— Пожалуй, я тоже позанимаюсь.

— Да ради бога. Тогда я пошёл дальше учить. Ты тоже не ленись.

Я одним глотком прикончил кофе и поднялся. Но Комачи дёрнула меня сзади за рубашку и квакнула как лягушка-вол. Я повернулся и увидел, что она широко мне улыбается.

— Ты сказал «ты тоже», так? Разве это обычно не значит «давай позанимаемся вместе»? У тебя проблемы с японским?

— Это у тебя проблемы с японским…

Ну, не страшно и поглупеть на какое-то время, поглядев, как моя недалёкая сестрёнка занимается, подумал я.

И начались наши совместные ночные занятия.

Мы сбегали в свои комнаты, притащили учебники и тетради и разложили их на столе в гостиной. Я решил сконцентрироваться на японской истории и углубился в группу вопросов по Ямакаве, листая учебник и делая выписки.

На стороне же Комачи лежал учебник английского для средней школы. Как будто он мог помочь с её отвратительным владением языком.

Мы прилежно трудились, не говоря ни слова. Я отвечал на вопросы и записывал обширные примечания в тех местах, где ошибался. Снова и снова. И когда наконец закончил список вопросов к экзамену, обнаружил, что Комачи смотрит на меня отсутствующим взглядом.

— …Чего?

— А? А, я просто подумала, что ты такой пуританин, братик.

— Смотришь на меня свысока? На трёпку нарываешься? Все волосы повыдергаю!

Но Комачи лишь рассмеялась.

— Ты только так говоришь, братик, но ни за что меня не ударишь.

— Чего? Тебе только кажется. Просто, ударь я тебя, мне от родителей достанется. Вот и всё. Не мни о себе лишнего.

— Хе-хе-хе. Покраснел, покраснел, — пропела она, демонстрируя «знак мира».

— З-заткнись…

Хорошо, что я не преминул щёлкнуть её по лбу. Точнее, я запустил ей в голову резинкой, включая процесс саморазрушения. Честно говоря, силу я не сдерживал.

— Ой!

Потирая след от резинки, Комачи посмотрела на меня со слезами на глазах.

— Хмф… А я-то хвалила тебя, что ты такой хороший ученик…

— Потому что чушь всякую несёшь. Берись уже за учёбу, чёрт тебя побери.

— Вот потому-то ты и пуританин. О боже, какие же разные бывают братья и сёстры. У меня есть друг, который ходит в ту же подготовительную школу, что и я. Так у него старшая сестра вконец распустилась, совсем ночевать домой не приходит.

— Угу…

Кажется, Комачи окончательно потеряла всякое желание учиться, уже успев захлопнуть свой учебник. И теперь мы по уши увязли в пустом трёпе.

Мудро игнорируя её болтовню, я продолжал повторять историю. Шесть-четыре-пять, реформы Тайка — Шестьсот сорок пятый год.

— Но знаешь, его сестра ходит в школу Соубу и раньше была примерной ученицей. Интересно, что могло с ней случиться.

— Вот как.

Слова Комачи в одно ухо влетали, из другого вылетали. Шесть-девять-четыре, Фудживара стала столицей в шестьсот девяносто четвёртом. Или семьсот девяносто четвёртом? Нет, это Хейан.

Меня уже клонило в сон. Люди с сильной волей могут противостоять препаратам. Иначе говоря, сколько бы кофеина я в себя ни влил, желание спать возьмёт верх.

— Но знаешь, это его семья, так что я действительно ничего не могу сказать. Мы в последнее время сблизились, и он откровенен со мной, но тут я не в силах что-то сделать. Да, его зовут Тайши Кавасаки, и он начал ходить в мою подготовительную школу в апреле.

— Комачи…

Ручка выпала из моих рук и с клацаньем покатилась по столу. Всю усталость как рукой сняло.

— Что у тебя за отношения с этим Тайши? Что значит «сблизились»?

— Ой, ты так страшно смотришь, братик…

Кажется, я серьёзно на неё посмотрел. Комачи даже немного испугалась. Но это же моя глупая сестрёнка. Если она не будет следить за собой, с ней бог знает что может случиться. Естественно, я, как член семьи, беспокоюсь. И если она спутается с каким-то парнем, ничего хорошего ей это не сулит.

Брат не может терпеть подобного.

— Хм. Если что-то тебя беспокоит, расскажи мне. Я уже говорил, но то, чем я занимаюсь в клубе помощников — и чем до сих пор не занимался, кстати — может быть, поможет тебе. Наверно.

Комачи надула щёки и улыбнулась.

— Братик, ты в самом деле такой пуританин!

Настало утро. Расчирикались воробьи. Так это была так называемая «перемотка на завтра», которую так любят писатели.

Я открыл глаза и удивлённо поморгал. Незнакомый потолок. А, выходит, я в гостиной. Похоже, учился-учился и заснул. Последнее, что помню — допрос Комачи насчёт её отношений с мальчиком.

— Эй, Комачи. Утро уже.

И тут я сообразил, что сестры нигде не видно. Пару секунд осматривался в её поисках, потом посмотрел в окно. Солнце стояло уже высоко. Секунды за три я это осознал. У меня засосало под ложечкой, я покрылся холодным потом и посмотрел на часы. Они показывали девять утра. Я отвёл взгляд, потом посмотрел снова. По-прежнему девять утра. На всё про всё ушло пять секунд.

В следующие десять секунд на меня обрушилось понимание ситуации.

— Опоздал. Точно опоздал…

Я расстроенно понурился.

На столе стоял завтрак — тосты, ветчина и яйца. И лежала записка, оставленная Комачи.

Дорогой братик, я ушла, потому что не хочу опоздать. Не беспокойся!

С.П. Не забудь позавтракать!!!

— Дубина… ты что, секретная полиция? П.С. писать надо, как в Playstation.

Так или иначе, нет смысла злиться на то, что уже случилось. Я жевал завтрак и собирался в школу, бормоча себе под нос. Родители, похоже, тоже уже ушли. И папа, и мама работали, так что утро в доме Хикигая начиналось рано. Мама готовила завтрак, а за обед обычно отвечала Комачи.

И несмотря ни на что, ни одна сволочь не удосужилась меня разбудить. Я задумался, любят ли они меня вообще, и предпочёл счесть, что они просто по доброте душевной решили дать мне поспать.

Переоделся, покинул дом и проверил, хорошо ли захлопнулась дверь.

Лениво крутя педали по набережной, я глянул вверх и увидел гигантские колонны облаков, быстро ползущие по небу. Дорога сегодня была поразительно спокойна. Обычно тут разворачиваются настоящие гонки между ребятами из разных школ. Обогнать всех с криком «Давай! Магнум!» — просто замечательно. А то и вспылить и заорать что-то вроде «Я не уступлю! Сверхзвук!».19

Сегодня же тут соперничали дамы в возрасте, изо всех сил старающиеся сбросить вес, и старики, выгуливающие собак. На самом деле, ехать на велосипеде под голубым небом — это здорово. Расскажи кому про такое и предложи прогулять школу вместе с тобой — сработает в половине случаев.

И всё же, почему чем ближе я к школе, тем сильнее меня одолевает меланхолия?..

Но я не стал прокрадываться тайком. Просто вошёл как обычно. В это время учителя все в классах, они тебя ни за что не заметят. Нет смысла бояться. Я это прекрасно изучил за семьдесят два прошлых своих опоздания. Восьмой десяток идёт, так скоро будет побит школьный рекорд. На третьем году я нацеливался достичь двух сотен побед.

Войти в школу — это несложно. Проблема войти в класс. Я оставил велосипед на стоянке и рысцой двинулся к входу. И едва я зашёл на территорию школы, на меня словно обрушилось двойное тяготение. Планета Вегета, знаете ли.20 Я затащил себя по лестнице и поволок по пустому коридору, пока не оказался наконец перед дверью своего класса на втором этаже.

Глубоко вздохнул. Взялся за ручку двери. И в этот момент у меня ёкнула селезёнка.

Дверь распахнулась.

Все уставились на меня, но никто ничего не сказал. В классе повисла тишина. В которой растворились и шепотки, и голос учителя.

Я не опаздывать ненавижу. Что я действительно ненавижу, так это вот эту атмосферу.

Вот опоздай, к примеру, Хаяма, его бы наверняка встретили как нибудь вроде «Привет, Хаяма! Давай в следующий раз ещё позже!» или «Хаяма, ну ты и тормоз!».