Пучкова самого оглушило и засыпало землей у выхода из землянки, но держался он молодцом. Кошелев приказал Пучкову найти обрыв и восстановить связь с командным пунктом. Пожилой запасливый Владимир Степанович Зацепилин достал индивидуальный пакет, чтобы перевязать товарища, но Стульба отказался от помощи. Взяв пакет, он доковылял до своего боевого места и сам перевязал рану на бедре.
Под бешеным артиллерийским обстрелом на первое орудие один за другим добирались бойцы. Кто ранен, кто оглушен, но все в строю. Заряжающий Аркадий Стругов с висящей плетью левой рукой вырвал у Субботина протирник и принялся прочищать ствол. Не мог удержаться — это его прямая обязанность. Но много ли сделаешь одной рукой? Стругову стал помогать Кошелев. Субботин взобрался на ящик из-под снарядов и занялся обследованием орудия. Расчет был готов открыть огонь. Но прежде надо убедиться, не деформирован ли ствол. Иначе его разорвет...
Обо всем этом мы узнали позже, когда кончился бой. А в тот час на командном пункте было известно лишь одно: первое орудие не отвечает. Противник ведет огонь на поражение именно по нему. Значит, либо перебита связь, либо что-то случилось с людьми.
Невероятно трудно восстанавливать телефонную связь под таким поражающим огнем. Командир отделения телефонистов послал на это смертельно опасное задание коммуниста матроса Василия Смирнова.
Командиры второго и третьего орудий доложили, что расчеты прибыли на пост без потерь.
К тому времени батареи Кокорева и Кримера по приказу генерала уже начали вести огонь по закрытым артиллерийским позициям гитлеровцев. Мы тоже спешили вступить в бой, хотя бы тремя орудиями, не дожидаясь восстановления связи с Кошелевым. Самыми близкими к нам и самыми в тот момент опасными были орудия врага, выкаченные на открытые позиции и стреляющие с фланга. До них всего три километра. Начали подавлять их побатарейно.
Противник, наверное, не ждал ответного огня, да еще орудий такого калибра. Через несколько секунд после начала пристрелки наш снаряд разорвался рядом с фашистским орудием. Тут же перешли на поражение.
Орудийная прислуга немецкой батареи разбежалась: разбило одно из орудий. Мы отлично видели в стереотру все, что происходит на позициях врага. Подавив батарею, мы перешли ко второй. Потом — к третьей. Отлично действовали наводчики Курочкин, Алексеев и Шестопалов. Я знал, если уж они поймают цель, живой не выпустят.
Генерал ввел в действие все батареи полуостровов, достающие до позиций врага. Фашисты ответили тем же. Над полуостровом разразилась настоящая огненная буря. От разрывов стонала земля. Осколки, как гигантская коса, начисто срезали все вокруг. До предела напряглись силы, нервы, воля людей, задыхавшихся от копоти и огня.
А связи с Кошелевым все еще нет. Я разносил телефонистов и их командира Давыдова. Не знал я, что телефонист Василий Николаевич Смирнов уже погиб. Не знал, что лежит он в луже крови, не выпуская из мертвых рук концы провода, которые так и не успел соединить...
Но ждать мы больше не могли. Я приказал Володе Игнатенко быстро сформировать орудийный расчет из хозяйственников и писарей, добраться с ними до первого орудия и , если к тому времени связь все еще не будет восстановлена, управлять огнем этого орудия самостоятельно. Володю я посылал с матросами в самое пекло, но что поделаешь, если идет такой бой и в нем должны участвовать все.
Игнатенко, собрав нужных людей, ушел.
В тот же момент прервалась связь и с орудием Покатаева. На него теперь был направлен весь огонь врага.
Давыдов послал на линию последнего телефониста. Но и без телефонных сообщений мы видели: окутанное облаками дыма и вздыбленной земли, второе орудие действует. Там, у Покатаева, находился Виленкин. Мы видели, как второе орудие разбило еще одну полевую батарею фашистов, и радовались: значит, живы, воюют!
Минуты через две замолчало и второе орудие. Стрелять продолжали лишь третье и четвертое.
Вскоре на командном пункте появился связной от Покатаева и доложил, что второе орудие разбито. Есть убитые и раненые.
Я оторвался от стереотрубы и посмотрел на связного.
— Комиссар тоже ранен, — тихо произнес он, — но пока на ногах.
Связной обстоятельно рассказал обо всем. Убит замковый Иваницкий. Прямым попаданием снаряда разорвало матроса Здунова, который помогал Покатаеву и Виленкину оказывать первую помощь раненым. Во время боя комиссар стоял у бруствера. Он следил в бинокль за результатами нашего огня и сообщал о своих наблюдениях командиру орудия. Перед роковым взрывом Покатаев заставил комиссара отойти к броневому колпаку орудия. Виленкина швырнуло на землю. Он ранен в лицо. Хорошо, что в трудную минуту Покатаев оставил у орудия сокращенный расчет. Остальных направил в укрытие. Комиссару тоже предложили уйти с позиции, да он отказался...
Я отпустил связного.
Теперь действовали только два орудия.
Позвонил генерал Кабанов. Спросил, как идут дела. Приказал прекратить огонь.
— Пусть считают, что вы разбиты. Готовьтесь к работе в основном направлении. К вечеру быть в полной боевой. К вам прибудет начальник штаба и обо всем расскажет.
Мы прекратили обстрел. Вскоре затих и противник. Последними закончили стрельбу Кокорев и Кример. Полуостров погрузился в тишину.
Неужели мы подавлены?.. Почти подавлены. Но два орудия могут продолжать бой. Мы еще будем воевать. Противник, конечно, превзошел нас по количеству введенных в бой стволов. Однако мы подавили большее число его батарей. Морально мы выстояли. Вот и Покатаев с оставшимися в живых матросами приводит свое орудие в порядок, выясняет характер повреждения материальной части. Виленкин не возвращается, значит, помогает Покатаеву... Что же у Кошелева?
Игнатенко еще не вернулся. С его людьми ничего, пожалуй, уже не могло стрястись. Они добрались до места, когда гитлеровцы перенесли огонь с первого орудия на второе. А вот Кошелев и его расчет... Что с ними?..
Огонь давно прекращен, но еще не рассеялся едкий дым от массы взорванной взрывчатки. Я вышел из командного пункта и остановился потрясенный: все кругом оголилось. Обнаженная, развороченная земля чернела, будто вспаханная.
