– Гром гремит! Гром гремит! – зачастили волхвы. – Бом-бом!

– Аще счастливицы девы! В пляс! В пляс!

– Бом-бом!

– Гром гремит! В пляс, в пляс!

Словно притянутые невидимой нитью, девушки повскакали с лавок и закружили по горнице, едва не сбив с ног успевшего отскочить к очагу отрока.

– Гром гремит! Гром гремит!

Положив руки друг другу на плечи, все чаще покачивались девы в такт ударам бубнов. Глаза их – васильковые, зеленые, карие – закатывались, на губах у многих выступила белая пена.

– Гром гремит! Гром гремит! Летит лыбедь-птица!

– Пора! – Старый волхв Колимог ткнул под ребро юного жреца Велимора. Тот кивнул и, подхватив бубен, ворвался в середину девичьего круга.

– Гром гремит! Гром! Гром! – изгибаясь, заорал Велимор, забил в бубен, со лба его, умащенного благовониями, полетели капли тяжелого пота.

– Летит лыбедь-птица! Летит! – забыв обо всем, тянули к ему руки девы.

А молодой волхв вертелся все быстрее и быстрее, увлекая за собой хоровод дев. Старый Колимог бросил в очаг пахучие травы – повалил густой зелено-синий дым, в углах погасли светильники. Сразу же сделалось темно, как в пещере, лишь, отражаясь в девичьих глазах, мерцало в очаге зеленое пламя. Кружившиеся в экстазе девушки, казалось, уже не помнили ничего – лишь бы быть здесь, лишь бы вдыхать благовония, лишь бы касаться юного тела жреца.

– Гром! Гром! – надрывался тот, извиваясь.

– Летит! Летит птица! – протягивая руки, кричали девы.