Олег возмущенно уставился на него, но слова не удостоил, промолчал. Ответил (тоже возмущенно) боярин:

- Мы же обговорили это перед походом! Главное наше требование, если вы не помните - напомню, не деньги, не товары и оружие или кони (коней у нас этой зимой пало - жуть!), а новая граница между княжествами, которая должна пройти по Оке.

- Ну почему же, мы помним. Но ведь когда уговаривались, подразумевалось ваше участие в БОЕВЫХ действиях. Если бы вы вместе с нами сразились с Литвой, понесли потери, а они могли быть весьма значительны... К счастью, потерь никаких не случилось. За что же платить? Разве что вот кони... Это да. За них мы готовы возместить. Хотя и у нас их пало за зиму о-е-ей?

Тут Олег все-таки не выдержал. Потерев пальцами висок и нервно пощипав бороду, он заговорил, обращаясь непосредственно к Дмитрию:

- Великий князь, твой боярин либо ничего не понимает в войне, либо прикидывается и пытается нас морочить. Союзника морочить негоже. Кому непонятно, что Олгерд запросил мира и ушел только потому, что рязанское войско двинулось ему в тыл?

- Ну, не только ведь рязанское, - спокойно откликнулся Данило, но Олег пропустил его реплику мимо ушей, глядя на Дмитрия и ожидая ответа только от него.

- Не обижайся, Олег Иваныч, - Дмитрий смотрел весело-простодушно, - мы высоко ценим твою помощь против литвин. И готовы платить. И укреплять наш союз с вами и пронцами. От разрыва этого союза потеряем мы все. Как ведь хорошо прошлым летом татар на рубеже встречали! Вместе! Но и мне кажутся требования ваши несколько чрезмерными. А не проиграем ли мы оба от установления новой границы и в плане военном? Дмитрий Михалыч, ты как скажешь? А то у нас Данило Феофаныч в войне, говорят, не смыслит ничего.

Бобер (как, впрочем, и Феофаныч) смотрел на князя почти с восторгом это были речи не мальчика, но мужа!

- Я полагаю, Великий князь, что пользы от разделения по Оке ни нам, ни рязанцам не будет. Если тот же Олгерд вздумает прогуляться на Рязань (теперь есть повод), то, не имея плацдармов на том берегу, что мы сможем ему противопоставить? В теперешнем положении мы в состоянии перехватить его в районе Усть-Лопасни, дать Рязани приготовиться и прийти на помощь. Если же граница пройдет по реке... - Бобер пожал плечами, - да и мы ослепнем в сторону степи.

- Если будем взаимодействовать, то не ослепнете, - Олег соизволил ответить Бобру.

- Как сказать, - снова пожал плечами тот, - одно дело - иметь свою разведку и свой с нее спрос, другое - когда спрашиваешь у соседа.

- И потом, - вмешался Дмитрий, - Лопасня от Рязани далеко и не на самом важном для вас направлении, а вот села рязанские на московском берегу... - князь сделал маленькую, но значительную паузу, - ... их ведь не одно. И когда татары налетают, они всегда целыми остаются и крепко помогают вам залечивать раны от набегов. Неужели они тебе не важны?

- Важны, - Олег вздохнул, - но Лопасни мне ничто заменить не может.

Москвичи понимающе переглянулись.

- Хорошо, - Дмитрий вздохнул в тон Олегу, чем вверг в панику Бобра и Феофаныча (им показалось, что он сейчас махнет рукой и уступит Олегу Лопасню), - тогда давай так. Ты знаешь, куда я еду и при каких обстоятельствах. Запросто могу и не вернуться - тогда с другими будешь решать. Вот когда вернусь (если вернусь), тогда и решим. Согласен? - и весело-наивно-глуповато взглянул прямо Олегу в глаза. И улыбнулся. Немножко жалобно, по-детски.

При виде этой улыбки все обиды и дипломатические хитрости вылетели у Олега из головы. Ему стало просто этого парнишку жалко.

- Да, князь, едешь ты, конечно, к черту в пасть, я тебе не завидую. Хорошо бы тебе туда вовсе не соваться. Но, видно, нельзя уже... Хорошо, давай отложим до возвращения. А мы все за тебя Богу молиться будем, - и он решительно поднялся из-за стола.

* * *

В Рязани с посольством распрощались последние провожатые, в том числе и Бобер со всем своим войском. Дальше с Дмитрием отправлялись Феофаныч, Бренк, монах, да князь Андрей Ростовский со своей (сплошь почти татарской) дружиной. Остальные были рангом пониже. Сопровождали караван и несколько купцов-ордынцев со своими товарами.

Феофаныч насыпал Бобру на прощанье советов "как и что, если что". Но сам был деятелен, смотрел уверенно - явно надеялся на возвращение.

Монах смотрелся хуже: хмурился, горбился, отмалчивался. При прощании обнял, похлопал лапищами по спине, сказал грустно:

- Приветы там Любане, ребятам. И этой ведьме твоей... Не поминайте лихом, если что...

- Ладно, отче. Жаль, что мне с тобой нельзя.

- И не надо!

- Ты мой поединок с рыцарем помнишь?

- Хм! Еще бы. А что?

- Ты мне тогда сказал, что провожаешь, откуда и не возвращаются.

- Ну и...

- Но я ведь вернулся. И ты вернешься.

- Что, предчувствие?

- Нет.

- А что же?

- Плохого предчувствия нет. Чуешь?

- Ххех, Митя... Баслави тя Господь.

* * *

С князем Бобер толковал много дольше. Наказывал получше проверить тестя и его сынков в Нижнем, понять, не развалилось ли то, что с таким трудом устроили, узнать, что появилось нового или ничего не появилось, как без Гришки работает разведка. Выспросить все о прошлогоднем походе на Булгар, кто этот их ставленник Мамат Султан, и можно ли будет в будущем использовать его как союзника. О своем войске тоже поговорили. Потом все-таки свернули (князь свернул, как ни отвлекал его Бобер) на то, если произойдет непоправимое.

- Жаль, Данилка мал совсем, воспитывать долго... Ты его не упусти! Великий князь в нашем с тобой духе воспитан должен быть.

Тут необходима небольшая справка, без которой не обойтись в понимании вышесказанного, да и всего направления московской политики. Дело в том, что с самого 1353 года, года страшных потерь среди князей Московских, митрополит твердо взял курс на прямое наследование престола (от отца к сыну) и мысль об этом уже достаточно укрепилась во всех головах, и прежде всего в голове самого ущемляемого при этом лица - Владимира Андреевича. Еще перед первым визитом в Орду в 1361 году (тогда благополучное возвращение домой выглядело тоже очень проблематично) Алексий заставил Дмитрия и Владимира подписать договорную грамоту, где ставил Владимира к Дмитрию в полное подчинение. Теперь, когда ситуация повторилась, гарантировать возвращение Дмитрия было нельзя, а у него уже появились наследники (Даниил, Софья, а жена его вновь была беременна и, кто знает? могла родить еще сына), Алексий заставил братьев подписать вторую грамоту. В ней уже прямо говорилось о том, что Владимир не будет искать Великого княжения не только под Дмитрием, но и под сыновьями его, обязуется старшего сына Дмитрия считать вместо отца и служить ему. Грамоту эту затвердили ближние бояре, и первым среди них - Бобер. Деваться Владимиру было некуда, да он об этом и не жалел, кажется, и новый порядок наследования был, так сказать "юридически", утвержден. Потому и напомнил Дмитрий своему зятю о старшем сыне.

- Ты поменьше об этом думай, тезка. И побольше там дурачком прикидывайся. Оно и сойдет.

- Да я особо не волнуюсь. Одного будет жалко.

- Чего?

- Если меня там - того... то не увижу, как Сарай их поганый полыхнет со всех концов, как они от нас за Волгу побегут. Вот чего бы мне хотелось больше всего в жизни увидать.

- Ну, если уж... То знай! Я тогда этот их Сарай сам со всех концов подпалю. Тебе в поминание. Ушкуйников новгородских найму, дружину соберу, добровольцев, самых отчаянных, жизни не пожалею, но спалю! Веришь?! - он в это время и сам себе почти верил.

- Верю, тезка, верю! Спасибо тебе! Теперь я спокоен. Спокойно поеду. Теперь... - князь отвернулся и по-мальчишески шмыгнул носом.

* * *

Великий князь Московский, неожиданно блестяще принятый в Сарае, пожалованный ярлыком на Великое княжение Владимирское и обласканный ханом, ханшами и могущественным Мамаем, не имея ни времени, ни желания тащиться назад по рекам, умчался домой напрямую через раскаленную степь, так и не встретившись с Олегом, и занялся приведением "в свою волю" главного своего врага, князя Тверского.