Если бы не вооруженные люди в камуфляже за столом — ничто бы не напоминало о близости войны…
Вокруг стола — Ираклий, Давид, Юрий, Каха, Заза, еще один незнакомый грузин — Арчи — и девушка — так же, как и все, в камуфляже — Пчелка.
Застолье в разгаре…
Пчелка (Юрию). Вы в Москве живете?
Юрий. В Париже. Но часто бываю в Москве.
Пчелка. Вы знаете режиссера Виктюка?
Юрий. Да, знаю.
Пчелка. Мне нравятся его спектакли.
Юрий. Я при встрече скажу ему, что в нацгвардии батальона «Донбасс» есть его поклонники. Ему будет приятно.
Пчелка. Скажете, не забудете? А еще мне нравится кино… документальное. В советское время были сильные режиссеры–документалисты — Дзига Вертов, Кулешов, Ромм, Кавалеридзе…
Юрий (удивленно). Неплохо для любителя.
Пчелка. Я хотела поступать на документальную кинорежиссуру.
Юрий. Что помешало?
Пчелка разводит руками, демонстрируя свой не очень женский наряд — камуфляж, разгрузку, берцы…
Юрий. Может, еще не поздно? Хотите, я поговорю в Москве? У меня есть друзья во ВГИКе. Если, конечно, выберусь отсюда.
Пчелка. Если вами занимается Ираклий — выберетесь…
Каха. Георгий, Ираклий говорил, что ты переводишь Галактиона на русский?
Арчи (Кахе). …Рас амбоб, бичо? Галактиона невозможно перевести!
Юрий. Всех — возможно, Арчи, и Галактиона, тоже — возможно!
Арчи. Ара, бичо! Аршеидзлеба!
Юрий. Хорошо, Арчи! Скажи, какое стихотворение у него самое непереводимое — дай мне текст — и завтра ты увидишь — еще как «шеидзлеба»!
Арчи.
Ганахлда гули… дгэс ис агар вар,
Рац уцин викав — пери вицвале…
Гза дамицале, шаво бурусо,
Цхеуло гамев, гза дамицале!
Юрий. Лучше ты не мог выбрать, Арчи! Это — моё любимое, я его давно перевел!.. (Читает.)
Ожило сердце. И — вздрогнул, очнулся я,
И не узнал я себя, полуночного.
Скоро ль ты кончишься, мгла беспросветная,
Черная ночь, уходи, не морочь меня!
Боже, не хватит ли? — сызмала мучаюсь
В медленном пламени, в черной пустыне я.
О, отпусти меня, мгла беспросветная,
Ночь безысходная, брось, отпусти меня!
Всё забываю. И плачу о прошлом я.
Поздно. Прощай, моя юность печальная.
И проклинаю я мглу беспросветную,
Черную ночь разрываю плечами я…
Тишина за столом.
Заза (запевает).
Однажды русский генерал
Из гор к Тифлису проезжал;
Ребенка пленного он вёз…
Продолжает петь.
Ираклий (негромко, Юрию). Юра, почему ты здесь, на Донбассе? Здесь не место поэту.
Юрий. А по–моему, именно здесь и место. Я это понял впервые, когда в Славянске хоронил пятилетнюю девочку. Вот тогда я и подумал, что здесь, рядом с женщинами и детьми, которых каждый день убивают, и есть мое место… А почему ты здесь, Ираклий?
Ираклий (не сразу). Я солдат, Юра. Украина нам очень помогла во время войны в Абхазии. Мы не могли своими силами вывезти всех беженцев из Кодорского ущелья. Если бы они не прислали свои вертолеты, там погибло бы много людей. Они спасли около восьми тысяч наших беженцев… Теперь — наша очередь. И потом… если получится выгнать Россию из Донбасса, то следующий этап — возвращение Южной Осетии и Абхазии…
Юрий. С вами здесь воюет не Россия, Ираклий…
Заза прерывает пение. Встает, поднимает бокал.
Заза. Давайте поднимем бокалы за поэзию и за поэтов — за Руставели, за Лермонтова, за Галактиона, за Пушкина! И — за нашего дорогого гостя Георгия в их лице!
Все встают, чокаются, пьют.
Заза протягивает фотоаппарат Ираклию.
Заза. Сними нас с Георгием…
Становится рядом со стулом, на котором сидит Юрий.
Каха. И я с вами… (Становится рядом.)
Ираклий. «Пчёлка», ты тоже — подвинься к Юре ближе… Арчи, Давид идите, тоже!
На стульях сидят Юрий и Пчёлка, вокруг них — сзади и по бокам стоят Каха, Заза, Арчи, Давид… Ираклий нажимает кнопку…
Ираклий. Арчи, иди теперь ты сними.
Отдает фотоаппарат Арчи и становится рядом с Юрием.
(Юрию.) Маме пошлю. Пусть увидит, что я на этой войне хоть одно доброе дело сделал…
Арчи нажимает кнопку фотоаппарата.
Ираклий. Давайте выпьем за то, чтобы мы всегда, в любой ситуации, оставались людьми, и вели себя по–человечески!
Дорога. Пшеничное поле. Новый броневик — утро
По дороге, поднимая клубы пыли, вдоль неубранного пшеничного поля несется броневик — не тот, который мы видели раньше — другой, новее и раскрашенный не так ярко, как прежний.
На переднем сиденье, рядом с Ираклием, сидит Юрий, сзади — Давид в неизменной своей камуфляжной кепке, надвинутой на глаза, и Пчёлка.
Ираклий, взглянув на часы, останавливает машину, выходит, удаляется от броневика, достает телефон и набирает номер.
Юрий. Давид, я только сейчас сообразил — а где наш броневик?
Давид. Ираклий с Кахой поменялся. Наш — слишком заметный был. Профессор ищет вас, третий день звонит Ираклию, он трубку не берет.
Давид не сводит глаз с разговаривающего по телефону Ираклия. Тот чем–то раздражен. Доносится его громкий голос.
Ираклий. …Вы слово не держите, слушай! Как с вами можно о чем–то договариваться?
Пчелка. Кажется, обмен срывается. Если сегодня не обменяем…
Юрий. То — что? В подвал, к Профессору?
Пчелка. Ираклий не может вас прятать так еще долго. Из Киева тоже звонят, требуют, чтобы вас туда отвезли…
Ираклий (машет рукой). Пчелка!
Девушка выходит из машины, идет к Ираклию.
Ираклий ей говорит что–то, они чуть удаляются…
Звонит телефон, оставленный Пчёлкой.
Давид берет телефон, открывает дверь, чтобы выйти и вдруг, словно спохватившись, останавливается.
Оглядывает машину — она буквально набита оружием: автоматы Пчелки и Ираклия!33, ручной пулемет и «муха» — в заднем отделении фургона, гранаты — в дверных отсеках…
Давид переводит взгляд на Юрия, тот делает вид, что дремлет, «не замечая» замешательства Давида.
Давид садится на место, поправляет автомат на коленях…
Юрий открывает глаза, на мгновенье взгляды Юрия и Давида пересекаются.
Давид (внезапно). Я того, кто эту войну придумал — я его всё е…!
Прогремевший мимо грузовик заглушает конец фразы Давида.
Телефон Пчелки вновь начинает звонить в руке у Давида.
Давид снова — резко — открывает дверь, выходит из машины, и уходит, не оборачиваясь, вперед, по дороге, догоняя неспешно удаляющихся от машины Пчелку и Ираклия.
Юрий смотрит на весь этот, так неожиданно «вверенный» ему, арсенал… кладет руку на лежащий ближе других к нему автомат Ираклия… другой рукой — берет гранату в дверном «кармане».
По его напрягшемуся телу, по сузившимся глазам, — по всему — понятно, что он быстро проигрывает в голове варианты…
