Доктор мысленно окатил себя ведром ледяной воды, отрезвел, взял себя в руки и ценой невероятных усилий сумел подавить в себе жестокие мысли об убийстве. Со второй попытки он засунул пистолет в кобуру. Пряча свою душевную боль и переживания в глубинах подсознания, Док крепко сжал губы, собрал пальцы в кулаки. Ему вдруг стало очень холодно, он затрясся мелкой дрожью и, шевеля неожиданно закоченевшими пальцами ног в берцах, до крови прикусил язык.

— За что мне всё это? За что? — проронил военврач внутрь себя.

Может, он сделал ошибку, ввязавшись в войну? Может, надо было забрать семью, упаковать шмотки, закрыть квартиру и уехать в Россию? Поработать в какой-нибудь поликлинике в Ростове и вернуться на Донбасс потом, когда всё закончится? Нет, это неправильно, в корне неверно, нельзя бежать от войны, если она сама пришла к тебе в дом. И вообще, где мы сможем лучше узнать людей, кроме как на войне? А самого себя — где? Только там, где жизнь вплотную граничит со смертью, а смерть — иногда возвращает жизнь. Там, где добро и зло — самые непомерные, неизмеримые, достигающие самых недюжинных высот инстанции. Там, где зло — это бездна, а добро — мягкое солнце в тёплом небе.

Доктор внутренне сжался. Подумалось: может, это сон, и я скоро проснусь, и всё развеется как дым. Но нет, машина, на скорости наехав на препятствие на дороге, дико подпрыгнула вверх, сиганула вниз и, с жутким грохотом амортизируя от асфальта, отозвалась витиеватыми матюками водителя и пассажиров.

«Жив, я жив, и здесь проходит моя жизнь», — опомнился Док, осмотрев себя и своих несчастных попутчиков. Ему стало безмерно жаль всех этих раненых парней в «таблетке», жаль себя и Игоря, жаль Володю. Ему захотелось выть. Захотелось домой к жене. Захотелось к маме на горячие пироги с яблоками, к друзьям на шашлыки у речки, в гараж — покрутить гайки под капотом своего старенького автомобиля, в свой уютный рабочий кабинет в больнице. Ещё никогда на войне Доктору не было одиноко, так страшно и больно, как сейчас.

— Приехали, слава тебе, Господи, и всем твоим апостолам! Все живые, и никто никого не убил в дороге, — устало сказал Игорь. — Выгружаемся, господа, госпиталь!

Кто-то с улицы распахнул задние двери машины, запустив в салон тонны яркого света, потащил на себя носилки с ранеными, помог вылезти Володе и Доктору.

Подошёл, потирая отбитое мягкое место, конвоир Володи.

— Я — Сирота, — закурив, он протянул руку Доктору, некрепко пожал его ладонь. — Ну, я поведу этого урода к врачу или ты сам? Я просто не был тут ни разу, не знаю, что куда и почём.

— Сиди тут, кури, справлюсь сам, — ответил военврач. — Это мой клиент, точнее — мой пациент, и я его об–слу–жу! Рентген сделаю, перевязку, укол. Потом верну тебе. А вот дальше ты уже сам в комендатуру его, или куда там надо, на бойню, или в тюрьму, или на телевидение.

— Ну, давай, — радостно оскалился Сирота. — Я здесь, если что!

— Пошли, тыловик чёртов, — окликнул Док Володю, направляясь к входу в госпиталь. Тот уныло поплёлся за ним, прихрамывая и поддерживая прострелянную левую руку правой.

Пройдя вперёд по узкому, плохо освещённому коридору, Док подошёл к дежурной медсестре, поздоровался, в красках описал ситуацию с пленным.

— Я поняла, — кратко отозвалась медсестра. — Вы посидите здесь. А мы зайдём на рентген.

— Давай за ней, — прикрикнул Док на Володю. — И без выкрутасов!

Боясь поймать взгляд Доктора, Володя молча пожал покатыми плечами и сделал шаг навстречу к медсестре. Та, записав исходные данные раненого, захлопнула книгу приёма и завела его в рентген-кабинет.

Док медленно опустился на старый стул с ободранной треснувшей спинкой, прислонённой к стене. Скрестив руки на груди, закрыл глаза, ему было нехорошо.

— А-а-а-а-у-о-а, — заорал кто-то из рентген-кабинета, — су-у-у-ка!

Док вскочил как ошпаренный. Вырывая пистолет из кобуры, он распахнул дверь. Вбегая, едва не зашиб медсестру, спокойно стоявшую у входа. Володя мирно сидел на стуле у аппарата.

— Что такое? Все целы? — Док непонимающе хлопал ресницами.

— Да, конечно, — оторопело отозвалась медсестра. — А что случилось?

— Я подумал, что убивают кого-то. Он вас. Ну, или вы — его!

— А, — медсестра коротко улыбнулась, — это же другой пациент закричал. Вон, там врачи другим парнем занимаются, — она кивнула на раздвижную перегородку, разделившую просторный кабинет надвое, — он и закричал. Вы не переживайте, мужчина, с нами всё хорошо!

— Вот чёрт, — разочарованно выдохнул военврач. — А я уже надеялся кое-кого пристрелить при попытке к бегству, — он посмотрел на Володю. — Ну, не повезло мне.

— Не повезло, — хмуро отозвался пленник.

— Ладно, ведите себя хорошо, я — в коридоре, — бросил Док через плечо, выходя и плотно закрывая за собой дверь.

Разворачиваясь, он нечаянно наступил кому-то на ногу.

— Да что за непруха такая, ё-моё, — растерянно пробормотал Доктор, одёргивая ногу и поднимая глаза. — Извините!

— Ничего, я вас тоже не видела, — отозвался сухой и немолодой женский голос.

— Лариса? — Док от удивления широко раскрыл рот. Одним непрерывным немигающим взглядом он охватил её всю без остатка. — Ты?

— Ты? Неужели это ты? — быстро-быстро мигая, изумлённо вращая головой по непонятной невероятной амплитуде, отозвалась невысокая фигуристая женщина.

Врач-травматолог, однокурсница Доктора, некогда краса всего университета, сейчас она выглядела несколько иначе, чем двадцать лет назад. Нестиранный белый халат плотно облегал её тело с пропорционально выпирающими окружностями сзади и спереди. Неухоженные каштановые волосы были собраны в хвостик на затылке, дряблая кожа лица и некрашеные губы выдавали её с не самой лучшей стороны. Невыразительные, выцветшие зелёные глаза наполнились слезами. Когда-то Лариса была влюблена в Дока, и не скрывала своих чувств, но он тогда почему–то остался равнодушным к её томным вздохам и лукавым взглядам.

— Ты, ты, откуда ты здесь? Как ты здесь? Что с тобой? Ты, — застенчиво шептала Лариса, непроизвольно обнимая однокурсника и крепко прижимая к себе. Она привстала на носочки и неожиданно поцеловала его в сухие безжизненные губы, мягко коснувшись своей растревоженной грудью его жёсткой ребристой груди.

— Лариса, — тихо отозвался Доктор, обнимая податливое женское тело. Он невольно закрыл глаза, мысли его понесли домой, к жене, и так сильно захотелось сейчас её увидеть, её обнять и жарко расцеловать, что у Доктора помутилось сознание.

Лариса глубоко дышала. Давно ничего не происходило в её сознании яркого, светлого, вкусного, одни осточертелые серые будни, однообразные, чахлые и безынтересные медленно ползли сквозь её монотонную жизнь. Муж-алкоголик давно её бросил, детей совместных они нажить не успели, а родители один за другим умерли лет десять назад. Пугаясь спиться и сойти с ума в четырёх углах узкой однушки, Лариса всё своё время проводила на работе, вся без остатка отдаваясь тяжёлому медицинскому труду. Крайние три месяца, с началом гражданской войны, она — выжимая из себя последние соки молодости и здоровья — и подавно сутками зависала на работе, хотя бы здесь чувствуя себя важной и нужной людям.

— Дорогой мой, — её глаза посмотрели с надеждой. — Как ты?

— Хорошо, — слабо отозвался Доктор. Недавняя контузия начальственно вернулась в его голову и забила в набат. — Хорошо.

— Да, да, да, конечно, — Лариса резко отстранилась от военврача, схватила его за руку, и потащила за собой по коридору. Она еле заметно улыбалась, глубокие вдохи колыхали её беспокойную грудь, зелёные глаза ожили и лучились радостной надеждой. — Тебе необходимо срочно умыться! И у меня есть кофе. Я прекрасно помню, как ты любишь кофе — две чайных ложечки на полчашки воды! Сахара и молока, правда, нет, но это не так важно, не правда ли? Главное — кофе, — тараторила она неумолкая.

Они вошли, нет, вбежали в небольшой светлый кабинет в конце коридора. Лариса, положив руки мужчине сзади на плечи, развернула его к зеркалу, висящему над раковиной.