- Баран! Неужели он не видит разницы между возможностями своими и Москвы?!

- Может, и видит, - отвечал спокойно Феофаныч, - да ему деваться теперь некуда, кроме как до конца идти. Он на Олгерда крепко надеется...

- И опять баран! Неужели он считает, что Олгерд поддержит его задаром? А если посадит на Владимирский стол, то не заставит плясать под свою дудку?

- Вряд ли. Но для него Олгерд лучше, чем Москва. Согласись?

- Ххых! Насколько я соображаю в вашей игре, Москва всего лишь хочет поставить его на место. А Олгерд захочет его руками жар загребать! Неужели непонятно?!

- Ха! Да все понятно. Ему ведь не важно, что жар, и что чужой жар, ему важно, что б руки эти длинней стали. Не горячись. Тебе-то что? Разорался как петух. Тут, брат, другое поперло. Алексий называет это - "логика борьбы". Если ты НА меня прешь, значит, ты кругом плох, и против тебя все средства хороши, даже самые подлые. А если ты ЗА меня, то ты кругом хорош, и я готов тебе задницу лизать. Вот как он теперь рассуждает. Но тебя не то сейчас должно волновать. Твоя забота - Андрей.

- Феофаныч! Моя забота - войско! А как там Андрей качнется - разве угадаешь?

- Угадывай. Ты же колдун.

- Да-а. Только колдовства мне и не хватало. У меня реальных дел куча, куда более важных...

- Неужели ты в прошлый приход Олгерда не убедился, насколько ЭТО ВОТ важно? И сейчас! Я думаю, самое важное сейчас - ЭТО. Неужели тебя - еще и убеждать?!

- Да нет, конечно, Феофаныч, - Бобер сник, - все я понимаю. Только до чего ж противно с баранами-то воевать. Тем более общаться.

- Вот и не общайся. Кто тебя заставляет? Общайся с Андреем, он не баран. И много пользы нам принести может.

Подобные разговоры этим летом возникали меж ними не раз. Дело в том, что после похода Бобра в Плесков контакты с Андреем стали постоянными, шла регулярная переписка, и именно из нее Бобер узнал, что Олгерд с Ягайлом и Кейстут с Витовтом вновь ходили на Орден и вновь (под замком Рудавой) получили жестокую трепку. По официальным известиям из Вильны получалось вроде наоборот, что немцы потеряли десяток магистров и побиты. Однако Дмитрия Московского это не остановило, он руководствовался данными Андрея. Дмитрий немедленно двинул свои войска, составленные из одного Московского и двух Волоцких полков, под командованием Волоцкого воеводы Василия Ивановича Березуйского на запад. Березуйский основательно вычистил восточные смоленские уделы, потом прошелся по брянским, и когда с большим полоном и внушительными трофеями вернулся, Дмитрий объявил войну Твери. К возвратившемуся от Брянска войску, стоявшему у Волоколамска (Волоцка), он добавил Переяславский, Юрьевский и Дмитровский полки, и Березуйский двинулся на Тверь. В результате этого удара западные тверские уделы: Холмск, Микулин, Зубцов, - были отрезаны и помощи Михаилу вовремя подать не смогли. Михаил, даже не попытавшись сопротивляться, бежал в Вильну, а волоцкий воевода пошел шерстить Тверские уделы точно так же, как два месяца назад смоленские и дебрянские. На самое Тверь воевода замахиваться не стал и, вычистив окрестности, с большим полоном ушел назад.

В это время сам Великий князь во главе отдельного войска, составленного из московских, можайских и звенигородских полков ударил по западным уделам Твери. Зубцов и Микулин были взяты и сожжены, все их окрестности дочиста ограблены, а люди вместе со скотом и имуществом выведены и расселены в восточных и юго-восточных московских уделах.

Эта война произвела сильнейшее впечатление на многих. Не столько результатами, сколько количеством сил, задействованных в ней со стороны Москвы. По подсчетам Бобра общее количество воинов переваливало за 40 тысяч! Такого, даже в лучшие годы, редко набирала ВСЯ Литва. А ведь князь Дмитрий не тронул ни полки брата Владимира, ни Коломну.

А то, что Олгерд не пришел на помощь шурину сразу, говорило не только о его неудачах с Орденом, но и о сильном впечатлении от московских сил. Косвенно это подтвердил Андрей, писавший Бобру, что отец сильно раздражен действиями Москвы и усиления ее не допустит.

- Допустит или нет, это еще посмотреть надо, - посмеивался Бобер, обсуждая письмо с Феофанычем, - а вот когда он собирается это свое "не допустить"?

- Похоже - не завтра... - Феофаныч быстро-весело зыркнул на Бобра и опустил глаза. Данило вообще подолгу мог смотреть только вниз, на свои сапоги. На все же окружающие предметы, тем более на людей, он взглядывал внимательно, но очень быстро, протыкал взглядом, как шилом, и опускал его, обдумывая то, что увидел, и не желая, чтоб ему мешали. - ...тем более, что Михаил из Вильны уехал.

- Куда?! - для Бобра это была новость.

- К себе в Тверь.

- Это что ж? Уж не покориться ли хочет?

- Не-ет, до этого еще... Ты ж его сам бараном называешь, а баран, пока лоб не расшибет и рога не поломает...

- На что же он теперь надеется?

- Теперь на Орду.

Орду?! - Бобру стало неловко за себя. Именно сейчас он осознал, что татарская политика Москвы, в соответствии с его задачами и интересами долженствующая быть ему наиболее известной, близкой и понятной, занимала в его голове место где-то с краю и почти совсем не интересовала, потому и эти слова Данилы поставили его на какое-то мгновение в тупик.

"Как мог Михаил искать какую-то опору в Орде, где позиции Москвы так прочны?! Почему я этого не понимаю?! Почему так мало интересуюсь Ордой? Или жду, пока утихнет? Там ведь сейчас хрен поймешь чего, бояре все сапоги истоптали, бегая за подтверждением ярлыка от хана к хану. А-а! Так вот на что может надеяться Михаил!"

- Феофаныч, а что, там опять новый хан?

- Точных сведений пока не имею, но похоже на то, что Мамай посадил-таки кого-то своего в Сарае.

- Стало быть, шансы у Михаила есть?

- Есть. Тем более что Мамай имеет какой-то договор с Олгердом. Помнишь, что я говоритл?

- Черт возьми! Но все-таки: какой Михаил даст ему столько денег, сколько дает Москва?

- А сколько дает Москва? Москва в последнее время обнаглела, изнахалилась. Но дело уже не в деньгах, которые все уменьшаются, а в войске, в силах, которые все увеличиваются. Так что Мамай, не мудрствуя лукаво, стравит князей, обескровит, а с победителя сдерет три шкуры за дарованный ярлык. Вот и весь сказ. Было бы кого стравливать! Раньше не было, а теперь эта бл... появилась.

- Что ж, опять тебе в Орду ехать, доказывать, кто прав?

- Ох, зае...ся я туда ездить! Проще бы перехватить его по дороге, да...

- К ногтю!

- Помочь сможешь?

- Чем только смогу! Жаль только - все тропинки в лесу не перегородишь.

- Все, думаю, и не надо. Перекрой три основные дороги, которыми тверичи ходят в Сарай. Сможешь?

- Смогу. Но куда мне его девать, если попадется?

- В Москву, Василь Василичу! Тот его больше всех любит!

- А как Алексий на это посмотрит?

- Это моя забота.

- А князь?

- А вот это забота твоя.

* * *

Этот разговор, а особенно собственная слабость в этом разговоре подвигнула, наконец, Бобра как следует взяться за изучение ордынской политики Москвы.

Почему Михаил Тверской решился на столь отчаянный поступок? Каков вообще механизм подчинения русских княжеств Орде? Кто такой этот Мухаммед-Булак, утвердившийся в Сарае в этом (1370) году, и сколько он просидит - неделю? месяц? а может, год? или три?

Чтобы ответить на такие вопросы и не хлопать ушами перед Феофанычем, надо было вникнуть во все тонкости "великой замятии" ордынской и, прежде всего, уяснить, откуда взялся и что собой представляет этот пресловутый Мамай, о котором он постоянно слышит со времен Синей Воды, который никак не может надежно овладеть Сараем (еще тогда, в 1362-м, его отшвырнули от столицы, и до сих пор постоянно отшвыривают могучие заволжские претенденты), но постоянно на него покушается, и которого Москва боится больше всех.

По известиям, собранным Любой, он поднялся, выбился наверх в Крыму, еще при Джанибеке (убитом, как известно, в 1357 году), хотя был всего лет на пять старше Бобра. Он не только дослужился до чина темника, но сумел жениться на дочери Бердибека, Джанибекова сына, непонятно, правда, когда при Джанибеке или после, когда Бердибек уже стал ханом. После убийства Бердибека в 1359 году Мамай не исчез вместе с ним, он исчез лишь из Сарая, да и то ненадолго, обосновался в Крыму и, пока ак-ордынские, заволжские чингизиды резали друг другу глотки (Кульпе - Науруз, Наурузу - Хызр, Хызру - Темир-ходжа), за три года собрал силы, подобрал подходящего чингизида, Авдуллу, и в 1362 году, когда Бобер с Олгердом громили его западных соседей на Синей Воде, двинулся от Азака, своей главной базы, на восток и захватил Сарай. Правда, ненадолго. Но успел по всем правилам провозгласить Авдуллу ханом. И когда ак-ордынец Амурат вытеснил их из Сарая и вообще из-за Волги, Авдулла, сохраняя контроль над громадной территорией от Волги до Днепра, по-прежнему величал себя ханом и требовал себе (от русских прежде всего) дани.