— Да я это, не очень, телек-то мало смотрю, и не смотрю вовсе это, — потёр на впалой груди Саша. — Вот в интернете когда время есть поковыряться — люблю киношки посмотреть или «приколы» там всякие. Что в этом такого?

— Да не «приколы» надо смотреть, убивая время и зрение, а книги читать, за новостями следить, чтобы понимать смысл изменения политической ситуации!

— Да на какой фиг мне новости? Политика, там, шмолитика! Смотреть её, слушать? Да уж нет! Дерьмо это, — Саша отмахнулся от предложения военврача, как от зелёной, жирной назойливой мухи. — Там ни чё не понятно, да это и не моё дело! Ты, Док, это, иди ты, знаешь куда с этими своими, как его, лозунгами!

— А Донбасс — твоё дело?

— Ну, то другое, — примирительно ответил парень, — совсем другое!

— Что значит «другое»? Нет, друг, не «другое»! Это наше дело! Судьба нашей Родины — это наше общее дело! Не сидеть и ждать, сложив лапки на груди, чем дело кончиться, а участвовать, влиять, не надеясь на чудо, счастливый случай или воскрешение царя, действовать! Действовать, следуя замыслу, а не по складывающейся одномоментной ситуации!

— Бред какой-то! Разводилово! Лажа всё это! — Саша громко и протяжно рыгнул. Случайно нашарив в кармане жвачку, он торопливо порвал обёртку и закинул две помятых, и оттого некрасиво потрескавшихся, подушечки в рот.

Покосившись на товарища, парень надул из жвачки небольшой пузырь. Довольный собою, он негромко лопнул его и смачно засосал внутрь.

— Док, ты «жуву» хочешь?

— Э-эх, неужели всё так запущено? — Доктор закрыл лицо ладонями. Помолчал. Опустив ладони вниз, медленно выдохнул. Зрачки его расширились, блестя под тонкими дугообразными бровями. — Если ждать у моря погоды, всю жизнь можно на берегу просидеть, камешки в воду покидывая, да ветра буйные проклиная, а если попробовать выйти в море, несмотря на шторма и непогоды, вёслами усердно поработать, можно и до цели доплыть! Усёк?

— Ну, типа «да».

Доктор улёгся в окопчик, предварительно поправив свернувшийся в рулон туристический пропиленовый коврик, самостоятельно окрашенный в зелёный камуфляж. Осмотрев округу в бинокль, нащупав слева санитарную сумку и справа — автомат, успокоился. Саша занял свою позицию неподалёку.

— Молодой, ты почему пришёл в ополчение? Что тебя подвигло? И для чего взял в руки автомат? — Доктор, не поворачивая голову, хмуро глянул на Сашу. Тот, яростно ковыряя стеблем травинки между зубов, покрякивал от удовольствия.

— Ну, если «по чесноку», меня уже в армию забрать хотели, в ВСУ. Це мобилизация. Повестка, менты. А я «забил» на такую мобилизацию! Могилизацию! На какой фиг мне там служить, да ещё и против своих воевать пошлют. Как в родных-то стрелять, в соседей, «кентов» моих дворовых? Нет, — выплюнув травинку, откликнулся Саша. Он мысленно написал портреты нескольких всплывших в подсознании одноклассников: друзей и не совсем. Но сразу стёр их из воображения и с какой–то пацанячей радостью подумал о смазливой соседке Лесе с красивыми густыми кудрями иссиня-чёрных волос. Она часто распускала их до приятных округлостей пониже талии.

Ещё Саша вспомнил о её острых голых коленках, маняще торчащих из-под тонкой цветастой юбки. А контур голубенького бюстгальтера, едва проступающий из-за бледно-розовой полупрозрачной блузки девушки, едва не свёл Сашу с ума.

Леся питала слабость к розовым тонам. Считая розовое проявлением истинно столичного, буржуазного вкуса, она всегда стремилась иметь в своих одеждах что-нибудь эдакое. И благодаря отцу — мастеру бригады каменщиков, она достаточно часто имела возможность (для сельской девчонки) обновлять гардероб и использовать в создании собственного стиля то шарфик избранного цвета, то кофточку, а то и блузку с большими белыми кружевами в верхней части. Сашу, абсолютно «нечаянно» встречавшего Лесю во дворе, эта блузка то раздражала, то заводила, то злила своим неприступным содержанием, но он так и не решался преодолеть преграду природной стеснительности, подойти и признаться девушке в своих молодецких чувствах.

Саша экстренно, экстремально широкими мазками нарисовал румяное личико Леси прямо перед собой. Посмотрев ей в бессовестно-зелёные игривые глазки, часто-часто моргающие длинными ресницами, он словно почувствовал на своих тонких пересохших губах вкус её пухлых, неистово пахнущих сочным персиком алых губ. Парень приоткрыл рот и чуть не поперхнулся от счастья.

«Эй, друг!» — послышалось Саше откуда-то издалека, из темноты сонного мрака. Выпав из паутины полудрёмы и ленно продрав глаза, бедолага даже не сразу сообразил: где он и кто дышит рядом.

— Нет, це не Леся, — разочарованно понял Саша, это просто вкус жвачки.

— Ты куда пропал? Сон солдату на войне не друг!

— Э, братуха, нет, я тут «втулил»: я точно не солдат! Мне целую жизнь маршировать по площади и офицерам огороды вскапывать — не по кайфу. А щас — выгоним вонючих «нациков» из моего посёлочка, и я дальше с вами не пойду, дома останусь. Я воевать не хочу, не моё призвание. Дома вон — корову доить надо, то да сё.

— «Призвание», — Док произнёс это слов так, будто его тошнило. — Друг, а как же боль за Отечество, любовь к Родине и жгучее желание справедливости? Где глубокое понимание сложившейся ситуации и готовность — ради дела — принести в жертву самое дорогое — жизнь?

— Док, ты меня «прикалываешь»? Ржёшь? Ты чё, совсем, с дуба рухнул? — Саша аж привстал на локтях. Хихикнув, опустился. — Или на тебя самого сверху что-то упало?

— Значит, ты остаёшься дома, ложишься на свою полусгнившую печь и дальше будешь своей корове сиськи мять, пиво сосать, в ящик на голых баб пялиться, да в потолок плевать? А мы дальше без тебя пойдём? Так?

— Именно так! У меня там батя старый, мамка, сестрёнка малая!

— Отлично! Значит, по твоей гениальной логике деревенского раздолбая, когда мы из моего родного города «укропов» выбьем, то и я могу дома остаться, свет выключить, жене под юбку залезть и дальше другими делами заниматься? И не воевать?

— А ты быстро «рубишь», Доктор! Не зря мне сказали, что ты умный и «прошаренный»!

— Саша, у нас на Донбассе, как и в Крыму, давно жила мысль — идея — получить независимость от прогнившей в коррупции, продажной, «американизированной» и оттого стремительно деградирующей Украины. Но разрушение старой системы имеет смысл, только когда понятно новое, когда прощупывается будущее. Умные люди посмотрели вперёд, спрогнозировали будущее, осмыслили эту идею и поняли, что благодаря залежам угля, относительно развитой промышленности и торговли с Россией мы легко сможем жить без Украины. Осмыслив, люди от теории перешли к практической реализации идеи — объявили о независимости и начали процесс выхода из-под власти Киева.

Послышалось слабое эхо разрывов, «бахало» где-то очень далеко. Саша непроизвольно вздрогнул, втянул голову в плечи и, настороженно понюхав сладкий воздух, на всякий случай положил руки на автомат. Доктор, даже глазом не моргнув, и не подумал прерывать свою пространную речь.

— Но Киеву это не нравится, — военврач многозначительно расставлял ударения над каждым важным, по его мнению, словом или даже слогом. — Продажные и недалёкие умом дяди Порох и Яйценюх силой пытаются оставить Донбасс под своей властью, вводят войска, все эти бандеровские националистические батальоны. «Нацики» нагло начинают бесчинствовать, это приводит к панике, напряжёнке, сопротивлению. Народ возбуждается сильнее. Начинаются столкновения, боевые действия, настоящая война. На войне никто никого не жалеет! Или ты убьёшь сегодня, или сам умрёшь завтра! Побеждает сильнейший, а проигравший умирает! Это закон природы, закон войны! Игнорирование тобой этого закона не приведёт к исчезновению закона, он приведёт к исчезновению игнорирующего закон!

— Хрень какая-то, — раздражённо потряс головой Саша. — Я не «врубаюсь»: о чём это ты?

— Ты подумай, если сейчас, пока война идёт, каждый из нас дома спрячется, то кто дальше, до победного, воевать станет? Или ты ждёшь, что Божьей милостью всё разрешится? Нет, друг, так не бывает, — голос Доктора зазвенел дамасской сталью. — Бог вместо людей дело не сделает, но делающим — поможет! Если мы начатое не завершим, «укропов» отсюда не изгоним и независимость Республик не отстоим, каждый в свою нору попрятавшись, то этот лис порошенковский, он в каждую нору нос свой поганый сунет, в каждую хату заглянет и каждого из нас по отдельности сожрёт! Сожрав одного, он станет сильным, сожрав второго — ещё сильнее, а после третьего — окрепнет, совсем страх потеряет, и всех оставшихся перебьёт! Сейчас вопрос ребром стоит: или мы их выгоняем и получаем какой-никакой политический статус, свободу от Киева, или они нас арестуют, да запытают и перестреляют на заднем дворе. У нас выбора нет, друг! Взял оружие в руки, в списки СБУ попал, всё — свобода или смерть в подвалах! Всё серьёзно! Мы дна достигли, дальше опускаться некуда! А сейчас или от него оттолкнёмся и вверх поднимемся, или на дне этом могилу себе найдём!