Литмир - Электронная Библиотека

ни окопов,

ни землянок штабных,

ни простора,

ни темного угла,

ни парусов,

ни худого весла —

только голос мой,

что тих и слаб…

Анна Вечкасова (Краснодон)

* * *

Открой, умоляю, глаза!

Услышь меня! Я же Твой раб

По Образу создан, но слаб.

А слабого трогать нельзя.

Как хочется жить и любить!

Да в небе летит самолет.

Гадаю — в кого попадет?

С тоской понимаю — бомбить...

И взрыв отдается в ногах!

Молю, просмотри на меня!

В осколках и смерче огня,

О, Господи, Яхве, Аллах!

* * *

Грохот! Страшный, дикий, злой!

Вспышки, блики, чей-то вой!

Навзничь, на пол! тру глаза —

Август, ночь... идет гроза...

* * *

До боли сжимаю руки.

В окно проревел раскат.

Сканирую кожей звуки:

гроза, «ураганы», «град»?...

И вновь задрожали стены.

Диспетчер дает добро.

Летим, не включив сирены,

там — раненная в бедро.

Она родилась в рубашке.

Везем её через дым

с бессменным шофером Сашкой,

что стал мне почти родным.

* * *

Возможно, забуду не скоро я:

смертельной объят пеленой

мой город. Осталась «скорая»

у края передовой.

В застывшем безводном мареве

работали за троих.

Смотрели ночами в зарево,

не ведая: кто и чьих…

Последние силы изношены

И думали — смерть обойдет.

Убитый. И ранена. Брошены?

Кто помнит — меня поймет

* * *

Где ты, стая моя, стая белая,

моя дерзкая, гордая, смелая,

где следы твои, верстами меряны,

неужели навеки потеряны.

Голоса, будто струны звенящие,

за игривой луной уводящие —

все бежали на зов оголтелые

по весенней земле волки белые…

Людмила Гонтарева (Краснодон)

* * *

Ветер рвет провода,

с крыш летит черепица,

и скрывает вода

наших улиц границы.

Над степным городком

собирается лихо.

В зазеркалье окон

напряженно и тихо.

Надвигается сушь,

невзирая на грозы.

Мясорубка из душ

на пределе угрозы.

На прицеле — покой,

не задавшийся, в общем.

Мы уходим в запой,

не куем и не ропщем,

и не мелем зерно,

не читаем молитвы…

Мы попали в сезон

мировой шоу-битвы.

* * *

Лечь в траву и закрыть глаза.

Вжаться раной открытой в почву.

Снились алые паруса.

Оказалось — земля кровоточит.

Тих Господь… Только он с креста

видел мир без прикрас и фальши.

Ветер уксусом жег уста,

шли иуды победным маршем.

Сквозь меня прорастет трава.

Мир с войною в хмельном застолье.

Мы теряем в бою слова,

чтоб разлиться немою болью…

* * *

Да пошли вы все со своей светобоязнью

куда подальше! Из грязи — в князи

не получается, как ни старайся:

лебези, заглядывай в глаза, улыбайся,

заходи с лёгким трепетом,

 заваривай чай с корицей…

А рядом, за стенкой, такие же полулица,

полулюди, на полусогнутых, полуправдочки…

День расписан на век вперёд: от этой лавочки,

что у подъезда дома — до заветных

 дверей службы,

где ты гвоздик, винтик, гаечка, но,

 вроде как нужен.

И не вздумай шаг в сторону:

 там великан-мельница.

Можно с ней спорить, что-то доказывать,

 а она вертится

и с треском ломает копья наивные дон кихотов.

Загляни в мясорубку жизни. Тебе охота?

Тебе это нужно? Футболы, борщи, тапочки —

здесь все понятно и как у всех:

 ВСЁ — до лампочки!

Кто-то в ящик почтовый раньше

 подбрасывал письма счастья:

перепиши сто раз — и ты ни к чему не причастен.

Рядом шагали в ногу успех и благополучие.

Те, кто остался без писем, понятно —

 увы, невезучие…

Уже не срабатывает.

                                   Что-то внутри сломалось.

Душа-конструктор нарушена временем.

 Что осталось?

Верить в спасенье, спеша на ковчег,

 что построен Ноем,

или клеить бумажные копья надежды,

 готовясь к бою?..

* * *

Припорошило землю суетой.

В кармане Вечности тревожный холод.

В зрачках столетий заплутал покой,

на афоризмы мир людей расколот.

Бессмысленны и мудрость, и тоска,

что с неба градом-листопадом льется.

Останется ли время для броска,

Чтобы спасти наш мир от миротворцев?

* * *

Меня вчера столкнули с облака

руками матери-земли.

Не нож в ребро, не в лоб — а по боку

досталось лету от зимы.

Ведь говорили — я не слушала,

бесстрашно ноги свесив вниз:

казалось море черной лужею

и родинкою — Симеиз…

Придёт пора печатной осени,

и взрослых строчек листопад —

зачем-то мы на землю посланы,

как в цель — замедленный снаряд.

От перегрузок и увечностей

стих разбивается порой,

чтоб стать в конце начала вечностью,

шагами, шепотом, травой…

* * *

Это было вчера…

Да и было ли это?

Мимо мчат поезда,

и уходят поэты.

А на карте времён

лишь распутье и камень;

нет ни дат, ни имён,

только боль за стихами.

Только горечь и грусть —

все награды пиита.

Что останется? Пусть

будет всё позабыто:

пусть забудется век,

популярность, портреты…

Станет суетный бег

достоянием Леты.

Мы же будем всегда

на планете разлуки,

где живая вода

и сомнения муки,

где средь строчек живёт

кроткий донор печали,

обрывая полёт,

чтоб его замечали.

В переплёте души

не согреть, не согреться.

Но торопимся жить

с перевязанным сердцем…

Анна Долгарева (Луганск)

* * *

Ничего не знаю про ваших

Полевых командиров

И президентов республик

На передовой до сих пор

Шаг в сторону — мины

И снайпера пули

Его звали Максим

И он был контрабандистом

Когда началась война

Ему было тридцать.

Меньше года

Он продержался

Недолго.

Под Чернухино

Он вывозил гражданских

Его накрыло осколком

Мне потом говорили тихо:

Вы не могли бы

О нем не писать?

Все-таки контрабандист

Бандитская морда

Позорит родину-мать

Ее звали Наташа

Она была из Лисичанска

Прикрывала отход сорока пацанов

Ей оторвало голову

Выстрел из танка

Они говорят о ней

Губы кривят

Чтобы не плакать снова

Она была повар и снайпер

У нее не было позывного

4
{"b":"578791","o":1}