— Ох, подруга, и злюка же вы, — засмеялась Фируза, — не дали добропорядочным юношам поразвлечься…

— За кого они нас приняли? — раздраженно сказала Оим Шо. — Неужели находятся женщины, которых им удается приманить?

— Находятся, к сожалению…

У входа в ЧК толпилось много военных, конные и пешие милиционеры… Женщины осторожно пробрались между лошадьми и вошли в комендантскую. Там они сказали, что нужны по срочному делу Асо и Насим-джан. Комендант кому-то позвонил по телефону, но прошло не менее часа, пока появился Асо. Он был крайне удивлен приходом Фирузы, да еще с какой-то женщиной и Мираком.

— Что случилось, — взволнованно спросил он, — что вы, не глядя на ночное время, пришли сюда?

— Я пыталась дозвониться, никто не отвечал… Мирак прибежал сказать, что отец его арестован…

Асо переменился в лице.

— О, как плохо! Ака Хайдаркул уехал? — спросил он коменданта.

— Да, с полчаса назад…

— Идите-ка вы домой, — обратился Асо к Фирузе, — и Мирака с собой возьмите. Сегодня ночью у нас здесь много будет дела…

Тут подала голос Оим Шо:

— Ака Асо, видели вы Насим-джана?

— А, это вы? Не узнал. Насим-джан здесь, могу позвать. Оим Шо заколебалась. Видно было, как она борется с собой.

— Нет… Да… Ну, если он так занят… мы пойдем… Вот жалко Мирака… Хоть бы спасли его отца!

— Спасем, спасем! — Асо нетерпеливо посмотрел на стенные часы и заторопился. — Ну, я спешу, надо сообщить новость…

Асо ушел, а женщины остались в комендантской. Их остановили сверкнувшая за окном молния и мощный удар грома, за которым хлынул дождь.

В помещении стало людно и шумно, то и дело входили и выходили военные, вооруженные с головы до ног, звякая саблями… Толпа на улице умножилась и бурлила…

Из дверей, ведущих внутрь, вскоре появились Асо, Карим, Насим-джан и еще несколько ответственных работников ЧК. Увидев, что женщины еще здесь, Асо заволновался и что-то шепнул коменданту. Оим Шо чуть было не кинулась к мужу, но сдержалась.

Когда вся эта группа вышла, комендант обратился к женщинам:

— Сейчас подадут фаэтон, и вас отвезут домой.

— Спасибо, но нам фаэтон не нужен, — сказала Фируза. — Мы и так дойдем.

Они вышли на улицу. Проезжали последние отряды конных армейцев; за ними четко, в ногу вышагивали пехотинцы. Постепенно улица пустела.

Женщины стояли еще в дверях, когда их нагнал комендант.

— Нет, нельзя вам идти одним в такой поздний час! Вас проводит вот этот парень.

Фируза и Оим Шо ушли вперед, а за ними следовали Мираки незнакомый молодой человек, вооруженный револьвером Еще не доходя до квартала Говкушон, куда лежал их путь, они услышали выстрелы со стороны загородного Дилькушо.

— Ох, сестрица, — тяжело вздохнула Оим Шо, — война началась. Фируза промолчала.

Безлюдно и жутко было в этот час на улицах древней Бухары, города, который ветер истории стремился омолодить.

Тишину нарушали только шаги наших запоздалых путников. Каблуки женских туфель и мужских сапог звонко цокали о камни тротуара. Да еще доносилась дальняя стрельба. Там шел бой, там люди убивали друг друга.

Мирно спали в этот час ремесленники и кустари, служащие и торговцы, учителя и школьники, назиры и водоносы все городское население. Они словно не слышали разрывающей воздух стрельбы… А если и слышали, то привыкли к ночным перестрелкам. Спали же спокойно потому, что верили — их защитят… Войска ЧК, милиция и, наконец, мужественно сражающаяся с басмачами Окружная чрезвычайная комиссия. Кто бы мог подумать, что это с ее войсками идет сейчас кровопролитный бой!

Чекисты Бухары и Кагана начали наступать еще до рассвета и очень легко заняли Дилькушо. Лишь каких-нибудь два десятка воинов обороняли резиденцию Аса да. Многие из них, уже раненные, продолжали отстреливаться. Но им пришлось вскоре сдаться. Взятые в плен сообщили, что Асад с главными воинскими частями ушли еще в полночь… Попросту сбежали.

Во главе воинов из Кагана оказался Хайдаркул.

— Ясно, что Асад был осведомлен о всех наших планах, — сказал он, когда победители собрались в большой мехманхане. — После того как был арестован Сайд Пахлаван, а затем я, они еще вечером начали подготовку к отступлению.

— Они не могут далеко уйти, — сказал принимавший участие в походе Федоров. — За ними сейчас следуют отряды Насим-джана и Асо, а с этой стороны железной дороги мы им преградили путь. Так они не смогут пройти в Карши…

Вдруг, прервав себя, Федоров участливо посмотрел на Хайдар-кула:

— А как вы, не ранены? А где Сайд Пахлаван?

— Козим-заде увез его в Каган, в больницу. Старик тяжело ранен в плечо… Дай бог, чтобы жив остался!

Все грустно молчали. Внезапно в наступившую тишину ворвался голос Наима, которого нашли в какой-то дальней комнате и приволокли сюда.

— Каюсь, каюсь! — кричал он, задыхаясь от страха. — Я никого не хотел убивать… Меня, меня избивали, мучили… Раздробили ребра… Я умираю, я…

— Скажи лучше, куда ушел Махсум? — резко осадил его Хайдар-кул.

Тут Наим Перец неожиданно улыбнулся:

— Махсум? Он никуда не ушел… он на женской половине дома.

— Да, действительно, мы туда не заглядывали, — воскликнул, вскочив, Карим. — Может быть, и Ойша, и ее мать тоже там?

— Вряд ли, — покачал головой Хайдаркул.

— Да, да, они там! — смеясь, выкрикивал Наим.

— Он помешался! — сказал Хайдаркул.

— А может, притворяется? — усомнился Федоров.

— Нет, — настойчиво сказал Хайдаркул, — Махсум не бросил бы его, здорового. Он был его правой рукой… Сайд Пахлаван крепко избил его, кулаки сделали свое дело! Уведите и присматривайте за ним. А мы все же пойдем, проверим.

Во внутренний двор отправились Хайдаркул, Карим и Федоров. Там уже успели побывать бойцы. Один из них отрапортовал:

— Никого не обнаружили… Все вещи вроде как на месте… Видно, не успели захватить.

В дом вошел один Карим. На гвоздях висели женские платья, тюбетейка, головная повязка. Карим подошел, потрогал. От них исходил тонкий аромат. Вещи Ойши… У Карима закружилась голова и больно сжалось сердце. Глаза застлали слезы. Он прошелся по комнате, там царил беспорядок, всюду разбросаны женское белье, платья, платки. Кровать не прибрана, бросились в глаза алые пятна крови на белой подушке… У кровати валялась плеть с рукояткой из черного дерева.

Страшная картина возникла в воображении Карима: мучитель хлещет этой плетью Ойшу и ее мать, потом, связав по рукам и ногам, тащит и увозит. О горе, горе!..

Дрожа от ужаса и негодования, Карим вышел в сад. Там праздновала свой приход весна. Только что взошло солнце и позолотило все вокруг. На листве и на лепестках роз, как алмазы, сверкали капельки ночной росы. Трепетали на яблонях и абрикосовых деревьях нежные бело-розовые, еще не сброшенные цветы… Воздух был напоен их ароматом, запахами земли, травы… Прекрасен был сад в этот ранний утренний час. Но Карим ничего не видел, не чувствовал. Он был поглощен мыслями о несчастной Ойше, беззащитной Ойше…

В саду появился Хайдаркул.

— Весна в расцвете, — сказал он, подходя к Кариму, — а мы и не заметили, когда она пришла. Как красиво!

— Очень красиво, — грустно сказал Карим, стирая со щеки набежавшую слезу.

— Не горюй, сынок, ты отвоюешь свое счастье, свою любовь… Пришла пора!