…Наши кони готовы вполне

Дьяволу душу отдать,

Если ты удержался в седле,

Вместе отправимся в ад…

…Он ехал сквозь плотный туман, и ничего не было вокруг, и в то же время вокруг было все. Наверное, просто туман делал свое дело, а Всадник делал свое.

Пространство струилось холодом и пронзительной печалью. Звуков не было вовсе. Не скрипело седло, и даже Kонь, могучий Kонь неизвестной породы, не всхрапывал, не стучал подковами, и безмолвными оставались рыцарские тяжелые доспехи, в которые были закованы Всадник и его конь.

А быть может, и не было их, этих доспехов? И никакой стали, ни кирасы из заиндевевшего мрамора, ни хрустального забрала, ни шлема с диковинным плюмажем? Неведомо…

Иногда туман густел еще больше, становясь липким на ощупь и очень плотным, как битум. Он не оставлял следов на убранстве Двоих, но Всадник знал, что это Кровь.

А после все погружалось в темноту, и их силуэт превращался в белую точку на фоне зловещего космоса. Хотя почему зловещего? Космос и Космос. Наверное, Тот Кто Глядит Извне видел бы Их по-другому, но тот кто рассказывал мне о Всаднике видел все именно так.

Потом прекращалось и это, и опять приходили сны. А вслед за снами – Серебро.

Затем, обычно, шел дождь, из обычной воды, для тех, кто считает Ее обычной. Иногда мелкий, иногда нет. Но это было совсем нестрашно. Дождь нес Очищение…

И был Свет.

И тогда темнота наливалась сочными красками, настолько яркими, насколько позволяла видеть их красоту разрешающая способность видения тех, кто мог это Видеть. Тот же, кто мог только Ощущать, ощущал Музыку.

А Всадник ехал по радуге, заполнившей пространство, пускай совсем ненадолго. Хотя, трудно судить об этом, ибо не было Времени на Пути у Всадника, и не было более ни сожалений, ни чувств, ни скорби, ни слез…

И снова смыкался туман за Его спиной, и гасли краски, и Музыка утихала, исчезая, чтобы вернуться через сотни веков. Но все также грациозно ступал Его Конь неизвестной породы, безмолвный, но такой надежный и крепкий, что казалось материя самого Покоя следует за Ним.

Хотя… Может быть и не было никакого Коня? И шел Он пешком? Не знаю… Да и никто не знает об этом всего. Даже сам Всадник…

ХХХ

Тишина становилась невыносимой. Хотелось выстрелить, да так, знаете ли, со звоном, с брызгающим во все стороны стеклом, с надсадным воем сирен за окном. Да только где их взять, сирены? Негде. А славно было бы… Трах-бах. Штукатурка сыпется, щепки летят, гильзы горячие по полу стук… стук… Пистолет этот, блин, дьявольский… Зачем он мне? Кто-то из великих бойцов сказал негромко так, с достоинством, наверняка, типа мол: " Уж если ты вытащил пушку – не жди, не пугай засранца, а бей точно в лоб, ну, или на худой конец в ногу, а то взяли моду, пушек насобирают по карманам и ходют и ходют друг за другом, как пидорасы… А до дела доходит, начинают друг дружке угрозы рассказывать, а на курок жать, толи силы нет, толи жопы…" Я еще раз внимательно осмотрел оружие. Серьезная вещь, ничего нельзя сказать. Увесистая, солидная. С таким, небось, сам Ринальдо Ринальдини ходил, или как там его? Ходил значит, сигарой дымил, зубы желтые прокуренные обнажал в кривой ухмылке. Чего там, "круче нас только горы"… Какие там у них горы? Апеннины… или это полуостров, а нет… Как же их? Вулкан там точно присутствовал, Помпейский… Или не присутствовал, а просто… Ой, да ну его к монахам этого Ринальдини, может и не было его вовсе, а пистолетик-то вот он, присутствует. Мда…

Дела давно забытых дней

уйдут от нас как запах срани,

когда вечерний первый гром…

или снег?.. Парам-пам-пам не за горами?

Черт, какие же у них горы? Надо в атласе посмотреть, вспомнить бы только

куда я его засунул?

…А на некопаных дорожках

Идет удод на бритых ножках…

Звонок. Телефон кажется. Боже, какой же удод это звонит? Чур, меня, чур…

Аппарат сиротливо валялся в углу сразу за пустой трехлитровой банкой, синюшно отливая вывороченными внутренностями, навевая тоску и истошно вопя при этом. Единственно, что не вписывалось, в привычную до боли в зубах реальность, была валяющаяся рядом с ним, перемотанная изоляционной лентой трубка. Трубка с пошлой наклейкой, трубка видавшая виды и хранящая память миллиона самых разных ушей. Трубка ждала, она жаждала сообщить что-то и трясущаяся от непонятного ужаса, встревоженная, цепенеющая от непонимания рука, наконец, потянулась к ней.

– Да…

– Ой,– пискнула трубка, испуганным девичьим голоском.– Самуил Саваофович?

Вот-вот, именно так все и происходит. Звонит девушка по поломанному телефону и спрашивает Самуила Саваофовича. А потом: "Белые, белые, белые халаты…" Но так просто я не сдамся:

– Послушай, родная, какого тебе еще Саваофовича?

– Ой, я, наверное, ошиблась. Тут у нас такая путаница!

– Какая путаница? Вы кто?

– Я? Я Лена…

– Ну и дальше что?

– Дальше?

Возникла пауза, наверняка неловкая, не знаю как мне, а Лене так точно было неловко.

– Послушайте, а Вы точно не Самуил Саваофович?

Я медленно закипал.

– Вы откуда звоните?

– С телефонной станции. Извините, у нас тут такое творится! Погодите, это номер 9555666?

– Да…– номер действительно был мой.

– Ну вот, видите! – почему-то обрадовалась девушка.– А вы говорите…

– Да ничего я не говорю.

– Фамилия Ваша как, гражданин?

– Ринальдини, – мне тоже вдруг стало весело, какое ни какое, а развлечение.

– О…

– Не "О", а Ринальдини. Ринальдо ммм… Джанлуиджевич.

– Погодите не так быстро, я записываю. Джан… Как?

– Луиджевич, – любезно подсказал я.

– Луиджевич, – эхом отозвалась трубка,– Ну вот и славно. Адрес Ваш подскажите, пожалуйста.

Я подсказал.

– Спасибо. Вы в какой валюте оплачивать будете?

– Чего оплачивать?

– Как чего? Разговор. У Вас же сектор "Це"?

– Не уверен…

– Как это не уверен? Подождите…– в голосе неведомой Лены звучала неприкрытая обида, а в трубке вроде бы как зашуршали бумагой. И че они там с ней делают?

– Ринальдо Джанлуиджевич, у Вас уже и так задолженность за прошлый год, и за этот уже два месяца…

Ну, против этого я допустим, не спорил. Шут с ними со станцией этой телефонной, но какого дьявола…

– В целом выходит 118 тысяч 537 лархов 04 ксе. У нас все фиксируется.

– Сколько? – трубка показалась мне ужасно тяжелой.

– 118 тысяч 537, 04. – уверенно произнесла Лена. – После 120 тысяч задолженности Ваш аппарат будет отключен.

– Чего ноль-четыре?

– Ксе, ну что Вы как маленький, Ринальдо Джанлуиджевич? За разговоры не платите, а потом обижаетесь.

– Послушайте, как Вас там, Лара… Тьфу, Лена, извините, я про валюту не понял. Какая валюта еще? Я знаю, что задолженность, и не отказываюсь вовсе и все непременно оплачу, не беспокойтесь. Но, во-первых, не так много, в конце концов, у меня и квитанции есть. Откуда такая сумма?

– Молодой человек! – в голосе девушки явно послышались металлические нотки. Вот уж не ожидала!– Разговоры с Межреальностью оплачиваются согласно Постановления за номером 74556884456125, в валюте реальности Оппонента. Ваш Оппонент Маградон. Срок оплаты не позже двадцатого числа текущего. Валюта: ларх… Чего Вам еще не понятно? Квитанцию Вам пришлют…

Через пару томительных секунд я обнаружил, что слушаю короткие телефонные гудки. Еще через пару секунд, пропали и они. Я машинально поднял телефон, положил трубку на рычаг и стал наматывать на палец шнур.

" Ну и дела… Маградон. Это тебе не Апеннины…"

В это время шнур кончился, и я тупо рассматровал обрывок провода в своих руках, он даже не был включен в сеть.

" Горячка белая, белая горячка"– прошептал кто-то у меня в затылке голосом девушки с телефонной станции.