Умар-джан тем временем пригласил гостей в комнату. Все сели за стол. Амон принес чай, а Умар-джан, сказав, как полагается, добро пожаловать, тут же добавил:

— Простите, я в рабочей одежде к столу сел. Надо переодеться.

Он вышел в переднюю. И тут Хайдаркул сообщил Амону, что отец его внезапно умер. Все имущество, дом и землю помощник казия записал за своей дочерью, а в действительности прибрал к своим рукам.

— Если хотите, можете заявить протест и получить полагающееся вам по закону наследство, — закончил свой рассказ Хайдаркул.

— Нет, дядюшка, — отрезал Амон. — Мне опротивел тот дом и те земли. Не нужно мне это наследство, оно мне все равно что головная боль. Даст бог здоровья и силы — мне больше ничего не надо! Разве у них что отберешь?! Они соломинку из рук своих не выпустят! Если затевать с ними дело, они еще пуще разъярятся, начнут преследовать, — чего доброго, опять в сумасшедший дом упекут! Нет уж, пропади оно пропадом, это наследство! Обойдусь!.. Я подал заявление, хочу в русское подданство перейти… В наш кишлак никогда не вернусь!

Хайдаркул задумчиво смотрел на Амона.

— Знаешь, — сказал он, повременив, я думаю, что твой отец не своей смертью умер. Кое-кто у него же научился, как действовать…

Амон вспыхнул от гнева.

— Ну и пусть их давят друг друга! Посмотрим, долго ли это будет продолжаться. Ничего, настанет и их черед! Дождемся того дня, когда эти кровожадные шакалы будут уничтожены Мы отомстим, мы отомстим!

— Непременно! — подхватил слова Амона вошедший Умар-джан. Он переоделся в новенькую синюю сатиновую рубашку, серые форменные брюки и черные башмаки. — Не сомневаюсь, что их черед придет, непременно придет! Но этот день не придет сам собой, нет. Это мы, мы, которых угнетали, обманывали, преследовали, морили голодом, мы должны добиться своего, воздать им по заслугам!

— А что мы сейчас можем сделать? — нетерпеливо спросил Амон. Их всех надо поубивать, одного за другим, — яростно воскликнул Хайдаркул. — Ох, попади только мне в руки Гани-джан-бай, я ему покажу, с такой музыкой отправлю в ад, что вы скажете: вот молодец!

Умар-джан спокойно выслушал горячую речь Хайдаркула и улыбнулся:

— Нет, я не скажу — вот молодец.

— Почему? Неужели тебе жалко бая?

— Что ты? Ни один баран не пожалеет волка, чего же мне-то жалеть бая? Но, убив одного бая, мы ничего не добьемся.

— Э, зато я отомщу этому извергу! Гани-джан-бай — самый опасный, самый лютый враг бедняков. Это не человек, змея, коварная змея! Он сумел обмануть, заморочить голову Асо, такому честному, доброму и разумному парню! Он так ловко действовал, что юноша поверил, будто бай женит его на Фирузе. Об этом я и пришел вам рассказать, посоветоваться, что делать.

И Хайдаркул подробно рассказал все, что ему удалось урывками узнать о Фирузе и Асо.

— Я думал, Асо лучше разбирается в людях, — закончил Хайдаркул свой рассказ.

— Любовь ослепила его, — задумчиво сказал Амон.

— Ничего, прозреет! — спокойно заключил Умар-джан. — Вы ему разъясните, поучите уму-разуму… Если слова не помогут, жизнь глаза раскроет!

— Это так, жизнь научит, но уж больно дороги ее уроки!.. Бывает, что и самой жизнью приходится заплатить.

Хайдаркул умолк и загрустил.

— Да, горька правда жизни, но уж ее человек никогда не забудет! — сказал Умар-джан и тут же перевел разговор на другое: — Хорошо мы гостя угощаем, Амон-джан! Как говорится, соловья баснями не кормят. Подавайте шурпу — наверное, уже готова.

Хозяева засуетились, один из них расстелил скатерть, другой начал разливать шурпу.

В дверь постучали, вошел Николай — высокий, голубоглазый.

Свежий цвет лица, зачесанные назад золотистые волосы молодили Николая, по первому впечатлению он выглядел двадцатипятилетним, лишь присмотревшись, можно было заметить морщинки на лбу и у глаз. Держался он уверенно и спокойно.

Все принялись за еду.

Когда убрали со стола, Николай стал расспрашивать Хайдаркула, а Умар-джан переводил.

— Какие новости в Бухаре?

— Да с виду тихо, спокойно… Правда, муллы подняли крик из-за железной дороги, которую будто бы собираются провести и Бухару. Но разнесся слух, что белый царь испугался мулл и будет строить станцию за городом.

Николай резко заговорил:

— Это все обман! Наверное, духовенство надеется извлечь пользу из этой заварухи, вот и подняли шум!

— Наверно, так! — поддержал Хайдаркул. — Казикалон устроил своего сына главным раисом Бухары. Но далеко не все этого хотели, например, кушбеги…

— Вот видите! Хотят пыль поднять, сквозь пыль-то не очень разглядишь, в чем дело… Пошумят, возбудят страсти, напугают эмира, это им только и нужно!

— Сегодня казикалон послал политическому агенту белого царя два кожаных сундука с подарками, это я видел собственными глазами.

— Понятно! Ему надо подкупить русского политического агента, перетянуть на свою сторону. Но и политический агент не дурак. Подарки он примет, а потом сделает то, что ему покажется более выгодным. А от этой грязной возни страдает народ.

Хайдаркул снова распалился:

— Всех этих подлецов проклятых уничтожить надо! Я готов на все! Прямо сейчас пойду убью Гани-джан-бая!.. Потом отправлю в ад миршаба, казикалона, потом…

Николай, видя, с какой страстностью Хайдаркул говорит, прервал его и попросил Умар-джана перевести. Узнав, в чем дело, Николай усмехнулся и спокойно заговорил:

— Знаете, друг, это не поможет! Вот и в России так было: убили бомбой одного царя, а на его место сел другой. При этом казнили много людей, опять лилась кровь народная…

Но действовать надо… Есть у нас в России партия. Как бы вам объяснить это… Партия, состоящая из людей, которые хотят изменить все. Так построить жизнь человеческую, чтобы люди могли мирно трудиться и жить трудами рук своих, никого не угнетая и не позволяя себя угнетать. Для этого все трудовые люди должны объединиться, заявить о своих правах, свергнуть не одного Гани-джан-бая или миршаба и еще некоторых угнетателей, а всех сразу, и так, чтобы уже никогда не было их на свете, чтобы веем владели трудовые люди! А эти, бывшие властители, если хотят жить, пусть тоже трудятся наравне со всеми!..

Умар-джан не успевал переводить, но все же смысл того, что говорил Николай, дошел до Хайдаркул а, и он воскликнул:

— Да разве это возможно?! Чтобы Гани-джан-бай стал трудиться рядом со мной! Ха-ха-ха!

Николай изучающим взглядом смотрел на Хайдаркула, а когда Умар-джан перевел его слова, он ответил:

— Да, я понимаю, что вам это трудно сразу себе представить, но скажите, так было бы правильно?

Хайдаркул, выслушав перевод Умар-джана, воскликнул:

— Очень правильно, очень, очень правильно! Но вдруг задумался и сказал упавшим голосом:

— Но прежде я должен убить Гани-джан-бая! Он опозорил мою дочь, убил мою жену, они обе погибли. Я не могу ждать, пока все бедняки объединятся. Никто не отговорит меня от мести! Что же, покориться и ждать, пока все объединятся? Я не доживу до тех пор. Лучше скажите, как быть с Асо.

Тут вступил в разговор Амон, сидевший до сих пор молча:

— Думаю, что он скоро сам все поймет, а вы лучше о себе подумайте.

— А что мне еще думать?

— Так и будете числиться в сумасшедших?

— А что же еще? — улыбнулся Хайдаркул. — Ради того, чтобы ходить свободно по улицам, я уже просидел четыре месяца в сумасшедшем доме.

— Почему бы вам не попытаться стать русским подданным? Хайдаркул помрачнел.

— Сначала выполню свой долг, потом посмотрим.

Долго еще сидели друзья и беседовали. Николай попробовал объяснить попроще, что происходит в России, говорил о том, как рабочие добиваются своих нрав, бастуют. Умар-джан переводил. Он с радостью наблюдал, как внимательно и с каким пониманием слушал Хайдаркул. А на Амона эти речи действовали как живительный источник в жаркий день на истомленного жаждой человека. Он мысленно давно расстался с Бухарой, этот город представлялся ему большим сумасшедшим домом, где царят произвол, жестокость, несправедливость и тьма.