Проснулась я как от толчка и, даже не успев открыть глаза, испуганно ощупала свое тело, начиная с запястий. И руки и ноги ничто не стягивало, но ощущение провода, туго связывавшего мои запястья, было таким ярким, что я не сразу осознала, что свободна. Двери открылись, комнату затопило светом. Я непроизвольно зажмурилась. Чуть приоткрыв веки, я глянула в сторону двери. В проеме, держа в руках лампу, стояла женщина. Про себя я решила обращаться к ней «тетушка».

— Я уже собиралась убирать труп, а ты, оказывается, вполне себе живая, — с ласковой улыбкой пошутила она. — Ты спала как убитая.

Я хотела привстать, но спина была мокрой от пота, точно меня водой облили, голова кружилась. Прислонившись затылком к стене, я с трудом села. Тетя включила электрическую лампу и сунула руку под одеяло.

— Теперь я вижу, что зря беспокоилась. — Она продолжала улыбаться. — В комнате тепло?

Она пододвинула в мою сторону маленький обеденный столик. На нем стояла белая тарелка с жидкой кашей. Я покачала головой. Во рту пересохло, а горло будто наждачкой натерли, — я сомневалась, что смогу проглотить хоть кусочек.

— Тогда попей воды, — мягко предложила она.

Придерживая меня за спину, она помогла мне напиться. Я умирала от жажды, но даже глотнуть воды стало для меня испытанием.

— Я добавила в кашу моллюсков. Такое блюдо мы обычно подаем гостям, но в этот раз я положила побольше морепродуктов, так что не спорь и ешь. Я быстро приберусь и приду. Когда я вернусь, тарелка должна быть чиста, ясно?

Не поднимая головы, я молча кивнула в знак согласия. Она тоже больше ничего не сказала — погладила меня по спине и вышла из комнаты. Я подумала, что мне действительно не помешает набраться сил, и зачерпнула ложкой немного каши. Но стоило мне распробовать вкус, как рот наполнился кислой слюной. Опустив ложку, я отодвинула от себя обеденный столик. Сквозь дверные щели доносился стук тарелок, перезвон ложек.

Отбросив одеяло, я встала с кровати и осмотрелась. Обстановка в комнате была самой простой. Некоторые вещи выглядели такими потрепанными, что могло создаться впечатление, что их нашли среди хлама в помойке. На столике, рядом с аккуратно расставленной косметикой и прочими личными вещами, стояла небольшая рамка с фотографией. Я решила, что это тетин портрет времен молодости. Девушка была одета в красивое цветастое платье с узорами из лилий, а на ее грудь спускались две длинные косы. В этой юной красавице сложно было узнать мою хозяйку. Почти детское лицо со стыдливой улыбкой — на нем еще не оставили свои отпечатки трудности и время. Взяв рамку с фотографией, я погладила лицо, запечатленное на ней.

— Мне было девятнадцать или двадцать лет, когда делали этот снимок, я как раз только вышла замуж. — Тетя, незаметно проскользнувшая в комнату, села рядом со мной.

Поставив рамку на место, я обернулась к ней. Видимо, она только что умылась — с волос падали капли воды.

— Вы очень красивая.

— Да, я была красивой тогда. Но, как говорится, красота цветка живет не больше десяти дней. Те годы были для меня золотыми: я находилась в расцвете молодости. Сейчас-то я постарела, — с грустью заметила она.

— Зачем вы так говорите? — поспешила я успокоить ее. — Вы и сейчас красивая.

— Ой-ёй-ёй, раз ты способна говорить комплименты, значит, точно пришла в себя. — Она сдержанно улыбнулась, мельком взглянув на фотографию.

— Тогда мой муж жил, не зная никого, кроме меня, — точно мужчины ханьцы. Зимой он приносил мне воду, чтобы полоскать горло и мыть посуду, ходил на рынок, расчесывал мне волосы, стриг ногти, помогал одеваться…

— Вы, наверно, жили в полной гармонии, — сказала я.

— Да, но что хорошего в этом? Счастье длилось очень недолго. Не знаю, что на него нашло, но он отказался бросать бизнес в России. Конечно, надо признать, что в те годы в России можно было сколотить хороший капитал. Он, правда, не забывал обо мне: писал письма или звонил и говорил, чтобы я не перетруждалась. В последний раз он пообещал, вернувшись, купить дом, новый телевизор и кольцо для меня, — мне ли было выражать недовольство? Я с нетерпением ждала его, думая, что он возвратится вскорости после того разговора, но потом вдруг от него перестали приходить сообщения. Полгода, а может и больше, я страдала от неизвестности, подозревая, что он увлекся какой-нибудь женщиной или растратил все деньги. Я просто ждала его, что мне еще оставалось. А позже выяснилось, что он погиб. Как мне сказали, его зарезали в стычке с российскими бандитами. Это было как гром среди ясного неба. Я даже не видела его тела. До сих пор мне не верится, что он умер.

В ее спокойном и тихом голосе звучали слезы. Тут она встряхнулась и, быстро оглянувшись, остановила взгляд на отодвинутой в угол чашке.

— Ты даже не притронулась, — укорила она.

— Я поем чуть позже, — успокоила я ее.

— Тебе надо хорошо поесть и восстановить силы. Вдали от родины никому нельзя верить, кроме своего тела. Завтра я приготовлю для тебя кое-что особенное. Между прочим, я неплохо готовлю, поэтому меня и взяли на работу в ресторан. Даже квобо-урёу^[48] могу приготовить с закрытыми глазами, так что, если захочется чего-нибудь, говори, не стесняйся, — весело сказала она.

Я почувствовала глубокую благодарность за то, что она так бескорыстно заботилась обо мне.

— Я доставляю вам такие неудобства. Не знаю, как мне отплатить за вашу доброту.

— Что ты такое говоришь? Соотечественники должны помогать друг другу — это нормально. По моему опыту, местные и руки не протянут чосончжогам. Так что ни о чем не беспокойся и поправляй здоровье. Я поступаю так, потому что хочу. Говорят же, что печаль вдовы поймет только вдова. Но что же такое с тобой приключилось, что ты решилась на ночной побег?

От ее слов мне резко сдавило грудь, а все тело пронзила острая боль. Я медленно опустила голову, уставившись на чашку с кашей.

— В жизни ничего даром не дается, не так ли?

— …

— Я не знаю всех обстоятельств, но… ты правильно поступила. Когда понимаешь, что так дальше жить нельзя, надо решать проблему. Конечно, лучше уйти, чем жить под ударами плетки. Я тоже осознала это, но слишком поздно. Приехав в Корею, я сначала работала в ресторане. Однажды глубокой ночью ко мне пришел старик, хозяин ресторана, и изнасиловал меня. Сперва мне казалось, что я сойду с ума. Его домогательства не прекращались. Конечно, что там говорить, и моя вина в этом есть: надо было сразу от ворот поворот дать. Но в качестве извинения он часто давал мне деньги на мелкие расходы, покупал одежду. А я ведь была глупой, даже думала, что если стану угождать ему, то смогу занять место хозяйки дома. Я не знаю, как его жена узнала о нашей связи, но как только она начала что-то подозревать, ее глаза загорелись ненавистью. Я еще могла вытерпеть мерзкое тело дряхлого старика, но слушать о себе клевету, что я якобы ворую деньги и еду, я не пожелала. Я решила, что лучше уйти самой, нежели ждать, пока тебя выгонят с позором. И вечером того дня, когда мне выдали мой заработок, я сбежала. — Она громко рассмеялась, видимо, заново переживая те события. От смеха ее полное тело слегка заколыхалось.

Вероятно, смех был таким громким, что потревожил второго жильца дома: в дверном проеме показалась лысая голова мужчины, которого я видела утром. Подскочив к дверям, тетушка вытолкала его на улицу.

— Потерпите, пожалуйста, несколько дней. Как можно быть таким эгоистом? Больной человек всегда на первом месте! — с этими словами она громко хлопнула дверью.

Было слышно, как мужчина, недовольно ворча и ругаясь, тяжело топая и сплевывая от досады, выходил из переулка.

— Из-за меня у вас так усложнилась жизнь, — виновато заметила я.

— Ничего страшного. Сейчас он весь сердитый, но, поверь, скоро вернется — и все будет как прежде. Характер у него вспыльчивый, но сердце на нужном месте… Такое случается, когда ты далеко от родины: повстречаешь кого-то, начнешь сожительствовать с ним… Вот и становится он нагыне, гражданским мужем. У этой горячей головы нет жены, которая могла уличить нас в любовной связи… Конечно, он приходит тайно, оглядываясь на сына и невестку, но относится ко мне хорошо… Мне этого достаточно. Он же всего лишь нагыне, — закончил она, как бы оправдываясь.