Но Боже, сколь переменчива Фортуна, сколь стремительно вращается ее колесо! Видел я гордеца, молвит божественный сочинитель[7], что превозносился над людьми и высился, будто кедры ливанские, прошел мимо — и нет его! О, цветок красоты, сколь рано ты отцветаешь! О, сильные мира сего, вы похожи на стекло: стоит ему заблестеть на свету, как оно тотчас становится хрупким. Когда Седрина отправилась провожать Флодоарда, тот, улучив момент, стремительно полоснул ее по лицу бритвенным ножом, нарочно припрятанным в рукаве, и на лилейно-белой коже появилась кровавая полоса, а лилии мгновенно превратились в алые розы. Свершив свою месть, Флодоард вскочил на коня и, спасая жизнь, умчался в Австразию[8], граница с которой проходила в шести или семи лье от его владений. Он знал, что там Артабан не сможет его преследовать, ибо он пребывал в ссоре с правителем тамошнего края и с принцами его дома, обладавшими во Франции большим влиянием.

Мы же вернемся к Седрине, понявшей, что с небес, куда она вознеслась благодаря удаче и красоте, она вмиг рухнула в пропасть. Что ж, красавицы, вольно вам уповать на прелести свои, непостоянные, словно зыбучие пески; и удар кинжала, и увечья при падении, и болезнь любая способны, подобно грозе неумолимой, губящей все в деревне, разрушить надежды ваши.

Пока девица пребывала в отчаянии, новость о несчастье дошла до Артабана, он примчался и, увидев ее с заплывшим глазом, иссеченным носом и обезображенными щеками, содрогнулся от страшного зрелища. Теперь лишь с ужасом взирает он на ту, которой ранее поклонялся, словно божеству. В ярости он клянется всем самым святым, что есть на небе и на земле, что не будет ему покоя до тех пор, пока он не смоет сию непоправимую обиду кровью Флодоарда и собственной рукой не прервет дни его. Но узнав, что Флодоард нашел убежище в Австразии, он по названным нами причинам прекратил погоню, а так как гнев одолевал его по-прежнему, он отправил к Флодоарду человека с посланием, где требовал со шпагой в руке ответить за зло, причиненное Седрине; позабыв о своей родовитости, он был готов встретиться с ним на равных, в том месте, которое тот назначит, и с тем оружием, коему тот отдаст предпочтение. Флодоард принял картель[9] с подобающим почтением, поцеловал его и заверил посланца, что если бы Артабан не оказал ему такой чести, а дал бы ему сатисфакцию на словах, то он из уважения к его титулу попытался бы приглушить свою боль; но раз тот милостиво изъявил готовность скрестить с ним шпагу, он почитает долгом своим защищаться и поцеловал клинок. Указав место для поединка неподалеку от границы, он сказал, что сражаться они будут пешими, оружием же выбрал шпагу и кинжал; дворянин, доставивший вызов, попросил привести с собой секунданта, и Флодоард быстро нашел уязвленного Артабаном жителя Австразии, с радостью готового припомнить обидчику давнее оскорбление. Они бьются; чтобы не расписывать долго сей поединок, скажу, что секундант Флодоарда быстро вывел противника своего из строя и, обезоружив его, бросился на Артабана, но Флодоард крикнул, чтобы тот не трогал его и не отбирал у него славы победителя. «Даже если вас будет сто, — гордо отвечал Артабан, — победить меня не удастся, ибо я хочу убить вас обоих». Услышав такое бахвальство, секундант Флодоарда бросился вперед, чтобы отправить Артабана на тот свет, но Флодоард криком отвлек его внимание, помешав ему воспользоваться создавшимся преимуществом. — «Раз уж вы хотите подарить ему жизнь, — говорит секундант, — пусть хотя бы отдаст оружие». — «Ни за что, — отвечает Артабан, — даже если мне придется потерять десять тысяч жизней». — Услышав эти слова, Флодоард, не дожидаясь, пока секундант начнет теснить Артабана, яростно на него набросился и пронзил ему глотку, заставив его выплюнуть душу вместе с кровью. Потом, подхватив шпагу, Флодоард отправился из Австразии в Германию, где разместил нынешнее свое состояние — ту часть имущества, которую брат убедил его взять, понимая, что король никогда не помилует Флодоарда, а из-за знатных и влиятельных родственников Артабана во Франции никто не сможет поручиться за его жизнь.

Так Седрина единовременно потеряла обоих поклонников, счастье и красоту. Из-за своего изуродованного лица она стала не просто некрасивой, а безобразной, и потому ей пришлось выйти замуж за младшего отпрыска бедной семьи, который по положению своему был настолько ниже Флодоарда, насколько сей последний был ниже по положению Артабана. Урок красавицам: не стоит взращивать в себе ни спесь, ни гордыню, ни непостоянство. А вельможам, какими бы могущественными они ни были, следует помнить, что нельзя обижать малых мира сего, нельзя наносить им тяжких оскорблений, иначе они могут пойти на крайности. Никому не ведомо, на что способно отчаяние, однако ответ его не станет от этого ни более предсказуемым, ни менее грозным, чем удар молнии. Даже самые мудрые не могут ни предусмотреть, ни избежать того, на что способны жаждущие мести. Ибо, говоря коротко, тот, кто презрел собственную жизнь, всегда одержит верх, когда возжаждет забрать жизнь другого.

Неисповедимы пути Господа и чудны дела Его, когда сострадает Он кающимся и когда заносит карающую длань над закоренелыми грешниками. Господи, справедлив Ты, и суд Твой праведен! Кто может постичь промысел Твой, кто может считать себя Твоим советчиком? То милостив бываешь Ты, то суров, когда желаешь внушить людям, что нет таких средств, способных защитить их от предначертанного Провидением…

В германской провинции, что соседствует с богатыми городами Гамбургом и Любеком, хозяйничал некий коварный разбойник, прославившийся своими злодеяниями. Он совершал кражи и убийства, и никто не мог его уличить, ибо был он необычайно хитер, изворотлив и, ловко меняя облик, скрывал свои преступления; поэтому, хотя его и подозревали в совершении злодейств, доказать ничего не могли. Но когда чаша грехов его переполнилась, Господь употребил очень необычное средство, дабы передать его в руки правосудия, кое и покарало его за лиходейство.

Как-то раз разбойник пришел в Оснабрюк, оставив далеко позади те места, где он, задумав совершить преступление, набивался к прохожим в приятели, выпрашивал у них милостыню или измышлял какой-либо иной хитроумный способ, дабы втереться к ним в доверие, а затем лишить жизни. И в Оснабрюке ему неожиданно захотелось поесть телячьих голов. Он идет к мяснику, покупает у него три головы и кладет их в котомку, сплетенную из суровых нитей наподобие садка для рыбы; в Италии, Испании, Германии и иных местах, где ткут мало холста, в таких сетках обычно носят фрукты и прочую пищу. Ничего не подозревая и ни о чем не думая, он шел к себе домой, неся на плече сетку с головами, и вдруг услышал за спиной вопли ужаса, брань, проклятия и призывы схватить убийцу и разбойника и позвать палача; но презренный негодяй не догадывается, отчего поднялся такой крик. Со всех сторон сбегаются люди поглазеть на ужасное зрелище, самые смелые подбегают к нему, тормошат его и спрашивают, где он раздобыл и куда несет три человечьи головы, что болтаются у него за спиной. Расхохотавшись, он отвечает, что это у них на плечах вместо человечьих голов телячьи, ибо они почему-то принимают телячьи головы, которые он несет в котомке, за человечьи. Но тщетно отбивается он от толпы, тщетно твердит, что всего лишь купил эти головы на бойне: его хватают за шиворот и тащат к судье; тот ведет те же речи и отправляет его в тюрьму.

Сначала разбойник думал, что все эти немцы перепились, и завтра, когда они проспятся и перестанут колобродить, суд вынесет разумное решение. Пока он сидел в тюрьме, принесли головы, а когда стали осматривать, в одной тотчас узнали голову купца, недавно выехавшего из Оснабрюка и убитого в дороге, в другой голову гражданина Любека, имеющего торговлю в Оснабрюке, а в третьей голову жителя Бремена. Нашлось немало свидетелей, заявивших, что знали этих людей. На следующий день свидетелям устроили очную ставку с узником, обвинившим их в том, что они пьяны, хотя в тот день вина они не только не пили, но даже и не нюхали. В отчаянии смотрел узник на телячьи головы, в то время как все, и свидетели, и служители правосудия, видели на их месте головы человечьи; людей же, коим они принадлежали, узнали и назвали по именам. По просьбе узника вызвали мясника, продавшего ему вчера телячьи головы; мясник явился в суд; когда же узник спросил его, правда ли, что день назад он продал ему три телячьи головы, мясник, с гневом глядя на него из-под насупленных бровей и ругательски его ругая, ответил: «Довольно, злосчастный убийца и палач, не смей взваливать на меня свое преступление; вчера я продал тебе три телячьих головы, и все мои товарищи тому свидетели. Но я не продавал тебе человечьих голов, не продавал голову господина такого-то, ведь в этом городе у меня не было друга лучше, чем он. Не возводи же на меня напраслину, ибо я скорее отдал бы свою жизнь, нежели забрал жизнь друга». И хотя мясник привык к виду крови, он горько заплакал, печалясь о смерти своего друга. И судья, и свидетели, и все остальные думали, что узник сошел с ума, раз он принимает человечьи головы за телячьи; а узник думал так же про своих обвинителей, ибо в самом деле видел только купленные им три телячьи головы, а все остальные видели головы человечьи и опознали их.