На экране текст:
Горбенко Юрий Сергеевич. Позывной «Анри».
Поэт, драматург.
Окончил театральный и литературный институты.
В 1990 году выехал в Европу.
Окончил аспирантуру в Сорбонне.
Лауреат Международных театральных и литературных премий.
Имеет российское и французское гражданство.
Жена — французская актриса Дани Менар.
Славянск. Двор базы ополченцев — ночь
В открытые ворота из двора выезжает колонна — КамАЗы, Мерседесы, грузовые «Газели» и прочая разношерстная техника, ощерившаяся пулеметными и автоматными стволами…
В одну из машин садится Юрий, оглядывается…
На фоне половинки лунного диска отчетливо вырисовывается силуэт грача, сидящего на свисающей над окном штаба ветке дерева.
Донецк. Площадь Ленина — день
Над заполненной народом площадью Ленина колышутся флаги Новороссии и России.
На одной стороне площади возвышается сцена, собранная из металлических конструкций.
На сцене — пожилой ополченец в камуфляже.
Пожилой ополченец. Мужчины Донбасса! Укрофашисты жгут нашу землю! Не ждите, что кто-то за вас защитит ваших дочерей, жен, матерей! Берите в руки оружие и поступайте так, как вам велит ваша совесть и честь! Наше дело правое. С нами Бог и Отечество!
Аплодисменты.
Над площадью, над толпой раскачиваются знамена ДНР и Новороссии.
К микрофону подходит ведущий.
Ведущий. Я приглашаю к микрофону еще одного защитника Славянска! Он приехал к нам из Франции и здесь вступил в ополчение! Поэт, военкор, позывной — «Анри»!
Юрий выходит к микрофону. Толпа аплодирует. Юрий поднимает руки, призывая всех к тишине…
Обводит взглядом площадь…
Шум постепенно стихает.
Юрий (сначала тихо).
Мой черный грач, — простимся, брат.
Я — ополченец, я — солдат,
И может жизнь — в момент любой –—
Позвать меня на смертный бой.
И мать опять не спит моя,
Ночами Господа моля
О том, чтоб сын ее родной
Живым с войны пришел домой.
Скажи мне, грач, какой же толк
В словах про память и про долг,
Когда не сможем мы сберечь
Ни нашу честь, ни нашу речь?
И плачет женщина моя,
Ночами Господа моля,
Чтоб — хоть изранен, но — живой,
С войны вернулся я домой.
Мой грач, о, как бы я хотел,
Устав от скорбных, ратных дел,
Прижать к груди жену и мать.
И просто — жить. Не воевать.
Но плачет Родина моя,
Меня о помощи моля,
И я иду опять, мой грач,
На этот зов, на этот плач.
Юрий умолкает. Тишина. Затем — площадь взрывается аплодисментами.
Юрий спускается со сцены.
Пожилой ополченец одобрительно хлопает Юрия по спине.
Путь Юрию преграждает журналистка с микрофоном с логотипом украинской телекомпании.
Журналистка. Вы понимаете, что вы вот этим своим выступлением призываете к эскалации войны? Эту страну сейчас может спасти только одно — всеобщее покаяние и примирение! А вы — «честь… речь… на смертный бой»…. Вы же бросаете… вы же разжигаете!..
Юрий задерживается на мгновение, смотрит на нее…
Юрий. Извините, меня ждут. (Пытается обойти ее.)
Журналистка (преграждая ему дорогу). Вы приехали и нагнетаете тут со своими «грачами»! Ну почему вы, западный человек, не хотите согласиться с тем, что в гражданской войне нет правых и виноватых — вина в равной степени лежит на обеих сторонах?
Юрий. Да потому что, согласившись с вами, я уравняю карателей с их жертвами.
Юрий решительно отстраняет рукой журналистку и направляется к стоящему у машины Борису.
Юрий садится в машину.
Машина трогается.
Донецк. Салон автомобиля — день
Машина с Юрием и Борисом за рулем проезжает по улицам Донецка.
Борис. Достала журналистка?
Через окна машины видны разрушенные дома, разбитые дворы и детские площадки.
На домах указатели-стрелки «Бомбоубежище».
Юрий. …То ли они, действительно, не понимают, то ли мозги у них так промыты?..
Окраина Иловайска. Блокпост ополчения — день
Бой на окраине города. Дым, огонь, автоматная пальба, уханье артиллерийских разрывов.
Разрушенный дом.
Рядом с ним, прячась за мешками с цементом, за бетонными блоками, отстреливаются ополченцы.
Юрий снимает бой на видеокамеру…
На дороге, ведущей к блокпосту, видны разрывы… Со стороны блокпоста появляется бегущий ополченец.
Ополченец (кричит). Танк!.. Прямо на нас прет!... Танк!..
Снаряд разрывается недалеко от Юрия. Он продолжает снимать, прижимаясь к стене разрушенного дома.
Ополченцы выкатывают из двора дома гаубицу [6] … На дороге появляется танк… Ополченцы разворачивают гаубицу, заряжают ее (работают они слаженно и быстро), бьют прямой наводкой по танку…
Одновременно с гаубицей стреляет и танк.
Снаряд обрушивает часть стены за спиной Юрия.
Взрывной волной Юрия сбивает с ног, он падает, его засыпает землей и мелкими камнями.
Рядом с ним, отплевываясь от пыли и грязи, вылезает из-под бетонной плиты молодой ополченец с автоматом.
Молодой ополченец. Твою мать, думал, уже хана! А ты как, француз, жив?
Юрий вылезает из-под обломков рухнувшей стены дома, стряхивает с себя землю и грязь, мотает головой...
Ополченцы перезаряжают гаубицу.
Юрий (бормочет, глядя на деловито снующих в дыму и в пыли артиллеристов).
«Война совсем не фейерверк,
А просто трудная работа...»
Молодой ополченец. Че ты сказал, француз?..
Юрий. Это не я, это он сказал… (Показывает на лежащую между ними треснувшую мемориальную доску.)
Молодой ополченец стирает с доски кирпичную пыль…
Юрий наводит видеокамеру на лицо шевелящего губами ополченца — он читает надпись на мемориальной доске:
«Здесь, 19 июня 1943 г., защищая землю Донбасса от немецко-фашистских захватчиков, геройски погиб командир минометного расчета, младший лейтенант, поэт Михаил Кульчицкий».
Рядом с Юрием и молодым ополченцем взрывается фугас.
Ополченец хватает Юрия за куртку и увлекает за собой в какую-то дыру, заваленную кирпичом.
Юрий и молодой ополченец скатываются куда-то вниз и оказываются в полной темноте.
Подвал многоэтажного жилого дома — день
Темнота.
Постепенно Юрий начинает различать в темноте очертания, а затем — фигуры и изможденные лица женщин, стариков, детей…
Молодого ополченца рядом нет.
Три пожилых женщины. Одна из них сидит, положив опухшие, отечные ноги на стул, другая, сидящая рядом — растирает их.
