— Сеньор Федерико, — вновь заговорила Ирена, — прошу вас, расскажите Карлосу о том, что произошло, я не в силах… у меня перехватывает горло.

В который раз Корхеса резануло это обращение «сеньор Федерико». Все домашние давно и запросто звали его Федерико, и только одна Ирена соблюдала дистанцию между ними, обращаясь к нему подобным образом.

Но Федерико не заставил ее повторять приглашение. Он принялся рассказывать о событиях той «роковой», как он выразился, ночи, и Ирена ни разу не перебила его. Он чувствовал на себе ее пристальный взгляд, говорил, и вместе с тем думал: «Почему она не верит мне? Где я прокололся? В чем моя ошибка, если таковая существует? А может, просто Ирена по натуре необщительный и недоверчивый человек, и ошибки никакой не было?» Федерико время от времени, продолжая свой рассказ, поглядывал на Ирену. Что выражает ее взгляд? Он почти физически ощущал его на своем лице, как дуновение ветерка. Когда Корхес окончил свое печальное повествование, Ирена чуть наклонила голову:

— Благодарю вас.

В этих словах прозвучала не признательность, а как будто какое-то сомнение… Корхес ожидал, что она, чтобы развеять это сомнение, задаст ему какие-то вопросы, попробует кое-что уточнить, ведь им еще ни разу не доводилось беседовать, но Ирена повторила:

— Благодарю вас.

Теперь он в тоне произнесенных слов отчетливо расслышал просьбу уйти, оставить их с Карлосом наедине.

Федерико легко поднялся и произнес, обращаясь к Карлосу:

— Приятно было познакомиться. С вашего позволения…

С этими словами Корхес удалился.

Он поднялся на второй этаж, потом, осторожно ступая, спустился по лесенке черного хода вниз, оказавшись в саду, затем подкрался под окно гостиной и принялся слушать. После его ухода Карлос произнес:

— Ты что-то хочешь добавить к рассказу этого сеньора?

Ирена кивнула. Все еще что-то обдумывая про себя, — рассказ Корхеса она выслушала точно лицо постороннее, не принимавшее в описаниях Федерико никакого участия, — она сказала:

— Да.

Это прозвучало как-то очень веско, и Карлос поневоле насторожился.

— Ты слышал, как этот сеньор произнес: «Херман Гальярдо исчез в клубах дыма…» — лицо ее исказилось. — Да, так оно и было. Но…

— Что «но»? — поторопил ее Карлос.

— Дело в том, что сначала мы не знали, что Хермана убили. О том, что на затылке его обнаружили смертельную рану, полицейские сообщили нам не сразу. Поначалу они сами решили, что Херман просто задохнулся от дыма. Но я сразу поняла, что он был убит. Ведь я собственными глазами видела, как он покачнулся, стоя в проеме окна, как будто ему нанесли удар по голове…

— Ты это видела? — переспросил Карлос.

— И не только я, но и сеньор Федерико наверняка видел это. Но до тех пор, пока полиция не сообщила нам, что Херман был убит, Корхес утверждал, что якобы видел, как Херман отошел вглубь комнаты… Сейчас в своем рассказе он эту конкретную фразу заменил на «клубы дыма»… Зачем ему тогда было рассказывать Эстеле о том, что Херман сам отошел от окна… Эстеле и газетчикам… Вот чего я не пойму…

Именно в эту минуту Федерико подкрался под окно гостиной и стал слушать.

— Мне кажется, — заметил Карлос, — что это не имеет существенного значения. Ты напрасно придираешься к словам…

— Не знаю, — раздумчиво сказала Ирена, — возможно, ты прав. Я часто бываю чересчур подозрительной. Но интуиция подсказывает мне, что этот сеньор не случайно оказался рядом с нами в ту ночь.

«Черт бы побрал твою интуицию!» — усмехнулся про себя Корхес.

— Он вклинился в дом Эстелы, — продолжала Ирена, — обворожил всех…

— Кроме тебя, — вставил Карлос.

— Кроме меня, — подтвердила Ирена, — меня ему не удалось обаять. Приглядись к нему, Карлос. Попроси Оливейру навести справки об этом типе. Я ему не верю, понимаешь, не верю…

— На вид порядочный человек, — высказал свое впечатление Карлос. — Мне он понравился.

— Вот это меня и пугает, — проговорила Ирена. — Он всем, всем нравится. Он умеет нравиться. Что-то в этом есть не простое, и это настораживает. Одним словом, будь осторожен, Карлос.

— Но ты не рассказала мне, что произошло до той роковой ночи… Мама спустя несколько дней после гибели отца звонила Темесу. Он рассказал ей, что счета отца были арестованы, и что вы бежали из Каракаса, опасаясь ареста самого отца. Это верно?

— Поезжай к Темесу, — с горькой усмешкой молвила Ирена, — раз он так хорошо все знает о твоем отце, пусть все тебе и расскажет.

Глава 40

Прокурор Фернандо Темес сидел в своем кабинете и вместе со следователем Портасом просматривал сводку событий, происшедших за ночь, но мысли его были далеко.

…Утром ему позвонил из Майами его новоиспеченный зять Хуан Сильва и дрожащим от волнения голосом сообщим, что Клаудия сбежала, оставив на столе записку странного содержания: дескать, соскучилась по отцу и летит в Каракас, чтобы повидаться с ним. Темесу тут же захотелось швырнуть трубку, сжать голову руками и завыть от отчаяния, но Хуан Сильва продолжал бормотать, что он, конечно, понимает дочерние чувства супруги и отдает им должное, но можно было более тактично довести до его сведения эту новость, а не оставлять сумбурную записку, которая заканчивалась многократным повторением слова «прости». Он, конечно, ее прощает, но не следует так обращаться со своим мужем, «передайте это вашей дочери», бубнил Хуан Сильва.

— Когда она вернется, я выскажу все это ей сам, — продолжал нудным голосом зять.

Темес извинился за дочь и пожелал Хуану Сильве всего самого наилучшего, утаив от него свою уверенность в том, что зятю уже не доведется ничего высказать в лицо его беспутной дочери Клаудии, поскольку — он-то ее знал, — рассчитывать, что она вернется в Майами, по меньшей мере наивно.

Положив трубку, он сказал Портасу:

— Карлос Гальярдо вернулся в Каракас.

— Откуда вы это знаете? — быстро спросил его Портас.

— Знаю, — этим мрачно произнесенным словом Темес будто поставил точку на дальнейших расспросах, и Портас, пожав плечами, снова углубился в сводку.

Конечно, Карлос в Каракасе, и Клаудия, наверняка обрывавшая телефон Эстелы ди Сальваторе, об этом узнала, вот что означает ее поспешный отъезд. История повторяется. Вот так же его жена Лусия много лет назад, оставив ему сумбурную записку, уехала с каким-то малоинтересным гастролирующим певцом из Аргентины, и ее предательство потрясло его настолько, что он поклялся никогда больше не связывать себя брачными узами и посвятить всю свою жизнь дочери, которую бросила жестокая, своенравная мать.

Но вторую часть своей клятвы Темес не исполнил, что там говорить! Клаудия росла, предоставленная самой себе, в то время как ее отец дни и ночи проводил в полицейском участке. Работа ему заменила семью. Конечно, он любил Клаудию, и она это знала, девочка имела все то же, что имели ее ровесницы, училась в одной из лучших школ Каракаса, дружила с отпрысками порядочных семейств, — и все же недостаток внимания со стороны отца дал о себе знать. Или же в ее поведении проявлялась дурная кровь беспутной Лусии?..

…Стало быть, Карлос вернулся. Впрочем, на что ему Карлос! Ясно, что Хермана Гальярдо прихлопнули его же дружки, дельцы наркобизнеса, а не какие-то там террористы. Не поделили кусок пирога, вот и все. Его самого, Темеса, теперь все это не слишком интересует: Влад Островски дал показания, которые могли бы уничтожить Хермана, но сам Херман в могиле. Заговорить Влада убедил адвокат Рехано. Портас не доверяет Рехано. Считает, что уж слишком часто удается Рехано получать дела, связанные исключительно с наркотиками. Но Портас склонен подозревать всех и каждого, а лично он, Темес, ценит людей тонких, умеющих разбираться в психологии, вроде Рехано. Портас, не отдавая себе в том отчета, завидует Рехано — тот умеет быть обходительным, как подлинный аристократ, умеет блеснуть своей образованностью, умеет постоять за себя и за своего клиента. Пусть Портас сам копает дело, берется как следует за Манчини, ищет Яриму — ведь он уверен, что это она организовала убийство Хермана Гальярдо. А у него, Темеса, эти Гальярдо как кость в горле!.. Бедная, глупенькая, сумасбродная Клаудия!