– Нет!!! Нет!!! – закричал Дан, тряся кулаками. Тотчас же вбежал медик-студент:

– Уходи, пожалуйста. Быстрее!

Лал ушел, полный противоречивых чувств. Он был невероятно расстроен состоянием Дана. И одновременно радостно возбужден: потрясающая гипотеза Дана – Лалу действительно казалось, что она должна быть верна, хотя Дан сам и не хочет, вернее, не может ещё признать это. Лал не был физиком, но вполне понял то, о чем говорил Дан: современный историк должен был знать очень и очень многое, и Лал, пожалуй, как никто обладал этим качеством. И, кроме того: кто ждет и надеется, тот раньше других начинает верить.

Если всё правильно, трудно переоценить открытие Дана. По калибру оно не уступит крупнейшим открытиям предыдущей эпохи – это будет настоящий переворот в физике. Значит…

Значит, это будет знаменовать конец нынешней эпохи – эпохи без крупных научных открытий, эпохи безверия и уныния. Эпохи кризиса, выход из которого является всеобщей целью. И тогда многое может измениться. Открытие Дана – то, что может стать струей, которая понесет к берегу.

Неполноценные! Ничего не изменилось во взглядах Лала за время его отсутствия на Земле. И там он видел неполноценных – тех, на которых проводят опыты: других там нет совершенно. Работы было меньше, чем на Земле, времени хватало, – имелась полная возможность всё снова подробно обдумать. И он вернулся, твердо убежденный в правоте своих взглядов на современное социальное устройство.

Гипотеза Дана – как вспышка во мраке. Надо верить, что она не погаснет. Надо, ой как надо, чтобы Дан смог выздороветь! И как можно скорей.

…На следующий день Дан сам попросил врача вызвать Лала. Первым его вопросом было:

– Ты рассказал кому-нибудь об этой проклятой гипотезе?

Лал удивленно глянул на него:

– Нет, конечно: ты же не давал мне разрешения.

– Ну, хорошо. Никому не говори. А ещё лучше – вообще о ней забудь.

– Нет. Я знаю: ты скоро выздоровеешь – и опять вернешься к ней.

– Вряд ли.

– Обязательно. Всё будет хорошо: они тебя скоро вылечат – верь мне.

Но Дан был слишком измучен, чтобы верить во что-нибудь. С ненавистью встречал он каждый новый день. Не быть, не говорить, не думать, не существовать – самое сильное его желание.

К счастью, от лекарств, которые давал ему врач, он большую часть времени спал. Во сне организм освобождался от скопившихся шлаков. И острота отчаяния уходила, хотя по-прежнему ничто не радовало его.

И вот однажды, проснувшись, Дан снова почувствовал бодрость, спокойствие и радость существования. Сверкало солнце, трепетали от легкого ветра листья деревьев за окном. Ясность в голове, сила и уверенность в мышцах. Улыбкой встретил он приехавшего в обычный час Лала.

…Они много гуляли по парку клиники, молча или разговаривая. Ловили вместе рыбу в пруду. И мысли Дана медленно начали возвращаться к работе.

Он почувствовал, что уже спокойно может воспринимать свою гипотезу гиперструктурного строения материи. Понемногу начал заниматься ею. И теперь, когда он принял странные выводы как неизбежные, всё окончательно прояснилось и начало укладываться в стройную систему.

За неимением другого первые записи он сделал веткой на песке, на берегу пруда.

– Сынок, сними их, пока ещё целы, – с хитрой улыбкой обратился он к Лалу, которого дожидался в то утро с нетерпением. И Лал бросился выполнять его просьбу: к счастью, ветер не успел повредить запись.

В тот же день Лал решил поговорить с его лечащим врачом.

– Теперь его не остановить. Отсутствие возможности пользоваться архивом и компьютером от работы его не удержит – будет делать без всяких средств, в голове. Это не даст ничего, кроме перенапряжения мозга.

– К сожалению, мне это хорошо известно. Выписать из клиники придется, только не сорвется ли он без постоянного наблюдения?

– Я буду с ним каждый день, когда только можно – буду следить, чтобы он снова не сорвался.

– Хорошо. Я сам буду наблюдать его раз в три дня. Но ты, если заметишь что-то, сообщи сразу же. Договорились?

Дану он очень подробно при выписке объяснял режим работы, смены занятий, отдыха и приема лекарств.

– Строго рассчитывай силы. Как на длинной дистанции. Начнешь преждевременно форсировать – снова сорвешься.

И всё-таки врач напоследок спросил Лала, когда Дан вышел из кабинета:

– Ты не сумеешь уговорить его как-то отложить работу? Хотя бы на полгода?

– Ты плохо знаешь Дана. Но все твои указания мы выполним.

Дану потребовалось всего около года, чтобы всё закончить и оформить. Удивительно быстро.

– Если не считать предыдущие сто тридцать лет, – задумчиво сказал он Лалу, завершив работу.

Лал всё это время был рядом. Дело дошло до того, что он стал появляться у него в блоке. Сначала изредка, когда погода была настолько скверной, что они не могли, как всегда, идти гулять вдвоем. Потом всё чаще. Дан работал, а Лал устраивался на террасе и тоже работал, писал.

…Первый доклад о гипотезе гиперструктур Дан сделал в самом узком кругу – группе, работавшей над созданием периодической системы элементарных частиц. Это были люди наиболее подготовленные, и того требовало его положение их учителя. И, затем, на следующий день – официальный доклад Академии.

Как и ожидал Лал, присутствовавший на обоих из них, гипотеза Дана оказалась слишком неожиданной для современных физиков. У большинства она вызвала резкое неприятие. Но другие, пораженные смелостью выводов Дана не меньше остальных, бурно выражали свое согласие с ними; указывали множество дополнительных явлений, которые, наконец-то, могут быть непротиворечиво объяснены.

Главное, что поражало: используя парадоксальные свойства гиперпространства, создавалась возможность невероятно быстрого преодоления сверхдальних расстояний. Возможность небывалая, невероятная, огромная: прорыв людей, не киборгов7, в Дальний космос.

До сих пор корабли с людьми, бороздившие Ближний космос, не забирались дальше Минервы – двенадцатой планеты Солнечной системы. В Галактику уходили лишь разведчики-киборги, управляемые мозгом человека, заключенным в специальной камере, где ему обеспечивалась подача жидкости, насыщенной кислородом и питательными веществами, и вывод шлаков. Тысячами связей мозг был соединен с датчиками, компьютером и органами управления корабля. Передвигаясь на огромных скоростях в Большом космосе, разведчики возвращались – не все – через десятки и сотни лет после отлета и приносили бесценную информацию о глубинах Галактики, звездах, планетах. Главной целью их поиска были планеты, пригодные для заселения, и обнаружение внеземных братьев по разуму. Но пока ни один разведчик не принес радостной вести.

И из-за этой возможности, несмотря на то, что сторонников теории Дана было ничтожное меньшинство, он получил возможность сделать всемирный доклад.

Никто не остался в стороне. Гипотезу обсуждали везде и все; спорили бесконечно, яростно. Её трудно было принять – её невозможно было опровергнуть. Она могла означать невиданный научный взлет, выход на новый уровень человеческого могущества, расширение границ господства над природой. Или новое разочарование в своих силах – ещё более горькое. И всё бурлило.

Не один год понадобился, чтобы добиться общего её признания. Противники её были вынуждены отступить: достаточно значительным было число объясняемых ею фактов, – был и случай практического использования. За это время Дан, вначале один, а затем во главе мощного конструкторского бюро подготовил принципиальное решение конструкции гиперэкспресса-звездолета.

Когда вопрос о создании его был поставлен на всемирное голосование, никто не выступил против – даже многочисленные ещё противники самой теории. Никого не остановила необходимость не один год обходиться более скромной пищей и одеждой, отказаться от многих развлечений, затормозить собственные работы. Чтобы создать чудо своей эпохи – звездолет-экспресс.