Ехавший мимо мусоровоз методично грузил в кузов пакеты с мусором, оставленные под деревьями вдоль дороги. За ним шел мусорщик, который вытирал длинный след грязной воды, тянувшийся от машины. Шарканье метлы разбивало утреннюю тишину.

Ноги сами вели меня куда-то, и в какой-то момент местность вокруг стала казаться знакомой. Это был вход на рынок, куда я ходила покупать продукты и прочие вещи.

«Приходи в любое время, хорошо? — В памяти всплыли слова моей соотечественницы, предложившей мне когда-то помощь. — Я живу тут в небольшой комнате».

Я вспомнила рыбный ресторан, где она работала, и в нерешительности замерла на перекрестке шести дорог. Магазины еще не открылись, поэтому определить местоположение того ресторана было трудновато. В конце концов я выбрала дорогу, которая вела прямо вперед, и плелась по ней, пока не показался рынок. Здесь бойко шла торговля замороженной рыбой — товар разделывали тут же, бросив прямо на пол.

Рынок уже заполонили торговцы-лоточники с коробками, наполненными овощами, и хозяйки, которые решили пораньше сходить за покупками. То там, то здесь холодный воздух разрывали громкие энергичные голоса.

Выйдя с рынка, я спустилась в подземный переход. На другой стороне улицы стояло несколько рыбных ресторанов, но среди них не было нужного мне. Меня преследовало ощущение, что я кружу на одном и том же месте, а страх и усталость сбивают меня с пути. Чем сильнее я рвалась добраться до места, тем быстрее наливалось свинцом тело. Небо светлело, занимался рассвет.

У поворота шоссе бродячая собака рылась в рваном полиэтиленовом пакете. Из отверстия лилась грязная вода. Заслышав мои шаги, собака хищно оскалилась и с тихим, предупреждающим рычанием уставилась на меня. Не знаю почему, но, несмотря на ощеренную пасть, животное показалось мне печальным.

Внезапно во мне проснулось желание прижать несчастное создание к груди, притянуть к себе лобастую голову, чтобы мы с собакой сидели рядом, и я гладила ее жесткую густую шерсть, чтобы мы согревали и утешали друг друга. Я осторожно вытянула руку.

В противоречие своему грозному виду собака оказалась пугливой: в ответ на мою попытку приласкать ее она поджала хвост, отбежала от пакета и, замерев неподалеку, лишь посматривала то на меня, то на свою оставленную добычу. Я вспомнила мужа.

Скоро он проснется. Лежа с все еще полузакрытыми глазами, он примется шарить рукой по моему одеялу. А когда остатки сна развеются, он увидит, что под одеялом никого нет, провод валяется на полу, а комната пуста. Он наверняка разволнуется и поспешит к клеткам с утками или на кухню ресторана, надеясь найти меня там. Вырывая из горла глухие хрипы, он станет звать меня — снова и снова. И только спустя какое-то время осознает, что меня нет. Сможет ли он смириться с тем, что я ушла? Не пропадет ли он без меня, без своего младшего брата? Только я представила себе, как он растерянно сидит под деревом, не зная, что делать дальше, как глаза тут же обожгло слезами.

Вскинув голову, я посмотрела на небо. Малиновый и фиолетовый оттенки, красившие горизонт, незаметно уступали место синим. Из носа текло. Шмыгая, я беспомощно озиралась, пока вдруг не наткнулась взглядом на огромный аквариум и вывеску с изображением рыб. К зданию рядом с ними прижималась тесная улочка. Да, это точно был тот самый дом, где жила моя случайная знакомая. Я торопливо зашагала к ресторану. Теперь, когда я наконец добралась до места, во мне потихоньку стала расти тревога: а работает ли она тут до сих пор? Не уехала ли на родину? Прижавшись лицом к аквариумному стеклу, я заглянула внутрь ресторана. Там виднелись столы и стулья, холодильник для напитков, но людей нигде не было.

Я вошла в переулок рядом с домом. В конце узкого прохода, где складировались мешки с мусором и пустые бутылки, я приметила маленькую калитку. Для визитов было еще слишком рано, но, как только мой кулак коснулся двери, все мои сомнения и неловкость испарились, рука налилась силой. Я стучала так, что калитка затряслась. Мне хотелось разбудить хозяйку дома криком, но во рту вдруг пересохло, язык еле ворочался. К сожалению, сколько бы я ни колотила в дверь, внутри не подавали никаких признаков жизни.

«Неужели придется вернуться?» — с отчаянием подумала я. Пока я, сжав кулаки, стояла в растерянности, вдруг что-то с криком вылезло из мусорной кучи в углу. Я думала, что там валялось выброшенное одеяло или какое-нибудь другое старье. Но это оказался нищий. Он был одет в ватную куртку слишком большого размера, с нее капала грязная вода. С длинной бородой, с жесткими, словно проволока, волосами, с темным и грязным лицом, он больше походил на дикое животное, чем на человека. Он подошел ко мне, угрожающе ощерив гнилые зубы, пожелтевшие от табака. Выпучив налитые кровью глазами, он набросился на меня с бранью. Каждый раз, когда его рот раскрывался, оттуда вырывался отвратительный гнилой запах. Нищий, видимо, разозлился из-за того, что я нарушила его сон или вторглась на его территорию. Я стояла, закрыв глаза, и молча пережидала поток ругательств. Мужчина еще долго вопил, пиная ногами воздух, но в конце концов сплюнул мне под ноги и, недовольно ворча, поковылял прочь из переулка.

От пережитого унижения я потеряла способность рассуждать. Мне мерещилось, что грязный плевок был дурным предзнаменованием, предвестием моих будущих горестей. В этот же момент с громким скрипом распахнулась калитка. Резкий звук словно перерезал натянутые ниточки моих нервов. Из дверного проема высунулась лысая голова мужчины. Поскольку нас разделяло приличное расстояние, я не смогла как следует рассмотреть его. Готовясь к новому потоку ругани, я крепко зажмурилась. Но вместо того, чтобы услышать бранные слова, я почувствовала, как меня с силой трясут за плечи. Я сжалась и отступила назад. Когда я все-таки открыла глаза, передо мной стояла та самая женщина из ресторана. Не помня себя от радости, я быстро схватила ее за руку и поспешила объясниться:

— Вы помните меня? Я приехала из Яньцзи вслед за мужем-корейцем.

Судя по тому, что женщина слегка прищурила один глаз и растерянно попыталась вызволить свою ладонь из моей хватки, она явно не могла меня вспомнить. Но сейчас она стала для меня той спасительной соломинкой, в которую я не могла не вцепиться. Придвинувшись к ней, я сбивчиво заговорила:

— Вы сказали, что вы родом из Чхончхунь, помните? Родина моей матери тоже…

— Да, верно, припоминаю, — перебила она меня. — Но что ты здесь делаешь? — с недоумением спросила она.

Только теперь она прекратила попытки высвободить свою руку и крепко сжала мою ладонь. Слезы, сдерживаемые до сих пор, брызнули из моих глаз.

— Ох, да ты совсем синяя от холода, точно кимчхи из лука. Скорее заходи. Сначала хотя бы согреешься. Ты совсем замерзла.

Суетливо огладив мои щеки, она втащила меня во двор. Мы пересекли кухню и вошли в комнату. Пока я в нерешительности застыла на пороге, она вытащила одеяло и, заставив меня сесть, накрыла им. От мягкого тепла мое тело расслабилось, ожило, как сережки ивы, распустившиеся за ночь. Тут какой-то мужчина позвал мою знакомую из другой комнаты. Женщина ушла, и тут же за дверями послышались возбужденные голоса. Судя по тому, что мне удалось разобрать, супруги поспорили: он говорил, что нельзя бездумно впускать незнакомого человека, а она намекнула, что я ее соотечественница, и попросила не вмешиваться. Дрожа от страха и тревоги, я спряталась под одеялом.

Холод, с которым я боролась всю ночь, нащупав слабину, вонзил в меня свои когти. То мои уши горели так, словно на них вылили расплавленный металл, то все тело обдувало ледяным ветром. В этой пытке холодом и огнем мое сознание начало ускользать. В глазах потемнело, и в этой темноте закружили вихри. В какой-то момент все пропало, точно оборвалась нить, связывавшая меня с реальностью. Я провалилась во мрак, который был чернее самой глубокой ночи.

Как долго я спала? Едва продрав глаза, я снова впадала в глубокий сон. Иногда мне казалось, что я просыпаюсь, но и это чувство было всего лишь частью сна. В такие минуты я ощущала чье-то присутствие, мне чудилось, что кто-то гладит меня по волосам. А порой я слышала шум застолья и речь пирующих, угощавших друг друга водкой.