— Ты выглядишь ужасно, Чимин, — Хосок первый раз не улыбается. Человек жизнерадостнее и ярче солнца, не улыбается. Видимо, Чимин совсем плох.
— Голова болит, — говорит Чимин, сует купюру раза с третьего из-за дрожащих рук. Бутылка с грохотом на весь коридор падает в отсек. Хосок продолжает говорить, только когда Чимин выпивает лекарство:
— Ты не пойдешь на тренировку сегодня.
— Хен, но я…
— Мне не очень хочется кататься на машине скорой помощи, а тебя, если останешься, только на ней и заберут. Так что домой.
Чимин носом шмыгает, тянет край кофты на плечо, кивает неуверенно и губы обиженно поджимает.
— Намджун рассказал, что случилось. Ты из-за этого такой?
Чимин испуганно вскидывает голову, так что волосы падают на глаза, и он моргает быстро-быстро, его чуть в сторону ведет, но автомат снова спасает.
— Это…хен, я…
— Я не буду ничего говорить. Я, может, не меньше виноват, не надо было в Зеркала тогда идти. Шуга, он ведь не такой как Юнги, они близнецы, но разные порой, будто совершенно чужие люди. Шуга…
— Шуга-хен не виноват. Ни он, ни Юнги-хен. Я не ребенок, хен. Я сам отвечаю за свои поступки. Ни ты, ни они, только я.
Хосок удивленно брови вскидывает и неуверенно, но кивает. Он Чимину на плечо кладет ладонь и сжимает.
— Отдохни, хорошо? Я скажу преподавателю, что ты плохо себя чувствуешь.
— Хорошо, — Чимин на прощание кивает. Обещает Хосоку, что поест и выспится. Хотя он не уверен в этом.
В метро головная боль проходит почти. Лекарства действуют, Чимина клонит в сон, и он клюет носом. Как до дома добирается, помнит смутно. Ноги по мышечной памяти тащат его к нужной постройке, а когда Чимин отвлекается, чтобы достать ключи, то слышит:
— Думал, весь день придется тебя ждать.
Чимин ключи на асфальт роняет, а Шуга со вздохом поднимает и в его ладонь обратно вкладывает. Комично.
— Не теряй сознание, нам поговорить надо.
— Откуда…как ты здесь оказался? — Шуга ведет плечами, вздыхает, а Чимин даже глаз его не видит, кепка скрывает почти все лицо, только губы оставляя. Но теперь он Шугу отличит от кого угодно, от Юнги в первую очередь.
— Хосок сказал, — Шуга сует руки в карманы драных голубых джинсов и переступает с ноги на ногу. — Ты поговоришь со мной?
— О чем? — Чимин качает головой, слушать не собирается, даже обходит Шугу слева, но тот его за локоть хватает, останавливает, и Чимин стонет. — Не надо, Шуга-хен. Неужели тебе все еще недостаточно? Хватит меня мучать уже, пожалуйста.
Чимин как кукла тряпичная в его руках. Не сопротивляется, но звучит так, словно Шуга ему физически больно делает одним присутствием своим. И Мин морщится даже от этого. Так сложно. Доказать теперь Чимину что-то будет слишком сложно. Он для Чимина палач и смерть с косой. Чимин от него убежит как от чумы скорее, чем послушает.
— Эй, посмотри на меня, — Шуга снимает кепку, чтобы козырьком назад ее одеть, и Чимин его лицо разглядывает, как заново знакомится. Шуга плохо тоже выглядит. Они все трое, наверное, выглядят как нечто бледное с синяками под глазами и замученным взглядом. — Чимин, пожалуйста, выслушай меня.
__________
Чимин открывает дверь и Шугу пропускает первым. У Чимина холодно очень. За окном тучи набегают, ветер усиливается, а окно у Пака настежь. Если Шуга не заболеет, то после пребывания в гостях у Чимина — точно.
Он обувь возле двери скидывает и идет прямо к окну, чтобы окно в режим проветривания перевести. Чимин смотрит, а сам не понимает, зачем там внизу кивнул, зачем поднялись они к нему в квартиру. Чимин опускает медленно сумку на пол, смотрит, как черная футболка с надписями спину Юнги облепляет, задирается на пояснице, а над краем джинсов торчит черная резинка белья.
Чимин выдыхает, так и стоит у двери, прижавшись затылком к ней, а Шуга у окна. Комната одна и все такая же небольшая. И смотрят они друг на друга.
— Прости, Чимин.
Пак вздрагивает. Чимин, когда в истерике захлебывался, Юнги умолял простить его. Чимин тогда думал, что Шугу он больше в жизни не увидит никогда, ни за что. Что хватит с него этих игр.
А теперь он говорит «прости, Чимин», а у Пака сердце снова стучать начинает быстрее. Мурашки по рукам и спине спринт устроили. Он извиняется?
— Прости, что я все ему рассказал. Прости, что я обидел тебя.
Чимин слышит «тук-тук-тук», быстрее, громче. У Чимина от голоса Шуги мурашки раньше были, как в фильме ужасов, когда на тебя с топором маньяк-убийца идет, а сейчас мурашки от того, что он просто говорит. Просто стоит. Просто Мин Шуга и все.
— Прости меня, Минни.
Чимин глаза зажмуривает, губу кусает сильно. Ну почему именно он? Почему именно Чимин вляпался во все это? Почему он такой слабый и безвольный? Почему невезучий такой?
Почему не как у Тэхена и Чонгука? Любить одного. Думать об одном и по одному человеку страдать. Почему двое сразу. Чимин же разорваться не может.
— Я в тебя влюбился, Чимин-а, — оседает на коже. Чимин глаза открывать боится, потому что Шуга рядом совсем. Кладет руки на его шею, прижимается к нему своим лбом. — Я плохой человек, Чимин. Я ужасный, я страдать тебя заставил. Прости меня. Слышишь? Если сможешь.
Чимин молчит и слова сказать не может. Он боится даже пошевелиться. Он Шугой дышит, тот дышит им. Они стоят так близко, что между телами даже свободного места нет. У Шуги руки холодные и сухие, они по коже пылающей чиминовой туда-сюда водят. Он большими пальцами край челюсти обводит, и в переносицу Чимина целует, туда же говорит:
— Я с Юнги снова все испортил. С тобой испортил. У меня не получается правильно. Родители из-за меня погибли. Люди рядом со мной не счастливы совсем. У меня не получается счастливыми делать тех, кого я люблю.
У Шуги голос тихий и вкрадчивый. И Чимина обволакивает как оболочкой какой-то, она как вторая кожа. Он даже не знал, что Шуга может так. Что таким может быть. Он понятия не имел. Они двое всегда были для него как хороший и плохой брат.
А Шуга такой одинокий. Он совсем разбитый. Подавленный такой.
— Если ты скажешь, я уйду. Если ты не простишь, я пойму. Правда.
У Шуги вот-вот порвется что-то внутри. Он слишком открыт сейчас. От Чимина так много сейчас зависит. А Шуга грудную клетку буквально распахнул. Там его сердце горькое и безжизненное почти, он его Чимину предлагает. И тот может взять, а может растоптать, и Шуга винить его не будет иметь права.
— Чимин, скажи что-нибудь.
Чимин глаз открывает, за окном дождь начался. Такой шум ужасный стоит. По окнам барабанят капли сильно и беспощадно, надо бы закрыть, а то зальет подоконник. Квартиру его крохотную зальет, Чимина зальет тоже.
— Я…
Шуга смотрит глаза в глаза. Близко. Смотрит ожидающе, и как будто опасаясь чего-то. У Чимина в комнате темнеет быстро. Он уже и разглядеть даже отражение свое не может в глазах его. Они так и стоят у двери, друг к другу близко. Интимно это очень. И не похоже на Шугу совсем. До сих пор дико.