла в балку, охватывая постепенно московский фланг.

- Нну! Жирные вы мои! - удовлетворенно пророкотал Олег и перевел взгляд на пешцев, ожидая увидеть, что они уже оттеснили противника на верх склона и сейчас погонят и разметают его, как разметали сани. Но пока не увидел. Москвичи, хоть и оттесненные далеко от саней, секлись люто, весело как-то, отступать вовсе не думали, а битва обрела свой обычный вид, то есть: перевеса ни одной из сторон не обозначилось, драка пошла нешуточная и по всему фронту, и до бегства противника было еще далеко.

Олег поджал губы и повернулся направо. Но и у конных все увязло и остановилось (видно было все как на ладони), шла отчаянная махаловка, и когда она закончится (даже - чем закончится!), было непонятно.

Он снова повернулся к пешцам. Здесь стало вроде повеселей, чем у конных, здесь его ребята все-таки выжимали москвичей из балки, двигались наверх, но все же очень медленно. Он опять посмотрел направо и опять ничего утешительного не увидел. Тут теплилась малая надежда, что Федор объедет московский фланг, но по тому, как бились москвичи, ясно было, что и из этого вряд ли выйдет какой толк, ведь конных у них было больше. А бились они отчаянно, просто самозабвенно, что стало для Олега полной (и прескверной) неожиданностью. Еще более скверно было то, что он не подумал оставить себе хоть какой-то резерв, чтобы кинуть его в нужный момент в нужное место. С таким противником это показалось ему совершенно излишним.

Так прошло с полчаса. И тут московские пешцы, оттесненные уже почти на самый верх, вдруг взревели точно так же, как перед боем, когда командир говорил им свою речь.

"Что за чертовщина?!" Но тут Олег услышал сзади странно севший Тимохин голос:

- Князь, глянь...

Олег дернулся к нему. Белый как снег Тимоха показывал большим пальцем себе за плечо. Князь поднял глаза и застыл. В животе у него сделалось так, когда летишь с большой высоты. Сердце подкатило под горло, кишки под ребра, очко в заднице сжалось, а пальцы ног скрючились как в судороге. Он еще успел подумать: вот как очко-то играет; не зря говорят...

Из-за леса вываливалась огромная конная рать. Как полая вода заполняет низину, она растекалась вправо и влево, охватывая с трех сторон опустевший рязанский лагерь и черной тучей нависая над Олеговым войском. Сзади!

"Ни х.. себе! Господи Боже ты мой! Е. твою в три копыта мать!!! Как же тебя дешево, как дешево купили тебя эти гребаные купцы-ы-ы!.. Все! Копец!"

Что "Все! Конец!" Олег понял сразу, но матерился, горевал и пребывал в отчаянии только секунды. Не первый это у него был бой, не первое поражение. Мысль заработала очень резво, надо было спасать, что можно.

- Тимоха! К Федору! Пусть с атаки сразу тянет всю конницу за фланг и уходит! В Старую Рязань. Ты с ним.

- А ты?!

- Выполняй!!!

Тимоха умчался. Олег огляделся. Вокруг него сгрудились отроки, полсотни дружинников, да подбегала сзади, от лагеря стайка перепуганной челяди. Из командиров рядом был только Михаил. Он выжидающе и, как показалось Олегу, довольно спокойно смотрел на него.

- Миша, коней обозных, всех, что можно, уведи! Этих всех возьми, заставь: коней по балке угоняйте влево!

- Сделаем, князь, - Михаил бросился назад, Олег махнул рукой к себе старших дружинников:

- Алексей! Василий! Антон! К пешцам! Приказ - отойти на этот берег! Если отскочим, то тоже по балке на север уйдем.

Дружинники кинулись к пешцам. Между тем конная туча сзади быстро подвигалась и стала захлестывать лагерь.

Впереди рязанские пешцы отлично выполнили приказ. Отскочили от москвичей и пошли в балку. Но, может быть, это и оказалось самой ужасной ошибкой. Приказывая отходить, Олег считал, что москвичи сильно побиты и вперед идти не способны. Но те лучше рязанцев видели появившуюся из-за леса рать. Они прекрасно поняли, что рязанцы в мешке, и когда те отхлынули и начали отходить, то ринулись следом, не дав разорвать дистанцию и буквально забили рязанцев в балку. Началось избиение, началась паника.

"Вот о чем Тимоха тебе трастил! Вот чьи это дозоры маячили! А ты как хряк после случки - копыта на сторону и дрых. Вот куда завела тебя гордыня победителя татар. Эх ты-ы... - эти мысли уже довольно вяло вспыхивали в мозгу Олега на фоне жуткой тоски, охватившей его при виде гибнущей пехоты. - Все потерять! И где?! На ровном месте, где потерять никак не думал, где потерять было просто невозможно! Когда я теперь такое войско соберу? Чем, кем от татар будущим летом прикроюсь? У-уйй, твою мать!!!"

Одно чуть порадовало: обозный табун, стоявший как раз слева, напротив пустоши, ловко окруженный вскочившей на конь челядью, быстро стек в балку и ходко махнул на север. Через несколько минут он исчез за поворотом.

Пора было подумать и о себе - конная лавина позади уже захлестнула лагерь и быстро приближалась.

- Давай за ними! - князь махнул дружинникам на север и пустил коня в галоп.

У Федора получилось удачней всех. Он как раз отводил всех конных назад для подготовки нового удара и в надежде потянуть за собой москвичей, заманить их в балку. Однако те не тронулись с места, и между войсками образовался просвет. Федор еще удивился: "Боятся что ли? Или ждут чего?" Он не мог видеть накатывавшейся с тыла катастрофы (ее закрывал от него лес, кончавшийся немного левее) и уже двинул своих снова вперед, когда подскочил к нему Тимоха и подсказал. Федор сообразил быстро и успел скомандовать прежде, чем войска соприкоснулись. Рязанская конница, с ревом летевшая на московские полки, ни с того, ни с сего вдруг стала забирать вправо, вправо и помчала за фланг, все ускоряя ход. Лишь когда можайцы увидели выворачивающуюся из-за леса рать, когда Никифор сообразил, что произошло и что следует делать, лишь тогда полковники взревели: вперед! и москвичи ударили. Но к этому моменту почти половина рязанской лавы была уже за флангом и из-под удара ушла.

Тех, кто не успел, постигла тяжкая участь, но почти половина рязанской конницы (около тысячи сабель) уцелела и кинулась в степь. Погони не получилось. Москвичи быстро отстали и вернулись. Их ждали куда более приятные, чем погоня, дела.

Федор Панкратьевич скакал рядом с Тимохой в арьергарде уходившего на Старую Рязань войска. Он изредка, словно со сна, крепко встряхивал головой, губы его шевелились. Казалось, он силится что-то то ли вспомнить, то ли понять, но не может.

Тимоха откровенно плакал со злости и яростно без перерыва матерился: Сколько сраму! Сколько народу положили! И перед кем! Уйй... твою мать! Вояки! Как детишек облапошили, как детишек! А князь-свет Лопасню отбирать собрался. Весь свет застила тебе эта Лопасня вшивая! Нет, чтоб подумать головой, откуда те дозоры в тылу! Все брысь, да брысь, а сам что твой боров! Кобелина! - перед ним всплыло ведьмино лицо Марьи. - У-уй, ссука косоглазая! Если б не ты, может, и озаботился князь о тех дозорах, ...его мать! Гадина! Ведьма! Блядюга! Убью! Доведется вернуться - убью тварь поганую!

Федор все встряхивал головой, изредка оглядывая свое войско и брезгливо косясь на Тимоху. Когда тот выдохся и умолк, когда все поуспокоилось, когда погоня отстала, перешли на рысь и перевели дух, он проворчал задумчиво:

- Да-а... Вот это голова!..

- Чего ты, Панкратьич? Кто голова?